Дальневосточный Че

Яркая жизнь и мученическая смерть партизана Сергея Лазо (1894-1920) превратили его в фигуру легендарную, под стать Чапаеву или Щорсу. Именем героя называли корабли, улицы, районы, о нем писали Маяковский и даже Пелевин...

Кто же он - дальневосточный Че Гевара, легенда партизанского Приморья?

Дворянин

Наш герой родился в Бессарабской губернии в семье молдавского дворянина. С его прабабушкой Марией Эйхфельдт общался во время кишиневской ссылки Пушкин и даже посвятил ей стихотворение "Ни блеск ума, ни стройность платья...".

Лазо, однако, с юности тяготился и своим дворянством, и тем, что у него есть собственность и деньги. "Нужно было отказаться от всего, от всех благ, но и от всех зол того строя, в котором я вырос", - записал он позже в дневнике. Юноша стремился к знанию и действию и был готов жертвовать ради этого личным счастьем. Не хотел "превратиться в трусливое животное, готовое поступиться своими мыслями и вступить в сделки с совестью, лишь только ему угрожают опасность и лишения".

В 1912 году Лазо поступил в Петербургский технологический институт, позже перевелся на физмат Московского университета. Переломным моментом, поводом порвать с предназначенной ему судьбой стали война и армия. В 1916 году Лазо мобилизовали. Окончив по ускоренной программе Алексеевское пехотное училище в Москве, он получил чин прапорщика и назначение в Красноярск, в 15-й Сибирский запасный стрелковый полк. Здесь сошелся с политическими ссыльными, примкнул к левым эсерам. Занялся политикой - или она занялась им?

"Какое великое счастье, что я вырвался, стал в стороне от той среды, которая меня вырастила", - скажет позже.

Большевик

После Февральской революции солдаты избрали его командиром роты и одновременно - в Красноярский Совет. Лазо участвовал в событиях Октября, позже стал комендантом и начальником гарнизона Иркутска.

С весны 1918 года Лазо - большевик, командир партизан Забайкалья. Рослый, он был выше других на голову не только в прямом смысле. Экс-прапорщик проявил и военные, и дипломатические таланты. Своей задачей видел не уничтожение противника, а его привлечение на свою сторону. Это был наименее кровопролитный, но и очень непростой путь.

Почти ровесник Жукова и Рокоссовского, он мог бы, наверное, сделать блестящую военную карьеру - а может, административную или вообще академическую? Но история распорядилась иначе. В июне 1918 года Владивостокский Совет пал в ходе белочешского мятежа. Город наводнили интервенты: японцы, англичане, американцы, французы. А осенью прибывший во Владивосток Лазо вошел в подпольный комитет РКП(б).

"Лицо поразительной интеллектуальной красоты", - так вспоминал знакомство с ним будущий писатель, а в те годы - подпольщик и партизан Александр Фадеев. Партизанский командир Иосиф Певзнер (прототип Левинсона в фадеевском "Разгроме") отмечал "исключительную культурность" Лазо. "Я всегда удивлялся огромным запасам знаний, которыми он обладал", - вспоминал подпольщик Моисей Губельман.

Даже во владивостокском подполье Лазо продолжал самообразование. В списке книг, которые он изучал зимой 1918-1919 годов, - Маркс, Энгельс, Ленин, Бокль, Вольтер, Шопенгауэр, Мах, Фихте, Клаузевиц, труды о судовых турбинах и двигателях внутреннего сгорания, "Этика японцев" Иичикавы, Салтыков-Щедрин, Чернышевский, Короленко, Вересаев, Герцен, Джек Лондон и даже высшая математика...

Партизан

Весной 1919 года бывшего пехотного прапорщика избрали командующим всеми партизанскими силами Приморья. Именно он превратил разрозненные и разношерстные отряды в армию, управлявшуюся из единого центра. У партизан появились свои печать, судопроизводство, промышленность (отливка пуль, изготовление гранат). Кулаков и зажиточных крестьян обложили налогом. Были попытки печатать свои деньги. Лазо нашел общий язык даже с красным казаком Гавриилом Шевченко, отряд которого славился склонностью к анархизму. Не случайно белый офицер Георгий Думбадзе отмечал "из ряда вон выходящие способности" партизанских командиров и примеры "необыкновенного военного таланта, редко встречающегося даже у профессиональных военачальников"...

Когда высоченный Лазо ехал верхом, его ноги почти касались земли, а сам он напоминал Дон Кихота. Об этом написал Фадеев, тут же оговорившись: это "не соответствовало внутреннему его облику". Рискнем поспорить: и Дон Кихот, и Сергей Лазо были идеалистами и романтиками. Не случайно партизан другой эпохи Че Гевара напишет в прощальном письме родителям, отправляясь в гибельный поход: "Я вновь чувствую своими пятками ребра Росинанта..."

В июне 1919 года партизаны Лазо вывели из строя Сучанский рудник и железную дорогу, чтобы лишить белый Владивосток угля. В ответ колчаковцы, японцы и американцы провели ряд карательных операций. Был схвачен и жестоко убит (закопан заживо) Попов, адъютант Лазо. Это был настоящий разгром. Уцелевшие партизаны отступали все дальше в сопки. Лазо, опухший от болезни почек, но не сдавшийся, налаживал связь отрядов, готовил зимние базы...

