Городок в табакерке. 220 лет назад родился Владимир Одоевский - писатель, чиновник, изобретатель и кулинар

220 лет назад, 30 июля 1804 года, родился один из самых загадочных гениев отечественной литературы. Гением он был в устаревшем смысле слова, когда главное - оригинальность одаренности, необычный полет фантазии. Увы, великие современники заслонили его в нашем сознании, хотя "Городок в табакерке" до сих пор будоражит умы, как и "Русские ночи".

Признаемся, наконец, что даже в богатейшей и разнообразной русской культуре Владимир Федорович Одоевский - фигура уникальная. И по характеру, и по глубине творчества. Друг Пушкина, замечательный писатель, сказочник, музыковед, по духу он чувствовал себя, прежде всего, просветителем. А он был еще и химиком, механиком-изобретателем и - не странно ли? - государственным чиновником. К тому же - славился как искусный кулинар, хотя и не все приходили в восторг от его стряпни. Одоевский выдумывал новые, прежде невиданные блюда. Свои "кухонные изыскания" он изложил в виде ироничных лекций от имени "господина Пуфа, доктора энциклопедии и других наук о кухонном искусстве".

Ну а если читать Одоевского внимательнее… Василий Розанов со знанием дела называл его "предшественником философских разговоров у Достоевского". Их можно найти и в книгах Одоевского, но больше - в его салонах, где всегда эмоционально говорили о высоком. Одоевского даже считали русским Фаустом. Все знает и умеет, все желает постичь. Только душу дьяволу он не продавал.

Скромнейший Рюрикович

Его старинный род вел происхождение от князя Рюрика. На иконах, изображающих подвиг князя Михаила Черниговского, который отказался в Орде поклониться монгольским идолам, нередко изображают предка Одоевских. Сам он не любил рассуждать о своем происхождении, которому многие завидовали. Был равнодушен и к чинам, и к орденам. Это можно было бы назвать истинно аристократическим характером, если бы мы не знали, что многие потомки боярских и царских родов на многое готовы даже ради малозначительной регалии. Правда, недруги считали об Одоевском иначе. "Ныне он между светскими людьми слывет за литератора, а между литераторами за светского человека. Спина у него из каучука. <…> жадность к лентам и к придворным приглашениям непомерная, и, постоянно извиваясь то направо, то налево, он дополз до чина гофмейстера". Не понял этот недоброжелатель ни идеализма Одоевского, ни его литературных игр с дьявольщиной.

Увы, потомок великих государственных деятелей, собирателей Руси, рос сиротой. Его отец - чинный директор Московского ассигнационного банка - умер молодым. Мать неудачно вышла замуж - и сына направили на воспитание к родственникам, которые порой относились к нему участливо, порой - холодно.

Впрочем, он учился в московском Благородном пансионе вместе с замечательными однокашниками - Петром Вяземским, Петром Чаадаевым, Никитой Муравьевым. Учителя там были лучшие в России - и Одоевским они восхищались. Казалось, лучшего питомца пансион не знал, и будущее перед ним открывается фантастическое.

Одоевского интересовало решительно все - и техника, и музыка, и литература. Недаром его образцом был неутомимый и таинственный Михайло Ломоносов.

Выпускную речь блестяще успевавший по всем предметам "тоненький и стройный" князь посвятил философии и ее влиянию на облагораживание умов и нравов. Это было событие! Слушатели (а среди них оказался будущий историк Михаил Погодин) запомнили этот спич на всю жизнь. Окончив пансион с отличием, Владимир поступил на службу в Коллегию иностранных дел, а точнее, в ее бесценный архив. Там в то время собрались изысканные знатоки и поклонники поэзии и философии - Дмитрий Веневитинов, Иван Киреевский. Их-то и прозвали "архивными юношами". Помните, в "Евгении Онегине": "Архивны юноши толпою // На Таню чопорно глядят…" Кстати, дел у них было немало - они переписывали древние грамоты и договоры для дальнейшей публикации.

Вскоре Одоевский основал общество любомудров - то есть философов, мыслителей, искателей истины. Возможно, это были первые в России светские философы, почти независимые от западных мыслителей. Собирались они секретно - так интереснее. Спорили, произносили длинные и весьма художественные речи. Иногда делились написанным. "Здесь переживали "минуты восхитительные, минуты небесные, которых сладости не может понять тот, кого не томила душевная жажда", - вспоминал о тех временах князь. Они считали, что литература должна быть связана с наукой, а наука - с образным мышлением. До конца понять эту идею коллеги сумели только век спустя. В тайные общества, связанные с попытками смены власти, он не захаживал. Любомудры отрицали материализм французских идеологов Просвещения - прежде всего, Вольтера, которого называли "говоруном". Открытием стала для них философия Фридриха Шеллинга - который, по мнению Одоевского, как Колумб, открыл людям их душу.

