Театр на любой вкус: 201 год назад родился драматург Александр Островский
Часто и справедливо вспоминают его заслуги перед русской сценой. Но он не менее ценен для словесности. Как обаятельна и разнообразна речь героев Островского. Даже мимолетный окрик "Гарсон, жизни!" в "Доходном месте" дорогого стоит. Приносят рябиновую под хорошую закуску с французской горчицей. Дорогого стоит - это, кстати, тоже из Островского.
Он был замечательным мастером создавать женские образы. Недаром Островского так любят актрисы во все времена: он преподнес им немало подарков - ролей, равных которым по эффектности и сложности в прежние времена не бывало. Кормилец!
Он был мастером и по части второстепенных персон. Все его герои окружены замечательными оппонентами и партнерами на все возраста и темпераменты, играть которых - любо-дорого, всей труппой.
Но в эти юбилейные дни хотелось бы вспомнить о главных, знаковых героях Островского.
Егор Дмитрич Глумов
Вот уж кто над всеми поглумился! И продолжает свое славное дело на многих сценах страны. Ведь "На всякого мудреца довольно простоты" - одна из самых популярных, вечнозеленых пьес Островского. Она актуальна всегда - вплоть до легкого ощущения крамольности при произнесении многих монологов. Некоторые реплики даже произносить страшновато, так они бьют в нерв нашего времени. Островский знал прижизненный успех, но эту пьесу по-настоящему разгадали уже в ХХ веке.
Кто он, Егор Дмитрич? Молодой человек - как водится, без принципов, но с интересами. Деньги и положение - вот что ему необходимо. Подобные герои встречались у Гоголя, у Фонвизина. Подобные, да не совсем. Конечно, его сравнивали с Хлестаковым. Они родственники, но далеко не близнецы. Глумов - целенаправленный карьерист, который подпевает консерваторам. Но он же готов, если понадобится, обернуться прогрессистом и реформатором. И докажет свою необходимость.
Даже беглое воспоминание об актерах, игравших эту роль, говорит о многом. В Художественном театре Глумова играл молодой Василий Качалов. У Сергея Эйзенштейна в спектакле, который многих удивил, на цирковом ковре потрясал основы Григорий Александров, будущий классик советской кинокомедии. Лучшим Глумовым семидесятых был, пожалуй, Юрий Яковлев. Победительный, но рефлексирующий. Образованный, несуетливый. Идеальным Глумовым девяностых был Сергей Безруков. Ну, а окружали их блистательные актеры старших поколений, игравшие большую московскую тройку - Мамаева, Крутицкого, Городулина. Впрочем, мы договорились судить да рядить только о первых героях.
Реприз в этой роли хватает. Чего стоит цитата из сочинения отставного генерала, который надеется стать учителем жизни для нового поколения: "Для успешного и стройного течения дел подчиненный должен быть робок и постоянно трепетен".
Глумов - изрядный льстец. Но на втором плане он - сатирик, самый настоящий сатирик. Егор, как никто, умеет высмеять мракобесных сочинителей политических трактатов под видом грубой лести. И не случайно же он все-таки вел дневник, в котором изливал опасную правду о каждом из своих высокопоставленных объектов подхалимажа. Была, выходит, у него потребность не сливаться с этим сонмом московских вершителей судеб. Поэтому его так интересно играть.
Глумов появляется и в "Бешеных деньгах", но там он карикатурнее. Да и тот ли это Глумов?
Василий Николаич Жадов
Как изобразить на сцене положительного человека? Самое очевидное - испытать его мытарствами… К этому испытанному способу не раз прибегал и Островский. Пожалуй, самая примечательная из этих пьес - "Доходное место". Василий Жадов, как положено молодому человеку, вступает в жизнь с пренебрежением ко взяткам и чиновничьему произволу. При этом он намерен служить и служить честно. И - все-таки выживает. И неизвестно, что его ждет. Критики недоумевали, почему драматург не создал благородного героя, который "приносит себя в жертву, трагически, мученически умирая за правду". Нет, Островский показал и слабость, и даже отступничество, предательство собственных идеалов.
