Поделиться
Впрочем, "воздушная" интонация появится в первых кадрах, когда зрители еще до названия фильма увидят кренящийся горизонт. О ней напомнят предрассветные кадры самолетов, укрытых маскировочной сеткой. Рядом с морем самолеты похожи на лодки без парусов и на птиц, пойманных сеткой. Этот мотив невозможности вольного парения возникнет вновь в конце фильма, когда старлей Женя Белова (убедительная роль Анастасии Талызиной) разговаривает со своей машиной. О том, как хорошо было бы улететь прочь, парить в небе свободно. И едва ли не в следующем эпизоде Женя падает в подбитом самолете. В сущности, фильм рассказывает о невозможности катапультироваться из своего времени.
Алексей Герман-младший снял фильм о воздухе времени. Собственно, почти все его фильмы, будь то "Последний поезд", "Гарпастум" или "Бумажный солдат", об этом. О том, как каток века наползает на человека, сминая его прошлое и жизнь. Практически все были построены как "антироман". Роман со времен "Айвенго" берет "маленького человека" в свидетели и участники истории, связывая личную судьбу и эпоху. Герман-младший делал вроде бы то же самое, но выбирал, как он заметил в давнем интервью Любови Аркус, "героя, которого отбраковала большая история". Это не-герой времени, позабытый, вычеркнутый, - один из любимых характеров в фильмах Германа-младшего.
В картине "Воздух" режиссер, похоже, пытается "вычеркнутого" героя вписать в структуру исторического романа. Героини фильма появляются в авиаполку, размещаются в казарме, обсуждая свое, девичье, вроде того, целовался ли кто по-настоящему, а заглядывающий к ним офицер приносит музыкальные инструменты. "Остались от третьей эскадрильи". "А где третья эскадрилья?" - спрашивает кто-то из девочек. Молчание в ответ красноречивее слов. В финале другие щебечущие девушки, что прибыли в конце 1943-го в женский авиаполк, держат на руках собачку. Она да старый авиатехник - единственные, кто помнит летавших в авиаполку прежде. Появление Маши (прыгала с парашютом, перешла линию фронта, прошла проверку... "Все, как обычно", - буднично скажет она технику) выглядит возвращением из мертвых.
Но жатва смерти не единственная причина "забвения". Женя - одна из тех, чья судьба в фильме прописана подробно. Это судьба, сплошь сотканная из традиционных фигур умолчания. Расстрелянные родители - после доноса. Отречение от них, чужая фамилия и детдом. Воспитатель, который насиловал "балетную девочку", дочь врагов народа. Вся изнанка парадного советского мифа - в ее судьбе. Она становится летчицей, потому что отец был летчиком. И потому, что хочет "искупить". Это из ее уст снова и снова будет звучать вопрос, что важнее, родина или человек. И вопрос, почему она должна умирать за тех, кто доносил, для нее отнюдь не абстрактный.
Вопрос, сформулированный так, не имеет ответа. Общего, по крайней мере. Этот ответ ищет Рита, командир женской эскадрильи, упрекая комполка, что он отправляет на боевые вылеты девочек без опыта полетов. А он кричит, что нет людей, что нет причин жалеть девочек больше, чем мальчиков.
Ответ, который находит Женя, очевиден. Ее выбор - это путь летчицы-аса. Такой же, как путь Риты (роль Елены Лядовой), командира девичьей эскадрильи, как путь Кати (роль Аглаи Тарасовой) и Маши (Кристина Лапшина). Женская команда в этом фильме очень хороша. И очевидно, что она переигрывает мужчин в фильме. Собственно, и по сюжету женщины в фильме часто оказываются сильнее. Линия боев - с "мессерами" в небе или рукопашной под Сталинградом, - лишь одна из важных в фильме. Отношения женщин на фронте с мужчинами - другая важнейшая линия. И она далека от романтического флера. Фронтовые союзы и попытки изнасилования, смерть и убийство, любовь и мечта о мести - из этого, а не только из боев и страха смерти складывается "воздух войны". "Они не Валькирии, как ты", - говорит герой Сергея Безрукова возлюбленной, Рите. Путь, который проходят девочки-летчицы, - это превращение в Валькирий, воительниц и ангелов смерти в Валгалле.
Бродский когда-то заметил, что трагедия, когда погибает не герой, а хор. В "Воздухе" хор остается. Маша и механик - последние герои, которые должны вписаться и в новый хор, и в новое время послевоенного мифа.