После декабрьского восстания, когда был арестован двоюродный брат Одоевского - Александр, который действительно исповедовал революционные идеи, они решили на всякий случай распустить и свое, политически безобидное, тайное общество. Все бумаги беспощадно и торжественно предали огню - в камине, в присутствии всех любомудров. Одоевскому вообще следовало жить опасливо. Что это - проявление трусости? Но слишком многие считали его масоном, алхимиком, человеком неблагонадежным. Посвященные удивлялись, как только такой человек сохраняет положение, появляется в свете, пользуется благами свободы…

Портрет князя Владимира Одоевского. Фото: Российская государственная библиотека

Действительно, многие его тексты стилистически, да и по проблематике, схожи с масонскими. Но любопытно, что ни в одном из авторитетных списков русских вольных каменщиков его фамилия не значится. Другое дело, что масонами были почти все его любимые учителя в "Благородном пансионе". В политические тайные общества он не входил - и не верил в возможность исправить ситуацию в стране с помощью восстаний и немедленных реформ. В такой спешке можно только все испортить и перепутать. Одоевский рассуждал логичнее и проще: считал, что следует честно работать и поддерживать талантливых людей. Разве этого мало?

Он занимался детскими приютами, сам будучи, по меркам высшего света, бедняком. Помогал, взывая к совести богатеев. А еще был учредителем петербургской Максимилиановской больницы для бедных.

При этом бросался помогать каждому человеку, попавшему в трудное положение. К счастью, супруга Ольга Степановна Ланская, хотя и собирала вокруг себя аристократическое общество, никогда не попрекала его, а по совести говоря, - восхищалась характером супруга.

Одоевский немало сделал для памяти Александра Пушкина, стихи которого знал наизусть. После гибели Пушкина именно он, в нарушение сложившихся к тому времени устоев, в некрологе назвал его "солнцем русской поэзии". Для Одоевского, как известно, конъюнктуры не существовало. Он всегда напрямки выражал свое мнение. Министру народного просвещения Сергею Уварову столь высокопарное определение не понравилось. Для него Пушкин был не слишком велик.

Сказки, да и только

В огромном наследии Одоевского через годы наиболее известны сказки. Прежде всего - необычайный "Городок в табакерке", в котором соединил механику и мистику. О нем мы еще вспомним. Но Одоевский подарил нам и главного героя рождественских праздников, позаимствовав его из фольклора. Это Мороз Иванович - суровый дух русской зимы, который может наказать, но способен и одарить. Он стал предшественником дедушки Мороза, которого ждут наши дети под Новый год и Рождество. Одоевский снискал славу русского Андерсена. Они были современниками. Его "Сказки дедушки Иринея", появившиеся в 1841 году, читали и взрослые и дети. Их главная идея - преодоление несчастий, невзгод, которые испытывают человека, его характер и душу. А Андерсен завершил свою первую книгу "Сказок, рассказанных детям", в 1842 году. Он не подражал датскому волшебнику, хотя их роднит христианский дух внутренней теплоты, надежды на лучшее, на помощь свыше. В сказках дедушки Иринея всегда есть место для научных знаний - по математике, физике, медицине. И это не скучно, ненавязчиво. Но ученым он оставался в любом из своих трудов.

В 1844 году вышла его книга "Гальванизм в техническом применении", в которой излагалось "искусство гальваническим путем производить типы", то есть типографические литеры и шрифты, "покрывать медью… разные вещи для сохранения их", "делать медные доски для гравирования, изготовлять гравюры… травить посредством гальванизма; золотить, серебрить, платиновать, меднить, бронзировать", "осаждать цинк, бронзу, олово, свинец и проч.". Он написал ее по собственным опытам.

А еще - рассказы о современниках, мистические повести для взрослых "Сильфида", "Косморама" и, наконец, детские сказки. Пожалуй, он был первым настоящим русским писателем-фантастом! Его всегда интересовали иные миры. Для детей он описал их в своей знаменитой сказке "Городок в табакерке", изящной, мудрой и страшноватой. В этой сказке он показывает оборотную сторону техического прогресса. Мальчик Миша во сне попадает в мир отцовской табакерки и понимает: мир жесток и подчиняется неумолимым законам, которые и он будет знать, если "изучит механику". К счастью, он просыпается, выходит из этого видения. А мы подчас забываем, что "Городок" - это не только проповедь знаний, но и предупреждение.

Полная версия - на портале ГодЛитературы.РФ.