Мы смеемся, когда заслышим спор: что все-таки было первично - яйцо, вдруг подорожавшее под Новый год, или все-таки курица, снесшая его? Неразрешимое, кажется, противоречие. Но ведь так же неразрешимо и противоречие с песнями, которые мы поем? Что было сначала: слова к песне или романсу, или музыка, вдруг заскулившая без слов?
Недавно, роясь в исторических источниках, я сделал маленькое открытие. Узнал - почему один из переулков Москвы зовется по сей день Мерзляковским, не шибко, прямо скажем, благозвучным для уха. Оказывается, начиная с 1809 года, в не сохранившемся доме N 13/3, жил поэт и критик, доктор философии и декан отделения словесных наук университета, создатель, на минуточку, "белого стиха", наконец, друг Хераскова, Жуковского, Карамзина и учитель, представьте, Лермонтова, Тютчева, Лажечникова, Полежаева и скольких еще - Алексей Мерзляков.
Так вот, на званном обеде, он, в ответ на слова Воейкова, что тот очень хотел бы написать поэму, ехиднейше заметил: "Метишь в Хераскова, любезный?" И неожиданно для всех предложил: "Лучше напиши хорошую песню: скорее доплетёшься до бессмертия..." И, вообразите, как в воду глядел. Ведь песню на стихи самого Мерзлякова "Среди долины ровные" мы поем до сих пор...
Чем это не повод рассказать о пяти столичных домах, где рождались великие песни?
Карманный песенник поэта Дмитриева (ул. Маросейка, 17/6)
"Талант, - говорил, кстати, Алексей Федорович Мерзляков, - не проложит пути к счастию, а славу надобно выстрадать..."
Это в полной мере относится к обитателям дома на Маросейке, который был заложен еще в 1780-е годы. Первыми хозяевами его были генерал-фельдмаршал, граф Пётр Румянцев-Задунайский и его сыновья Сергей и Николай. Последний, Николай Румянцев, министр иностранных дел и канцлер с 1807 по 1814 годы, прославился не только знаменитым Румянцевским музеем, но и тем, что именно он, друг Вольтера, собеседник Талейрана, снаряжал в Америку те самые корабли "Юнона" и "Авось" Николая Резанова, и следил за романом Резанова и 15-летней Кончиты-Консепсии Аргуэльо.
Я уж не говорю, что в этом доме граф и скопил свою коллекцию (28 тысяч книг, свыше 70 рукописных, которые он завещал "беречь, как глаза", свыше тысячи географических карт, коллекции живописи, монет, минералов...). Но для нас этот дом интересен еще и тем, что он единственный из сохранившихся, где жил поэт, баснописец и мемуарист, министр юстиции в отставке и сенатор Иван Иванович Дмитриев. Жил здесь всего год (1814), пока строился его собственный дом, где он проживет до конца жизни (Спиридоновка, 17).
Он, полковник гвардии, поселился тут, когда вышел в отставку и когда решил заняться переводами. Упорно "вставал очень рано, - как вспомнит его племянник, - сам варил себе кофий, потом немедленно одевался" и уходил гулять. Прислушивался к разговорам прохожих, ценил редкое слово, заслушивался песнями цыган в Марьиной роще, да и сам писал и басни, и песни. Удивительно, но именно он первым собрал и издал "Карманный песенник, или Собрание лучших светских и простонародных песен". О песнях любил говорить с молодым Жуковским, с Херасковым, Вяземским, Погодиным, Измайловым, Жихаревым, с Василием Львовичем Пушкиным.
Позже, уже на Спиридоновке, будет бывать у него и Пушкин. Тот не только пошлет ему последнюю главу "Евгения Онегина", но и возьмет эпиграфом к одной из глав поэмы две стихотворные строки Дмитриева.
"Думал ли я, - напишет он, убиваясь, узнав о смерти Пушкина, - пережить его...". Но переживет гения всего на семь месяцев - умрет 3 октября 1837 года. И памятником ему станут не только оценка Белинского: "Дмитриев принадлежал к числу примечательнейших людей прошлого века и примечательнейших действователей на поприще русской литературы", но и тот "Карманный песенник" от 1796 года, где в трех разделах (оригинальные песни русских поэтов, песни во вкусе простонародном и просто простонародные) были собраны песни Капниста, Державина, Хераскова, Богдановича, Нелединского. Были там и песни самого Дмитриева: и самая известная из них "Стонет сизый голубочек..." (1792), которую и ныне можно услышать в изысканных концертах.
