Мария Лемешева: "Шукшин - это настоящий мужской характер"

Есть люди, которым выпадает прожить недолгую, но яркую, предельно насыщенную событиями жизнь. Они уходят, оставляя после себя легенды. Василий Макарович Шукшин - актер, режиссер, писатель, драматург, сценарист - как раз из таких. 25 июля ему исполнилось бы 95. Прожил он чуть больше половины этого срока. Вместе с Марией Лемешевой, известным журналистом, кинокритиком, членом ФИПРЕССИ и Экспертного совета Министерства культуры РФ, главным редактором и редакционным директором журнала "КиноРепортер", мы попробовали приблизиться к разгадке фантастической притягательности этой личности.

Василий Макарович не раз говорил, что в кино попал случайно, не очень понимая, чему будет учиться. Неужели во ВГИКе такое возможно?

Мария Лемешева: В середине 50-х - конечно, нет. И не только во ВГИКе. Вероятно, Василий Макарович слукавил. Он подал документы сразу в три вуза - Литературный институт, ВГИК и Историко-архивный. Очевидно, что выбор вполне осознанный, ведь он уже тогда писал рассказы и живо интересовался историей. Забраковали Шукшина только в Литинституте. Во ВГИКе конкурс всегда огромен. Но в те годы отбор был чрезвычайно строгим, ведь и на актерский, и на режиссуру набиралась только одна мастерская, то есть 20-25 человек. Подчеркну лишний раз, что ему, парню из алтайской деревни, удалось обойти стольких соперников якобы без особого труда - бравада простительная. На самом деле Шукшин знал, куда шел - к заявлению на прием документов, отправленному еще из родных Сросток, он приложил просьбу сообщить о том, какие специальные экзамены предусмотрены для поступающих на режиссерский факультет. И готовился основательно - экзамены сдал на "четыре" и "пять". А Тарковский, к примеру, на сочинении схватил "трояк".

От будущих режиссеров, как правило, требуют наличие жизненного опыта. Это так важно?

Мария Лемешева: На мой взгляд, да. Если человек не знает жизни, не знает людей, причем, из разных социальных слоев, то как режиссер он будет замкнут в узкие рамки того круга, в котором рос, и быстро себя исчерпает. К 25 годам Шукшин успел поработать автослесарем, такелажником и сельхозрабочим, учителем русского языка и директором школы в родном селе, отслужить срочную на Балтийском флоте. И все равно у приемной комиссии были сомнения. Как, впрочем, и в отношении Тарковского. В одном смущала "простота", в другом - "заумность". Но набиравший мастерскую Михаил Ромм взял обоих. И не пожалел.

Нелегко, наверное, было Михаилу Ильичу растить два диаметрально противоположных таланта?

Мария Лемешева: Не два: на том же курсе учились еще Александр Митта, автор любимых зрителем "Экипажа" и "Сказ про то, как царь Петр арапа женил", Юлий Файт, много снимавший для знаменитого киножурнала "Ералаш", Александр Гордон ("Кража", "Сергей Лазо"). Ромм был не только талантливым режиссером - "Девять дней одного года" и сегодня остаются шедевром отечественного кино, но и ответственным педагогом. Пока вел мастерскую, снял "Убийство на улице Данте". Ромм чувствовал своих студентов и старался максимально раскрыть их природное дарование. А ведь каждый обладал весьма строптивыми характерами. Шукшин и Тарковский были на курсе двумя полюсами притяжения; вокруг каждого образовался кружок единомышленников. Соперничество было, но творческого порядка. Они действительно были "волна и камень". Простой пример. Дипломный фильм Шукшина "Из Лебяжьего сообщают" рассказывал об одном дне небольшого села: секретарь райкома, сельский врач, пьяница-алиментщик - вот кто были его герои. Он сам написал сценарий и сыграл главную роль - молодого работника райкома. Тарковский выпускался с короткометражкой "Каток и скрипка" по сценарию, написанному вместе с Андреем Кончаловским, о маленьком музыканте, которого травит дворовая шпана.