Зимовать в сопках не пришлось - начался новый подъем партизанского движения. Лазо стал готовить восстание во Владивостоке. Верный себе, он и теперь делал ставку не столько на винтовки, сколько на агитацию.

Руководитель Приморья

Успех восстания во многом зависел от позиции Учебной инструкторской школы (белой "школы Нокса") на острове Русском близ Владивостока. Здесь мы касаемся одной из загадок. В советское время говорили, что накануне восстания Лазо в одиночку, по льду, отправился на Русский, обратился к курсантам с пламенной речью ("...Вот за эту русскую землю, на которой я сейчас стою, мы умрем, но не отдадим ее никому!") и убедил их соблюдать нейтралитет.

Об этом писал поэт Георгий Корешов:

• ...Ах, свечи! Черт, как мало света!
• Но все же каждый увидал:
• Так вот какой - без эполетов
• Сам партизанский генерал...

В биографии Лазо 1956 года Моисей Губельман тоже сообщает о походе на Русский. Тот же сюжет использован и в байопике Александра Гордона 1967 года "Сергей Лазо", где заглавную роль сыграл Регимантас Адомайтис.

Однако реалистичность этого похода вызывает сомнения. В "Дневниках и письмах" Лазо (Владивосток, 1959) о посещении Русского не говорится. Приморский краевед Олег Стратиевский указывает: Лазо был перегружен работой, почти не спал, писал воззвания, принимал делегатов и не мог позволить себе бросить управление штабом восстания. Не говоря о том, что столь рискованный шаг мог окончиться в лучшем случае арестом Лазо. Кроме того, сообщалось, что он ходил на Русский 30 января 1920 года. Но уже 28 января в школе произошел мятеж, курсанты арестовали начальство. В самом Владивостоке восстание вспыхнуло 29 января, так что идти на остров назавтра уже не имело смысла...

Как бы то ни было, переворот прошел бескровно, после чего Владивосток оставили интервенты - все, кроме японцев. Стихи "По долинам и по взгорьям шла дивизия вперед..." соратник Лазо Петр Парфенов написал именно об этих днях (позже, когда текст отредактировал поэт Сергей Алымов, он стал песней о событиях не 1920-го, а 1922 года - об окончательном освобождении Приморья от белогвардейцев и интервентов).

Власть в Приморье приняла областная земская управа. Фактически рычаги сосредоточил в своих руках Лазо как член Дальбюро ЦК РКП(б) и зампредседателя Военного совета (одна из глав записок "На страже Родины" белого подполковника Карла Хартлинга так и называется - "Под красным флагом областной земской управы").

Наступило странное и тревожное перемирие: друг напротив друга стояли японские и красные гарнизоны. Именно в те мартовские дни 1920 года Лазо увидел на митинге во Владивостоке поэт Николай Асеев.

Таежный командарм запомнился ему "тонким, ловким и легким, как девушка".

Мученик

В ночь на 5 апреля 1920 года произошло "японское выступление" - интервенты атаковали красные гарнизоны. Во Владивостоке на улице Полтавской, ныне носящей имя Лазо, японцы схватили руководство Военного совета: самого Лазо, разведчика и востоковеда Алексея Луцкого, Всеволода Сибирцева (двоюродного брата Фадеева).

Здесь мы подходим к другой загадочной странице биографии Лазо - его гибели. Согласно советской историографии, японцы передали Лазо и его товарищей людям белого атамана Валериана Бочкарева (Озерова). Те доставили пленных на станцию Муравьев-Амурский (ныне Лазо) и поочередно сожгли всех троих в топке паровоза - то ли заживо, то ли предварительно расстреляв.

В перестройку эту версию оспаривали. Один краевед говорил, что в топку "пролезет только кошка". Другой не понимал, зачем было везти Лазо за сотни километров от города. Есть также мнение, что на самом деле Лазо и его коллег расстреляли во Владивостоке.

Однако в топку верится куда проще, чем в поход Лазо на Русский. Габариты топки паровоза Ел-629 (теперь он установлен в Уссурийске как памятник) позволяют туда забраться, преподаватель Приморского института железнодорожного транспорта Сергей Бойчунь уточняет: "Это связано с технической необходимостью - ремонтом, профилактикой". Подобное зверство в период Гражданской войны фиксировалось в Приморье не раз. Передача большевиков бочкаревцам тоже объяснима. Японцы, связанные новым перемирием, тем не менее отпускать Лазо не хотели. Поэтому и было решено покончить с ним чужими руками и подальше от города.

P.S. В 1945 году во Владивостоке на постамент, который ранее занимал адмирал Василий Завойко, установили памятник Лазо. Свыше 30 лет идут споры о том, не вернуть ли адмирала на место. Безусловно, Завойко, в 1854 году оборонявший Камчатку от англичан и французов, - фигура более чем достойная. Но не хотелось бы, чтобы Лазо теперь низвергали, как когда-то низвергли Завойко. Оба - герои нашей истории, памятника заслуживает каждый.

Тем более что у Лазо нет даже могилы - через паровозную трубу он ушел напрямую в небо...

Беспамятство

В гордой независимой Молдавии городок Лазовск уже в 1991 году переименовали в Сынжерей. Тогда же родному селу партизана, носившему в советские годы его имя, вернули прежнее название - Пятра.