В Большом театре оперы и балета Беларуси состоялась премьера балета "Иллюзии любви" в постановке Игоря Колба
Учитывая масштаб государственного театра, массу вопросов по формированию афиши и занятости труппы, он взвалил на себя колоссальную ответственность. А учитывая, что от звезд уровня Игоря Колба ждут современный оригинальный репертуар и прочих подвигов семь раз в неделю, задача умножается. В минувшем сезоне он привел в порядок классическую "Жизель", а в декабре представил полноценную мировую премьеру. Привлекшую, само собой, самое пристальное внимание самых разных почитателей театра.
Балет в двух действиях "Иллюзии любви" на музыку Дмитрия Шостаковича, Фредерика Шопена, Леонида Ширина он поставил по собственному либретто. Не сказать, что оно отличается идеальной стройностью классических образцов вроде той же "Жизели", но читается как краткий упоительный роман, где есть разнообразие времени и места, внятная линия психоанализа, как воздух нужная балету история любви и, главное, целый ряд художественных шлейфов, ставящих спектакль в широкий культурный контекст. Насмотренному зрителю они очевидны, но, что не менее важно, интуитивно понятны и обычному, открытому зрителю.
У "Иллюзий любви" отличная и богатая родословная - знаменитые премьеры 30-х годов прошлого века, когда в воздухе еще носились отзвуки отечественного авангарда с его веселой оригинальностью мыслей, а также их более поздние воплощения. Это "Болт" 1931 года в Ленинградском театре оперы и балета (современная версия 2005 года в Большом в Москве), "Светлый ручей" 1935 года в Ленинградском Малом театре оперы и балета и в Большом театре в Москве (есть современная версия 2003 года Большого театра, и она потом ставилась в других мировых театрах), "Золотой век" Ленинградского государственного театр оперы и балета 1930 года (версия Большого театра 1982 года), наконец, "Барышня и хулиган" 1962 года, МАЛЕГОТ, Ленинград (премьера в Мариинском театре 2001 года). Конечно, больше прочего будоражат хореографов не сюжеты (они-то как раз часто меняются), а блистательная музыка Шостаковича, возносящая бытовые фокстрот или танго на уровень симфонической музыки. К тому же в генетику "Иллюзий любви" вложена тонкая смесь юмора и трагизма, общей истории и личной, актуальных социальных нарывов и вечных ценностей. И Большой Беларуси в итоге схватывает феномен хорошего балетного театра, где культурный шлейф и веяния времени мягко объединяются в спектакль, смотреть который как минимум интересно. А уж разглядывать и думать тем более.
Спектакль начинается с заставки на аванзанавес, и это снайперское попадание в эстетику времени той самой родословной. Залу в виде титров немого кино демонстрируют имена, роли и портреты артистов балета, причем как бы наивные виньетки сразу готовят зрителя к лихому ретро-роману про кровь и любовь. В первой же сцене постановщик активирует внимание: правая часть - шезлонги с купальщиками, шутки, кокетство, разлитая в воздухе нега. Левая - балетные станки, сосредоточенность, пот и труд, главная героиня Девушка учит азам танца юных фей. Человек с насмотренностью увидит здесь сюжет знаменитой фотографии "Эвакуированные ученицы Ленинградского хореографического училища занимаются классической хореографией. 1943 год, Нижняя Курья, Пермская область", ненасмотренный оценит контраст, хороший и без отсылок.
Для более полного погружения в эпоху Игорь Колб пускает по авансцене пионерский отряд. Модный ныне советский ретро-шик здесь воплощают дети с горнами, пионервожатая, влюбленный в нее коллега с придурью. Для зрителя-гуманитария этот отряд не только один из символов эпохи, но еще и культурный лифт к текстам Владимира Сорокина, Дмитрия Пригова, Тимура Кибирова, рисункам Алексея Меринова и Васи Ложкина, к целому кругу других кодировщиков старых смыслов. Но, кроме того, марш отряда продуман с точки зрения хореографии, есть бодрая диагональ и краткие соло пионеров, отлично исполненные.