Они были, как подчеркивали современники, точным "подражанием старинной народной песне". Их, положенных на музыку Жучковским, Дубянским и Верстовским, пели в салонах, они звали "любить печаль", находить "приятность в грусти". Вот уж где дружили слова и ноты!.. "Это было, - пишут, - единственное в XVIII в. столь авторитетное и обширное собрание отечественных песен".
Остается добавить, что этот дом, где ныне посольство Республики Беларусь, и в будущем останется вполне литературным. В 1880-е годы в нем будет жить писатель-деревенщик, автор воспоминаний о Толстом, Тургеневе и Некрасове - Николай Успенский (двоюродный брат Глеба Успенского), а уже в 1950-е годы - поэт, прозаик, переводчик Юрий Даниэль и его жена - лингвист, публицистка и правозащитница Лариса Богораз.
Романс недоучки Разорёнова (Мал. Палашёвский пер., 7)
Ныне здесь располагается ресторан "Скандинавия". А в 1880-х в перестроенном ныне доме была овощная лавка, при которой жил поэт Алексей Ермилович Разорёнов. Имя этого "скромняги" вряд ли знает большинство присяжных филологов, но зато его, думаю, знали и Надежда Обухова, и Людмила Зыкина, и Алла Пугачева. Ведь он написал песню, которую они и многие другие пели и поют по сей день.
Конечно, он, "незаметный человек", как назовут его в некрологе, недоучка из Казани (грамоте учился по псалтыри у пономаря), не предугадывал своей судьбы, просто душа просила поэзии даже когда 30 лет торговал "по мелочи" овощами. До того работал приказчиком, лакеем, актером, разносчиком товаров и вот - в крошечной лавке открыл "своеобразный, - как пишут, - литературный клуб, где собирались в основном поэты-самоучки", и где он, Алёшка, вчерашний крестьянин в городском длиннополом полукафтане, стоя за прилавком, самозабвенно декламировал и Пушкина, и Лермонтова, и, вообразите, монологи из "Гамлета" и "Короля Лира"...
"Вся моя жизнь, - вспомнит, - прошла в тяжелой борьбе за существование, среди нужды, лишений, тьмы невежества и людей, умом убогих... Писал много, печатал мало..."
Нет, он публиковался, конечно. Может и снисходительно, но его печатали в "Воскресном досуге", "Неделе", "Радуге", "Новостях дня", в "Русском курьере". Он даже выпустил сборник стихов, изданный И.З. Суриковым, подвижником, собиравшим вокруг себя "поэтов из народа". Но то стихотворение, написанное Разорёновым еще в Казани и прославившее его, при жизни его вообще не печаталось. Возможно, оно вошло во второй сборник, который он, незадолго до смерти подготовил к печати, да вот беда - самому этому сборнику не суждено было выйти.
Тогда, спросите - как, каким образом эта песня "Не брани меня, родная..." пошла в народ, как она попала к композитору Дюбюку, который положил ее на музыку?
Ее считали "цыганским романсом" и девицы, влюбившись - и в рабочих кварталах, и в роскошных домах да салонах - как бы жаловались матерям, чтобы их не бранили за случившуюся любовь. "Мне не надобны наряды // И богатства всей земли... // Кудри молодца и взгляды // Сердце бедное зажгли... // Сжалься, сжалься же, родная, // Перестань меня бранить. // Знать, судьба моя такая - // Я должна его любить!.."
Ныне история этой песни вчерне восстановлена. Она была написана в Казани еще в 1840-х годах на случайно подобранную музыку и - для бенефиса столичной актрисы Надежды Самойловой. Вероятно, тогда, когда и сам поэт еще актерствовал. Написал и забыл - бывает! Но уже на другой день - утверждают - ее распевал весь город. И лишь в 1857 году ее услышал Дюбюк и "оформил", как романс. И не он один. Позже музыку на стихи сочиняли и Бюхнер, и Денисова, и другие музыканты.
Неизвестен только первый автор нот - для того самого театрального бенефиса.
