Кирилл Киргизов: Персональная медицина стала одним из ключевых направлений развития современной службы здоровья. Фактически - это способ подобрать конкретному пациенту, в нашем случае ребенку со злокачественным новообразованием, индивидуальную программу лечения на основе тех или иных факторов.
Кирилл, сразу перебью. Как быть с тем, что для достижения успеха, как говорят, нужны крупные межцентровые и даже международные исследования. А они предполагают стандартизацию лечения.
Кирилл Киргизов: Все верно. Но... Персонализированный подход не противоречит логике межцентровой работы. Фактически, если раньше все сводилось к тому, чтобы разбить пациентов на группы и для каждой группы сформировать тот или иной протокол, то сегодня к этой логике лечения добавляется учет множества факторов, связанных с теми или иными генетическими поломками. И в связи с тем, что это редкие события, опыт больших научных групп крайне важен: только вместе мы можем подобрать правильный подход. Сегодня для ряда заболеваний мы можем не только составить индивидуальный "портрет", но и подобрать конкретный препарат.
Все, о чем вы сказали, больше похоже на медицину будущего. Как это работает в сегодняшней практике?
Гарик Сагоян: Медицина будущего во многих случаях уже реальность. На практике это выглядит следующим образом. У ребенка заподозрили злокачественное новообразование. Ребенок попадает к нам в центр, где мы проводим биопсию, устанавливаем диагноз. Нередко на опухоли можно обнаружить специальные "мишени", к которым, как ключ к замку, подбирается тот или иной препарат.
И можно только одним препаратом заменить всю терапию?
Гарик Сагоян: Как правило, такие препараты входят в комбинацию препаратов. И, отвечая на ваш вопрос, как раз здесь и вступают в игру межцентровые международные группы, которые вместе вырабатывают тактику лечения пациента. Причем группы работают как при заболеваниях, которые считаются в детской онкологии частыми, так и при совсем редких состояниях.
Приведу пример. Детский институт онкоцентра имени Блохина входит в состав международной группы по опухолям почек, которые часты в детской популяции. И в то же самое время мы состоим в группе по редким генетическим синдромам, которые встречаются в нашей стране буквально раз в год.
Не могу не спросить: не изменилось ли международное сотрудничество детских онкологов в последние годы?
Кирилл Киргизов: Нет! Как мы не однажды говорили ранее на страницах "РГ", и научная, и практическая работа с коллегами из разных стран в детской онкологии продолжается. Каждый год выходят статьи с нашим участием как членов международных научных групп. Это открывает доступ для наших пациентов не только к конкретным препаратам, но и к консультативному ресурсу. Например, уже на постоянной основе проходят обсуждения в рамках нашей Евразийской школы детского онколога-гематолога о тактике лечения пациентов по результатам генетического анализа. Нам часто удается не только сохранить жизнь, но и спасти пациента от калечащих операций.
А я опять о том же: насколько доступно все это? Легко ли попасть в детский институт онкоцентра имени Блохина? Наверняка не только мне кажется, будто все, о чем вы рассказываете, доступно лишь избранным.
Кирилл Киргизов: Отнюдь! В прошлом году в наш центр поступило около 1,5 тысячи первичных пациентов. А с учетом того, что ежегодно в России заболевает около 4 тысяч детей - это больше трети заболевших. И всем этим детям открывается доступ к эффективной терапии. Мы не раз рассказывали о новых препаратах и видах клеточной терапии, хирургического лечения, которое применяется в нашем центре. Позиция директора детского института профессора Светланы Рафаэлевны Варфоломеевой, да и всей команды НИИ ДОиГ - безбарьерный доступ к высокотехнологичному лечению каждого заболевшего ребенка.
Под особым вниманием у нас дети раннего возраста, где как раз особую роль отводят изучению "портрета" опухоли. Ведь мы знаем, что при наличии тех или иных мутаций риск онкологических заболеваний именно у детей этой возрастной категории возрастает кратно.