Островский любил говорящие фамилии. Жадов - звучит отталкивающе. Не жадноват ли он? Если не до денег, так - до житейских впечатлений, а может быть, до морализаторства… Но, скорее всего, фамилия образована от глагола "жадать", "жаждать" - в нашем случае, видимо, по справедливости. Но и без двойного дна Островский не обошелся. Он ведь говорил о своем герое одному актеру: "В нем все мишура, тряхнули его, он и обсыпался". Но это уж слишком строгий приговор - видимо, эмоциональный. Можно и по-другому.
До сих пор некоторые его реплики можно и сегодня произнести так, чтобы зал бросало в жар от слов, которые царапают душу смелостью и точностью. Говорят, это удалось Андрею Миронову на сцене Театра сатиры. Но нет ничего более хлипкого, чем жадовская надежда на молодежь, на своих ровесников, которые, кажется, шагнут дальше предшественников. Достаточно вспомнить известный монолог: "Я не говорил, что наше поколение честней других. Всегда были и будут честные люди, честные граждане, честные чиновники; всегда были и будут слабые люди. Вот вам доказательство - я сам. Я говорил только, что в наше время общество мало-помалу бросает прежнее равнодушие к пороку, слышатся энергические возгласы против общественного зла... Я говорил, что у нас пробуждается сознание своих недостатков; а в сознании есть надежда на лучшее будущее. Я говорил, что начинает создаваться общественное мнение... что в юношах воспитывается чувство справедливости, чувство долга, и оно растет, растет и принесет плоды".
Сергей Сергеевич Паратов
Купец? Буржуа? Просто барин с большой или с уничижительной буквы? Как он далек от героев первых пьес Островского. Сергей Сергеевич стал олицетворением обольстителя в русской литературе. Хотя, думается, для Островского главным было не это.
О нем говорят: "Уж чего другого, а шику довольно" (какой красивый и точный оборот русской речи - присущий именно Островскому!). Кредо Паратова известно: "Что такое "жаль", этого я не знаю. У меня, Мокий Парменыч, ничего заветного нет; найду выгоду, так все продам, что угодно". Но, может быть, это лишь одна из масок этого лицедея, который раскрывается не только сам по себе, но и в сравнении с другими героями, от богатого купца старой школы Кнурова до издерганного чиновника Карандышева.
Так что же, все на продажу? Если без рисовки, то многие из нас частенько могли бы подписаться под этими словами. И это качество в жизни нам помогало, а не мешало. Тем ценнее, что Островский предполагает для человека более высокое предназначение, чем легкие победы дистиллированного цинизма.
Он не рутинер, не способен жить скучно, непременно что-нибудь придумает, переступая через людей. При этом он любимец публики. Не высокомерен и бурлаков в споре не дает в обиду. Это тоже искренний порыв. А свободу, которую он так ценит, дают ему только деньги. Это и стало трагедией Ларисы.
Геннадий Демьяныч Гурмыжский - Несчастливцев
Сирота, учившийся "на медные деньги", он ушел из дворян в актеры, закрывшись псевдонимом, подходящим для трагика. Он так и остался неимущим бродягой, но, кажется, перенял из пьес, которые играл, героическое благородство.
Островский хорошо знал актеров, вовсе не идеализировал эту братию, но в пьесе "Лес" все-таки пропел им славу. Этот басовитый герой всегда - на котурнах. Но, как ни странно, это только придает ему обаяния. Он стал настоящим русским Дон Кихотом и восстановил справедливость в своем лесном уголке.
О многом говорит его знаменитый монолог: "Комедианты? Нет! Мы артисты, благородные артисты, а комедианты - вы. Мы коли любим, так уж любим; коли не любим, так ссоримся или деремся; коли помогаем, так уж последним трудовым грошом. А вы? Вы всю жизнь толкуете о благе общества, о любви к человечеству. А что вы сделали? Кого накормили? Кого утешили? Вы тешите только самих себя, самих себя забавляете. Вы комедианты, шуты, а не мы. Когда у меня деньги, я кормлю на свой счет двух-трех таких мерзавцев, как Аркашка, а родная тетка потяготилась прокормить меня два дня".
Аркашка - это Счастливцев. Комик, плут, задушевный друг Несчастливцева, хотя трудно найти двоих людей более полярных по характеру. И в этом - чувство ансамбля, присущее Островскому.
Полная версия на портале ГодЛитературы.РФ.