Разорёнов умрёт в безызвестности в 1891 году. Похоронят его на Ваганьковском. Пишут, что перед смертью всё написанное сжег. Так ли это - не знаю. Но ведь другой писатель, который как раз и родился в 1891-м, скажет потом: "Рукописи не горят!" Ну, как не верить после этого ему, Михаилу Булгакову...
Ёлочка княгини Кудашевой (Мажоров пер., 4/6)
История ее жизни - это история слез и славы. Пишут, что как-то, во время войны, в кабинет секретаря Союза писателей Фадеева вошла старуха-нищенка с каким-то мешком в руках. "У вас ко мне какое-то дело?" - почти равнодушно спросил ее Фадеев. - "Жить тяжело, Александр Александрович. Помоги как-нибудь" - "А что, вы тоже - писатель?" - с иронией спросил он. - "Я пишу стихи, их даже печатали когда-то..." - "Ну, прочтите что-нибудь! - снисходительно попросил "писатель N 1".
И незнакомка начала: "В лесу родилась ёлочка..."
Это была Раиса Адамовна Кудашева, популярная в начале ХХ века писательница, автор, кстати, книжки "Стёпка-растрёпка". Сочинять стихи она, родившаяся в благополучной семье в 1878 году на Мясницкой, 26 (там, где ныне почтамт), начала еще в гимназии, но когда умер отец, пришлось взять на себя заботу и о матери, и о трех младших сестрах. По счастью, удалось устроиться гувернанткой в богатый дом князя Алексея Кудашева (Старопименовский пер., 12/6). У него недавно умерла жена и на руках престарелого хозяина дома остался малолетний сын Алеша. Вот ему-то, под Новый 1903 год, Рая и сочинила за ночь стихотворение про елочку. Тогда же отнесла его в журнал "Малютка", где ее печатали. Подписала стихи, как всегда, двумя буквами "А.Э."
А через какое-то время князь Кудашев, конечно не зная этого факта, предложил ей руку и сердце, сделав ее в одночасье княгиней.
Ныне племянник ее, писатель Михаил Холмогоров, вспоминает:
"Тетя Рая совсем не была похожа на княгиню... Они с сестрой, такой же старушкой, ютились в малюсенькой комнатке, похожей на чулан. А когда-то нищая старуха жила во дворце... Как-то с семьей и мужем она поехала в Петербург. Попутчицами оказались бабушка и ее внучка. Познакомились. Старушка попросила внучку спеть песенку и та, расправив юбочку, запела: "В лесу родилась ёлочка..." - А что же это за чудесная песенка? - спросила, обмирая в душе, Кудашева. - О, это знаменитая новогодняя песенка из альбома композитора Бекмана... Так Кудашева "повстречалась" с собственным сочинением, чтобы почти сразу расстаться с ним на почти 60 лет, - пишет Холмогоров. - От "песенки" у нее остался лишь черновик стихотворения, который она сберегла и когда умер ее муж, и когда погиб на Первой мировой ее приемный сын Алексей, и когда революционные матросы выселили ее из особняка".
Десять лет, до 1929 года, устроившись библиотекарем, проживет она в жалкой конуре снесенного ныне дома (Пыжевский пер., 3), всячески скрывая свое "княжество". А песенка жила открыто, ее пели по всей стране, даже в Колонном зале, даже в Кремле. "И однажды, - заканчивает Холмогоров, - по радио Раиса Адамовна услышала: "Песенка про ёлочку. Слова и музыка композитора Леонида Бекмана"..." Позже узнала - сам Бекман умер еще в 1939-м, но мать Михаила Холмогорова, узнав сей факт, возмутилась: "Давайте докажем, - предложила она родственнице, - что автор это вы!.."
Вот тут-то, несмотря на тихие протесты автора, и пригодился черновик стихотворения и, как выяснится, случайно сохранившиеся в архивах гонорарные ведомости журнала "Малютка". После суда она стала получать причитающийся ей гонорар. Но по-настоящему знаменитой стала в 1958 году, когда писатель Велтисов (кстати, автор знаменитого "Электроника") написал о ней в "Огоньке"...
Похоронили Кудашеву в 1964 году на Пятницком кладбище. Там и стоит ей памятник. Его поставил Холмогоров. И вывел на постаменте слова: "В лесу родилась ёлочка..."
