Согласно дорожной карте "Новое индустриальное программное обеспечение", индекс технологической независимости в области промышленного ПО в 2022 году составлял 49,2 процента, а в этом - 53,8. Темп не слишком впечатляет. Что мешает ускориться?
Павел Растопшин: Заместить нужно все, и сделать это одномоментно не получится. При этом есть соблазн самое сложное оставить на потом, тогда как именно это базовая часть. Для промышленности это MES, АСУ ТП и ERP (системы управления производственными и технологическими процессами. - Прим. ред.) - одни из критических систем, влияющие на эффективность предприятий. Российским компаниям надо пройти за 3-5 лет путь, который другие страны проходили за 30-40. Это невозможно сделать без консолидации усилий. Однако мы видим, что крупные промышленные холдинги начали этот путь частично в инсорс-разработке.
А что в этом плохого? У корпораций огромные ресурсы, они могут позволить себе создать собственные ИТ-подразделения для разработки софта.
Павел Растопшин: MES-системы в металлургии, химической, угольной, горной промышленности очень похожи, о чем свидетельствует факт, что в "прошлой жизни" часто использовался один и тот же западный продукт для этих целей. Но при этом сейчас каждый создает свое ПО с нуля. По данным правительства России, инвестиции компаний всех отраслей в цифровые технологии за 2023 год превысили 4 триллиона рублей, из них полтора - на оборудование и 2,7 - на ПО и внедрение. Если проанализировать, какая часть этих ИТ-решений может быть вновь использована, то получится огромная экономия.
Для страны при дефиците ресурсов и времени на импортозамещение выгода очевидна. А для корпораций?
Павел Растопшин: Давайте посмотрим на примере. СУЭК, одна из ведущих угледобывающих и энергетических компаний мира, выбрала платформу для управления производством ZIIoT (разработчик - ГК "Цифра"), чтобы самостоятельно построить множество систем: от MES до диспетчерских центров. В итоге получится цифровая экосистема, которая позволит гибко встраивать и использовать различные приложения и инструменты для обработки и управления данными на базе микросервисной архитектуры платформы.
По логике можно взять ядро этой разработки и тиражировать наиболее востребованный функционал для других предприятий. Корпорации часто это декларируют, но редко делают. Коммерциализация своих ИТ-решений требует дополнительной оргструктуры, инвестиций в доработку, техподдержки - все это непрофильная деятельность для промышленного холдинга и не является для его руководства приоритетом.
То есть у индустриальных китов просто руки до этого не доходят?
Павел Растопшин: Для всех было бы выгодно подобные кейсы передавать для тиражирования внешним партнерам, которые имеют и экспертизу широкого круга пользователей и, главное, вход на рынок. Так, у нашей команды более чем 15-летний опыт внедрения ИТ-решений в промышленности, мы знаем "слепые зоны" цифровой трансформации в крупных холдингах.
Коммерциализация отраслевых ИТ-продуктов позволила бы гораздо быстрее осуществить импортозамещение ПО в России, но, увы, сегодня инсорс-разработки с исключительными правами промышленных компаний становятся барьером в развитии ИТ-рынка. Такой софт, как правило, включен в реестр отечественного ПО, но при этом не развивается рыночно и не приносит той пользы отраслям, которую мог бы.
Давайте гипотетически посчитаем эффект коммерциализации корпоративных ИТ-решений через внешнего партнера, к примеру, отраслевого интегратора ГК "УльтимаТек". Если объем финансирования особо значимых ИТ-решений в стране за 2023 год составил 180 миллиардов рублей - четверть от общих расходов компаний на разработку ПО, то всего они инвестировали в цифровые решения 720 миллиардов. Если перепродать хотя бы треть созданного софта, 240 миллиардов рублей, и применить логику, что в среднем на рынке разработки ИТ-продуктов вложенный рубль при правильной работе возвращает 5 рублей за 5 лет, то в целом данное направление создаст поток дополнительной ИТ-выручки в ВВП в размере 1,2 триллиона.
Как изменить ситуацию и мотивировать крупный бизнес делиться разработками?
Павел Растопшин: Создать условия, чтобы предприятиям, для которых ИТ - не основной вид деятельности, было невыгодно держать у себя исключительные права, в том числе ограничить фиктивную их передачу (скажем, когда разработка "продается" материнской структуре). Мы считаем, что таким стимулом может стать введение дополнительного обременения на владение исключительными правами на разработки для не ИТ-компаний. Особенно следует купировать попытки покупать исключительные права на ИТ-продукты промышленными холдингами у их исконных разработчиков. Кроме того, при внесении продукта в реестр отечественного ПО должны предусматриваться обязательства по его коммерциализации, неисполнение которых повлечет исключение из реестра. Если же разработка осуществлялась с привлечением госсредств, это тем более должно быть обязательным условием - с соответствующей отчетностью. Еще один возможный мотиватор - запрет на приобретение включенного в реестр ПО без НДС без применения к такому продукту метрик (количество пользователей, подключаемых объектов и т. д.), то есть в безлимитное использование, разрушающее экономику ИТ-отрасли.
По нашей оценке, объем прибыли российских ИТ-компаний к 2030 году может достигнуть 2,2 триллиона рублей при создании оптимальных условий для разработки и коммерциализации отраслевых решений. Сейчас обсуждается повышение налога на прибыль для ИТ-бизнеса с текущей нулевой ставки до 5 процентов, следовательно, начиная с 2025 года в бюджет РФ может поступить более 160 миллиардов рублей.
Но главное - внедрение цифровых технологий ведет к увеличению производительности труда, а значит, росту прибыли промышленности и развитию экономики в целом.