Хочу конкретики: как попадают дети раннего возраста в центр Блохина? Сразу из перинатального центра?
Кирилл Киргизов: Именно так. К нам, в центр Блохина, дети могут поступить с самого рождения. Мы продолжаем совместную работу с коллегами из службы перинатальной медицины. И часто дети приезжают к нам уже не из областных, краевых и республиканских больниц, а прямиком из перинатальных центров. Подобную работу проводим, например, с Центром акушерства и гинекологии имени Кулакова, когда наши специалисты принимают участие в перинатальных консилиумах и знают о ребенке еще до рождения.
Кстати, о рождении. Современная медицина позволяет и женщине, и мужчине стать родителями благодаря технологиям, которые постоянно усовершенствуются. Но... Популярное ныне ЭКО повышает риск развития опухоли у ребенка?
Гарик Сагоян: Основная цель так называемых вспомогательных репродуктивных технологий не только решение проблемы бесплодия, но и рождение здоровых детей, с нормальным развитием и без каких-либо последствий в течение жизни. И, конечно, один из актуальных вопросов, которые беспокоят, есть ли взаимосвязь между онкологией и ЭКО? Этой проблеме посвящено много исследований. Данные, имеющиеся в настоящий момент, подтверждают: проведенное по всем стандартам экстракорпоральное оплодотворение не повышает риск развития рака у младенца. Важно отметить и то, что каждая пациентка полностью обследуется перед ЭКО, и в случае выявления патологий процедура откладывается.
После введения в практику процедуры ЭКО количество рожденных с его помощью детей становится больше. Может, это становится поводом бить тревогу врачам и родителям? На что необходимо обращать внимание?
Кирилл Киргизов: Поддержу Гарика Барисовича. Напрасно бить тревогу не стоит. Существуют известные состояния, которые часто связывают с ЭКО: маленький вес при рождении, недоношенность, врожденные пороки развития. Но все перечисленное может быть характерно и для детей, рожденных без ЭКО. Всем родителям и педиатрам важно знать ранние признаки онкологических заболеваний.
Но все же! Развиваются ли онкологические заболевания в детском возрасте у детей, зачатых путем ЭКО, чаще, чем у детей, зачатых естественным путем?
Гарик Сагоян: Как показывают проведенные крупные исследования, не чаще. Однако в случае наличия того или иного фактора риска (например, низкой массы тела), дети должны проходить строгий динамический контроль у врача-педиатра. Это способствует ранней диагностике опухолевого заболевания и своевременного начала терапии.
А ранняя диагностика, напомним, существенно повышает шансы на выздоровление...
Кирилл Киргизов: Как правило, да! Мы все реже сталкиваемся со случаями, когда помочь нельзя. Конечно, еще много работы впереди, но путь осилит идущий. Еще совсем недавно мы и представить не могли, что у многих детей одна таблетка заменит целый курс химиотерапии. Конечно, пока такое лечение показано не всем пациентам. Не для каждого вида опухоли подобная терапия существует. Но прогресс уже не остановить.
Гарик Сагоян: И часто вопрос не только в доступности препарата, а в том, чтобы правильно определить показания и вовремя его назначить.
Как дети получают подобные препараты? Или родители, врачи вынуждены лично что-то искать? Например, если речь идет о незарегистрированном в России лекарстве?
Кирилл Киргизов: Все расходы на противоопухолевые препараты берет на себя государство. Если же речь о новейших, незарегистрированных препаратах, то большую заботу о детях с онкологическими заболеваниями взял на себя Фонд "Круг добра". Силами сотрудников нашего центра подготовлены досье на множество препаратов, которые были одобрены экспертным советом фонда, и тем самым им был дан "зеленый свет" для наших пациентов. Список таких препаратов постоянно растет. И, значит, персональное лечение ребятишек со злокачественными бедами становится нормой.