Плагиат Лебедева-Кумача (1-я Тверская-Ямская, 36/2)
На этом доме висит мемориальная доска поэту-песеннику, одному из организаторов Союза писателей и лауреату Сталинской премии. Он, Василий Лебедев-Кумач, жил здесь в зените своей славы и скончался (сегодня можно уже и так сказать!) в позорном бесславии...
Сын сапожника, с золотом окончивший гимназию, корреспондент газет "Беднота", "Гудок", "Рабочая газета", журнала "Крокодил", он, как никто, вписался в романтичную атмосферу построения социализма. Кто ныне не знает его духоподъемных песен "Утро красит нежным цветом...", "Широка страна моя родная", "Марш веселых ребят" песен к кинофильмам "Веселые ребята", "Цирк", "Дети капитана Гранта", "Волга-Волга" и многих других, среди которых были, прямо скажем, шедевры ("Сердце, тебе не хочется покоя...", "А ну-ка песню нам пропой, веселый ветер", "Жил отважный капитан")?
Он, родившийся в центре Москвы (Пятницкая, 6/1), как раз эти счастливые годы прожил в Бол. Лёвшинском переулке, 1/11. Именно там, в страшные для литературы годы, в 1937-1938-м, написал "Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек". Вот после этих стихов, после "Гимна НКВД" и "Гимна партии большевиков" (1939), он и въехал в шикарную квартиру только что возведенного дома возле Белорусского вокзала.
Но уже тогда потянулся за ним дымок "нечистоплотности в творчестве". Первый звоночек. Ведь 12 случаев его плагиата было обнаружено еще в 1930-х гг., когда собрание писателей кричали ему хором: "Позор, позор!..
А потом он украл, присвоил и самую великую песню "Вставай, страна огромная".
Не знаю, удалось ли ему потом убедить прежде всего себя, что это его песня? Ведь через полвека, в конце 1990-х, как и тогда на собрании писателей, вдруг выяснилось: текст "Священной войны" - классический плагиат. Эти стихи ему, как "авторитету песенного творчества" прислал из Рыбинска в 1941-м учитель латыни и поэт Александр Боде. Песню эту он написал еще в 1916-м, когда жил еще в Москве (Карманицкий пер., 3), посвятив её воюющей русской армии. И Кумач, возможно, не присвоил бы ее, если бы не узнал, что в те же дни Боде скоропостижно скончался.
Ныне, после двух судов с родственниками "авторитета", все до буквы сверено и проверено. Лебедев-Кумач, конечно, "поработал" над текстом "самоучки", заменил, осовременивая, несколько слов, убрал две строфы и сам принес в газету "Красная звезда"....
Но судьба мстительна! Через четыре месяца он, пишут, схватил первый инсульт. Не из-за раскаяния. Просто в октябре, когда немцы рвались к Москве, пытался впихнуть в вагон эвакуированных писателей всё, вплоть до мебели. Тот же Фадеев, провожавший поезда, вспомнит потом: "Привез на вокзал два пикапа вещей, не мог их прогрузить в течение двух суток и психически помешался" и - припечатает: "трусливый приспособленец"...
"Болею от бездарности, от серости жизни своей, - запишет Кумач в дневнике в 1946 году. - Всё мелко, всё потуснело. Ну, еще 12 костюмов, три автомобиля, 10 сервизов... и глупо, и пошло, и недостойно". Позже, не без опасения, допишет: "Рабство, подхалимаж, подсиживание, нечистые методы работы, неправда - всё рано или поздно вскроется..."
Ему повесят доску на этом доме, его в 1949-м с почетом похоронят на Новодевичьем. А вот могила его соседа по дому, прекрасного поэта, прозаика и драматурга Переца Маркиша, в том же году арестованного и расстрелянного, до сих пор не найдена. Тоже - история литературы...
Но - каков дом?!
Кстати, настоящая, больше того - "официальная легенда" в этом доме жила. Я имею в виду свою коллегу по "Комсомольской правде", великолепную газетчицу, очеркистку и публицистку Инну Руденко. Она жила здесь с 1960-х годов до своей кончины в 2016 году. И здесь, еще при жизни ее, Союз журналистов своим решением назвал ее "Легендой российской журналистики".