Следуя той же ретро-стилистике, следующая сцена дарит дивные нэпманские танцы Шостаковича. Ах, как прекрасна лучшая половина Большого театра Беларуси, с обдуманным кокетством играющая кабаретных див! Длинноногие, в черном лаке, чулочках и боа, модельной внешности (и в отличие от моделей умеющие не только ходить), они колют сцену четким пуантным шагом, оттесняя вертлявых половых с подносами. Тут Колб нарастил традицию нэпманских танцев шиком русского гангстера - безбашенного, обреченного, бессмысленного. Даже если в либретто он зовется Возлюбленным, понятно, что ничем хорошим роман с этим парнем в черном и алом не закончится. Сцену сближения Возлюбленного и Девушки хореограф поставил очень жестко, в стиле скорее современного кино, чем балетного нуара или contemporary dance. И за Девушку страшно, как за героинь Ларса фон Триера.
После антракта хореограф-постановщик запускает калейдоскоп событий, жанров, сценических средств, словно стремясь уместить в спектакль как можно больше. Сюжет переходит из повествовательного в психологический. Снова много танца: Девушка превратилась в звезду театра, а толпа Воздыхателей готова ради нее выписывать любые пируэты. Стилистика НЭПа растворяется в блеске шоу-бизнеса с его любовью к танцующим массам и эффектным нарядам. И как киношной съемочной хлопушкой Игорь Колб рассекает и одновременно склеивает сценическое действо выходом Времени - нескольких одетых в партикулярные костюмы пар, и прием этот заставляет вспомнить знаменитый Танец часов Понкьелли или интермедии классического европейского театра. Мужской кордебалет брутален на грани агрессии, упакованный в корсеты женский мигрирует в сторону абсолютно современных падших ангелов - стоящих на земле, сильных и сексапильных. Постановщик думает о мотивах и обстоятельствах неудавшихся судеб, потому Девушка теперь становится эталонной героиней Интернета времен одномоментных паролей и краткосрочных связей. Разочаровавшись в очередном партнере, она уже не старается переделать Его, но еще и не пытается переменить себя, не прорабатывает собственную травму, а ищет нового, повторяя и повторяя цикл. Девушка в исполнении Виктории Тренкиной, более хрупкая и наивная, будто проверяет на прочность эмоциональные качели, взлетая в высоких поддержках и в разочаровании падая, а маститая Девушка Людмилы Хитровой надеется больше на себя, но тоже с трудом сдерживает эмоции.
Во второй части есть перебор с метафорой Вечной Женственности со всей ее атрибутикой из белых одежд и порывов ветра. Видимо, хореограф и сам почувствовал, что высокодуховного тут многовато и постарался все уравновесить мизансценой contemporary dance, где большой девичий кордебалет современниц в нежных корсетах и с распущенными волосами в отчаянии кричит в зал "Я счастлива, я совершенно счастлива!". Мысль довольно романтичная: у каждой самостоятельной, расчетливой, привыкшей опираться на себя современной женщины в наборе ориентиров спрятан идеальный образ Вечной Женственности, к которому она хотела бы приблизиться.
В целом же на спектакль у балетмейстера есть три верных союзника. Во-первых, музыка, достойно исполненная оркестром (дирижер-постановщик Николай Колядко, дирижеры Юрий Караваев, Владимир Оводок) и феноменальной пианисткой Татьяной Лях, чей Шопен не только не потерялся на фоне выпуклой эксцентрики Шостаковича, а и мягко умножил художественные смыслы спектакля. Во-вторых, логичная и умная сценография Ольги Мельник-Малаховой, сделавшей также костюмы первого действия. И, наконец, труппа Большого театра Беларуси, молодая, опытная, сильная, пребывающая в отличной форме и явно не готовая проводить краткую балетную карьеру вечными птицами "Лебединого озера". Один из столпов отечественного балета Олег Виноградов после премьеры объявил во всеуслышание, что родился большой хореограф, и, если он и дал аванс Игорю Колбу и возглавляемой им труппе, то небольшой. Потому что балет Большого театра Беларуси, нарастивший афишу таким собственным оригинальным спектаклем, сделал громадный шаг вперед.