Шукшин, обладая неимоверной работоспособностью, снял всего пять картин, не считая дипломной…

Мария Лемешева: Василий Макарович был максималистом и человеком абсолютно бескомпромиссным, считая, что снять кино так, как ему нужно, может только он сам. Многие из знавших его, утверждают, что при желании он мог бы снять фильм в одиночку, просто приехав в любую деревеньку, и запечатлеть скрытой камерой ее повседневную жизнь. Не зря же у него такое количество обычных людей в кадре: и в "Странных людях", и в "Печках-лавочках", и в "Калине красной". Он даже актеров отбирал по способности отказаться от привычных способов существования на площадке. В любой его ленте все предельно обыденно и незамысловато. За эту кажущуюся простоту Шукшину и доставалось на худсоветах. Причем от таких мэтров, как Сергей Юткевич и Татьяна Лиознова или известного критика Льва Аннинского. Пробивать картины ему приходилось с трудом, что на этапе запуска, что на сдаче, когда из них, снятых в самом что ни на есть соцреализме, этот реализм - к примеру, сцены употребления алкоголя - безжалостно вырезался. Борьба отнимала энергию, необходимую для творчества.

Свою мечту, фильм о Степане Разине, он так и не осуществил. Что помешало?

Мария Лемешева: Роман "Я пришел дать вам волю" Шукшин закончил в 1971 году. Это была своего рода сублимация неосуществленного замысла. Одноименный сценарий Гильдия кинодраматургов признала лучшим за 1967 год, но "Госкино" запуск картины не одобрило, ссылаясь на слишком высокий бюджет. Реконструкция мест действия, огромная массовка и исторические костюмы действительно требовали немалых средств. Это официальная версия. Неофициальная в том, что фильм, прославляющий бунтаря, Шукшин видел местью за репрессированного отца и всех, кто безвинно пострадал от государственной машины за всю историю России, и отказ режиссеру носил скорее политический, чем финансово-производственный характер.

Кинематограф Шукшина, бесспорно, авторский. Насколько он был уникален в мировом контексте?

Мария Лемешева: Авторское кино - удел избранных. Да, на западе таких режиссеров было больше, но тоже не легион. Если учесть своеобразие режиссерского почерка Шукшина, он прекрасно вписывается в мировой киноконтекст эпохи. Как и мастера итальянского неореализма - Роберто Росселлини, Лукино Висконти, Витторио де Сика - он показывал жизнь без прикрас. Как режиссеры французской "Новой волны" - Клод Шаброль, Франсуа Трюффо, Жан-Люк Годар - отстаивал право на нешаблонные методы съемки и непредсказуемые повороты сюжета. Вершиной творчества Шукшина стала "Калина красная", фильм, в котором естественность жизни доведена до абсолюта. Деревенские жители зачастую даже не подозревали, что их снимают, от актеров требовалось "просто жить", а не работать на камеру, и ради милой сердцу гипернатуральности режиссер использовал в монтаже даже далеко не самые удачные с технической точки зрения кадры.

Как актеру Василию Макаровичу удалось сделать намного больше. В чем, по-вашему, секрет его востребованности?

Мария Лемешева: Самый очевидный ответ - природный талант. Сниматься он начал раньше, чем снимать. Его приглашали в свои фильмы Марлен Хуциев ("Два Федора"), Лев Кулиджанов ("Когда деревья были большими"), Виктор Трегубович ("Даурия"), Сергей Герасимов ("Журналист"). Из 27 картин две - "Прошу слова" Глеба Панфилова и "Они сражались за Родину" Сергея Бондарчука, вышли в прокат уже после его смерти. В своей последней картине он доиграть не успел - инфаркт. Но Петр Лопахин, как и Егор Прокудин, до сих остаются для миллионов зрителей квинтэссенцией русского характера. Шукшин - это и есть настоящий мужской характер.

Нередко приходится слышать, что Василий Макарович был человеком гордым и самолюбивым. А, может быть, дело не в гордыне, а в стремлении всегда оставаться самим собой?

Мария Лемешева: Думаю, дело именно в этом. Сын врага народа, ставший известным на всю страну актером и режиссером, требовал, чтобы окружающие принимали его таким, как есть. Он не побоялся взять фамилию репрессированного отца, не скрывал деревенского происхождения, разгуливая по Москве в кирзовых сапогах, гимнастерке и ватнике. Однажды Шукшин едко высмеял Евтушенко за то, что он, сибиряк, носит бабочку, как последний пижон. Между прочим, кирзачи и гимнастерку он носил до последнего дня. Он оставался собой, несмотря на невероятную популярность - резким, не боявшимся ни тяжелой работы, ни крепкого словца, ни драки, как и его персонажи. Вот эта неукротимая природная сила и притягивала к нему людей.

А еще - обостренное чувство справедливости и доброта. Незадолго до смерти он писал одному из своих друзей, что пришел к выводу: никому, кроме искусства, до человека нет дела и только оно, искусство, может научить человека быть добрым.