"Евгений Онегин" вернулся в Самарский оперный театр
В конце прошлого века Георгий Исаакян дерзнул представить в свете рампы всю оперную пушкиниану. Большинство спектаклей родилось в Перми: "Борис Годунов" Мусоргского, "Пир во время чумы" Кюи, "Каменный гость" Даргомыжского, "Скупой рыцарь" Рахманинова, "Моцарт и Сальери" Римского-Корсакова. И уже потом появились "Мазепа", "Пиковая дама" и "Евгений Онегин" Чайковского, путешествуя от Екатеринбурга до Ростова-на-Дону. И представление каждой превращенной в оперу из пушкинских трагедий - "маленькой" или "большой" - это был путь из пункта "весь Пушкин" в точку личного, глубокого, иногда крайне болезненного осмысления "мой Пушкин".
Выбор Самары для премьеры в формате возобновления именно "Евгения Онегина" понятен и идеально вписывается в контекст истории отечественного театра. Это одна из самых эмблематических русских опер, и возникающие периодически попытки возвращения к самым когда-то значимым и интригующим ее постановкам уже стали традицией. Множество раз режиссеры брались за реконструкцию легендарного спектакля Константина Станиславского, а в новейшей истории повторяли на сценах разных стран постановку Дмитрия Чернякова. И в этом контексте работа Георгия Исаакяна - необходимое звено в цепочке преобразования нашего восприятия и вечного пушкинского сюжета и нашего безумного времени.
Георгий Исаакян ставит красивый спектакль, немного в чеховских тонах. На сцене предельно условное, аллегорическое пространство: декорации художника-постановщика Вячеслава Окунева создают сдержанную, но при этом вполне выразительную атмосферу с очевидным поклоном в сторону литературы: именно текст романа - "быстрый карандаш", летящий (и не всегда разборчивый) почерк поэта становятся камертоном бытования героев, и тут творение Пушкина "заговаривает" конгениальным языком музыки Чайковского при максимальной корректности режиссерских вторжений и преображений.
Уже первый дуэт - матушки Лариной (Ирина Янцева) и няни Филиппьевны (Наталья Фризе) - задает очень точную смысловую интонацию... Сцена уставлена гигантскими книжными шкафами, и Татьяна не раз берет в руки томик, будто старается физически "считать" повороты собственной судьбы... Практически нет режиссера, который мучительно не стремился бы спасти Ленского. Режиссер в момент дуэли разворачивает огромную белую простыню между стреляющими, как бы подчеркивая, что Онегин стреляет в друга не глядя. И со всей условностью театра простыня остается нетронутой, а поэт падает замертво, и черные листки, как вороны, в этот момент кружатся над сценой.
Иногда возникает ощущение, что действие почти останавливается, как будто режиссер несколько раз дает шанс героям одуматься и развернуть сюжет. Но тщетно. Письмо Татьяной уже написано, Ленского не воскресить и "прошлого не воротить"...
"Лирические сцены", как обозначен жанр композитором в партитуре, на самом деле требуют от солистов и вокальной зрелости, и подлинного драматического мастерства. Из-за этой "антитезы", заложенной в опере, у певцов возникает немало трудностей как музыкального, так и актерского свойства. При этом солистов очень часто выручает оркестр, как формально-технически, так и своей эмоциональной наполненностью, которая не знает пауз и развивается точно по нарастающей. В то время как солистам обоих премьерных составов лирическое начало дается убедительнее драматического финала. При этом очевидно, Татьяна Анастасии Лапа и Онегин Максима Сударева или Ленский Ивана Волкова и Ольга Анны Костенко с опытом и счастливо вытянутым жребием могут достичь безоговорочного успеха в постижении "энциклопедии русской жизни".