В той первой картине Марсом был богом забытый городок, где производят игрушечных зайцев и слонов. В нынешней - город, представленный на экране унылым индустриальным пейзажем и шоколадной фабрикой, где работает героиня. Обитатели этого города мечтают улететь на Марс, что вот-вот станет реальностью: телевизор рассказывает, что уже полным ходом готовятся первые экспедиции и тренируются первые счастливцы.
Анна - одна из женщин в белых комбинезонах, сгребающих лопатой бурую шоколадную массу на ленту прожорливого фабричного конвейера. Она в пластиковой маске - действие происходит в неопределенном будущем, когда вирусные пандемии давно стали бытом, и человечество, если верить телевизору, готовится к эвакуации: на улицах уже стоят билборды "Марс рядом". Анну играет Анна Михалкова, без непревзойденной органичности которой, думаю, не было бы этого фильма.
В этой монотонной жизни наша героиня, словно в полусне, начинает слышать некие голоса. И лунатически записывать то, что они ей возвестят. Что-то про гибельный путь, на который встало человечество, про захлестнувшую его ненависть, про любовь к ближнему как единственную надежду на спасение. То ли сам Марс ей диктует, то ли невидимые инопланетяне наладили новые контакты третьей степени. Кроткий муж Анны (неузнаваемо покладистый Тимофей Трибунцев) встревожен, сын-подросток видит в маминой причуде вожделенную сенсацию, которая обеспечит его блогу миллионы подписчиков, крошка-дочка плачет. Но коготок увяз - всей птичке пропасть: Анна оказывается в сетях некоего блогерского "научного общества", едет делать доклад на международной конференции, дает интервью телевидению, ходит полетной походкой знаменитости и становится местной звездой, гуру, ясновидящей и святой, к которой для исцеления нужно приложиться.
Фильм снят в черно-белой, а точнее, в серо-белесой гамме, где даже редкое солнце, случайно пробившись, злобно режет глаз. Как в кошмарном сне, проходят кадры в церкви, где священник уже отчаялся исцелить поминутно впадающее в бесноватость население. А иллюзорным выходом к свету и счастью становятся купленная любящим мужем меховая шуба, наклеенные в местном салоне красоты ресницы-опахала и профессор-интеллектуал в любовниках (Олег Ягодин). Понятно, что все эти ценности не оправдают ее пылких надежд.
Роль Анны - еще одна лучшая работа неисчерпаемой Анны Михалковой, самая многоплановая и многокрасочная, самая глубокая по мерцательному смысловому ряду. Михалкову уже можно назвать великой современной актрисой, и остается гадать, как она, вышедшая из более чем благополучной семьи, узнала и постигла реальную жизнь, интуитивно, но безошибочно открывая в ней все новые бездны.
Название фильма тоже оставляет поле для версий: это чувства Анны как героини неказистой истории или Анны Меликян как автора, или к тому же и Анны Михалковой, все это исчерпывающе воплотившей? Или все три Анны единомышленницы настолько, что между героиней, автором и актрисой совсем нет зазора, что в концептуальном искусстве - и огромная редкость, и высший пилотаж.
"Чувства Анны" вобрали в себя и многие отметины постигшей кинематограф "женской" эры. Нетрудно заметить, что именно в этой феминистской волне неожиданно проявились и новое знание жизни, и новая мера откровенности, и новая степень ожесточенности (отсюда повышенная доза матерка, который, оказалось, вовсе не привилегия сильного пола, - он еще более непринужденно срывается с нежных женских уст). И непривычная доля отчаянно храброй обнаженки, чаще всего возникающей без особой необходимости, хотя и делающей как бы брутальную половину населения с его амбициями беззащитной, смешной и жалкой. Вполне возможно, все это - страшная месть режиссерок узурпаторам-режиссерам. Хотя итог сей схватки очевиден, и реванш давно взят: более двух третей мирового кинематографа теперь делается женщинами. Хорошо это или плохо - судите по текущему репертуару.
Из недостатков фильма - избыточный метраж. В нашем кино есть манера надолго зависнуть на кадре, его вдыхать, им наслаждаться, его разворачивать так и сяк. По идее - чтобы его прочувствовать, его прожить. По результату - это признак кинематографической графомании, когда любая загогулина кажется автору нетленкой и шедевром, который оценят улетевшие на Марс потомки.