Всё вместил, все эпохи попробовал "на вкус", всё пережил, как песня, этот дом!
"Соловьи" Алексея Фатьянова (Новая Басманная, 10)
Напишите одну стоящую песню и останетесь в истории - призывал, помните, больше двух столетий назад Алексей Мерзляков! А если за тобой их осталось больше 200 и почти каждая не забыта, тогда - ты кто? Талант поэтический или все-таки - гений?!
Я говорю об Алексее Фатьянове, который именно здесь с 1935 года прожил 13 лет. Это второй московский дом его (с 1929 по 1935 год жил с родителями на ул. Вешних вод, 32). Но как знаменитый поэт-песенник, как человек, чьи похороны сравнят потом, по числу провожающих, с похоронами самого Горького, и чей гроб после смерти люди несли на руках от последнего, не сохранившего его дома (1-я Бородинская ул., 5) - до могилы на Ваганьковском, он, фактически, родился здесь, на Басманной.
Надо ли перечислять его стихи, ставшие поистине народными песнями? Да, он выпустил лишь одну книжку "Поёт гармонь" (1955) и напечатал ее за четыре года до смерти даже не в Москве, в провинции. Но только после 1946 года на экраны вышло 18 фильмов с его песнями: "На солнечной поляночке", "Перелётные птицы", "Первым делом, первым делом самолёты", "В городском саду играет...", "На Заречной улице...", "В рабочем поселке подруга живет..." "Тишина за Рогожской заставою...", "Когда весна придет, не знаю", "Если б гармошка умела..." "Хвастать, милая, не стану...", "А годы летят, наши годы..."...
А кроме того он автор песен, которые, без преувеличения, распевала вся страна: "Где ж ты, мой сад?", "На крылечке вдвоем...", "Давно мы дома не были", "Друзья-однополчане...", "Когда проходит молодость...", "Караваны птиц..."
Разве это можно забыть?..
И ведь как гнобили его при жизни: "поэт кабацкой меланхолии", "дешевая музыка на пустые слова", "творчески несостоятелен". Достаточно сказать, что многие композиторы, писавшие музыку на его стихи, неоднократно награждались за них Сталинскими премиями, а его - автора - награды обходили. На подушечках после его смерти несли только три, но боевых отличия старшего сержанта: орден Красной Звезды и медали "За отвагу" и "За победу на Германией"...
Здесь, в этом доме, он был принят на службу актером в театр Красной армии, отсюда ушел на фронт, где был ранен, когда трое суток выходил из окружения, здесь жил, когда писал первые песни и задружился с Василием Соловьёвым-Седым.
"Ко мне подошел солдат в кирзовых сапогах, - вспоминал композитор свой день на фронте в 1942-м, - красивый, рослый молодец, голубоглазый, с румянцем во всю щеку... Прочел, встряхивая золотистой копной волос, свою песню "Гармоника". Песня мне понравилась... но еще больше мне понравился автор. Чувствовалась в нем богатырская сила..."
Так родились их совместные хиты "На солнечной поляночке" и знаменитые "Соловьи", песня, которую маршал Жуков назвал лучшей песней о войне...
Увы, в 1946-м, уже сам Сталин, раскритиковав на Оргбюро ЦК ВКП(б.) фильм "Большая жизнь", бросил в адрес 27-летнего поэта жесткий упрек, назвав музыку и песню к фильму "кабацкой". О какой песне, спросите, шла речь? Так вот, представьте, о песне "Три года ты мне снилась...", которую пел в фильме Марк Бернес. Вот после этого "кремлевского окрика" двери журналов и издательств и закрылись для Фатьянова на долгие десять лет. "Помогла", конечно, и зависть коллег-поэтов к таланту человека, которого при жизни называли "вторым Есениным". Уму непостижимо, но именно они, коллеги, трижды (!) исключали Фатьянова из Союза писателей. Исключали и вновь принимали...
В 1959 году, после очередного исключения, поэт и скончался. Разрыв сердца в 40 лет.
Жена поэта Галина Калашникова, дочь генерала, которая безоглядно "выскочила за него замуж" после трех всего встреч, переживет мужа на 43 года, вырастит сына и дочь поэта и скончается в 2002 году.
А песни живут. Ведь они, как и великие стихи, времени не подвластны.