Корреспондент "РГ" совершил путешествие в прошлое. И попытался рассмотреть будущее
В дни кузбасской командировки так и вертелось в моей голове это словечко - тормозок.
Из Прокопьевска в середине 60-х я уехал учиться в университет. В ту пору этот третий по величине город в Кемеровской области находился на пике своей славы: все его восемнадцать шахт исправно выдавали на-гора так нужный металлургам коксующийся уголь, стахановцев щедро награждали орденами, зарплаты у них были как у министров, а по части снабжения всяким дефицитом Прокопьевск мог состязаться с секретными поселениями, в которых жили изобретатели ядерной бомбы.
В городе моей юности все было заточено на угольную отрасль: четыре горно-обогатительные фабрики, заводы шахтного оборудования, механические мастерские и другие производства. А для шахтерских жен - чтобы им скучно не было - построили швейную и фарфоровую фабрики, несколько пищевых предприятий.
На центральной улице, которая именовалась Фасадной, гордо высился драматический театр - уменьшенная копия столичного Большого театра, с такими же белоснежными колоннами, позолоченными балконами и хрустальными люстрами. Позади него располагался памятник советскому конструктивизму - кинотеатр имени Островского, а поблизости построили безупречно-красивые здания дома пионеров и музыкальной школы. Был тут и стадион с трибунами на десять тысяч мест, и дворец спорта с бассейном.
Правда, отойдешь чуть в сторону и попадаешь словно в другую жизнь - деревянные бараки, покосившиеся избенки. Почти весь городской жилой фонд состоял вот из таких ветхих построек. Зато какое светлое будущее сулили власти местным жителям: поскольку именно под историческим городским центром залегали самые "жирные" угли, то всю эту часть предполагалось перенести на холмы под названием Тырган, а затем и вовсе объединить Прокопьевск с соседним Киселевском. Уже и название придумали будущему городу - Углеград. Там, конечно, и быть не могло никаких бараков и лачуг. Идеальный во всех отношениях город будущего.
Как раз шестьдесят лет назад на Тыргане и началось масштабное жилищное строительство. Можно сказать, были заложены первые камни в фундамент "города будущего".
Приметы кризиса
Гостиницу "Заря", которая дала мне кров на время командировки, тоже построили в начале 60-х. Тогда она была главной, если не единственной в городе. Удивительно, что такой и осталась. Но еще удивительнее другой факт: в июле 2024 года я оказался ее единственным постояльцем. Спросил у девочки на ресепшен: часто у вас такое? Она пожала плечами: бывает, что и вообще никого нет.
Понятно, что турист в этот угольный рай не поедет. Но где командировочные? Где представители крупного, среднего и малого бизнеса? Где столичные ученые, которым сам бог велел исследовать перспективы шахтерского Кузбасса? Где знаменитые артисты, которые прежде регулярно выступали на сцене местного драмтеатра?
Никого. И пустой отель "Заря" с его навсегда закрытым рестораном "Новая заря" - это всего лишь одна примета того состояния, в котором сейчас находится "Город трудовой доблести". Других примет - тоже хватает.
Уже много лет стоит заброшенным памятник конструктивизму - знаменитый кинотеатр имени Островского. Снести его нельзя, поскольку он в реестре объектов культурного наследия, а на реставрацию нет денег.
Улица Фасадная теперь зовется проспектом Шахтеров, но, как и прежде, отойдешь от трамвайных путей чуть в сторону и попадаешь в зону бараков, избушек, покосившихся сараев - словно и не прошли эти шесть десятилетий.
Когда я уезжал отсюда на учебу в университет, население было под триста тысяч человек. Сейчас - сто восемьдесят. Покидают Прокопьевск люди.
Что же такого случилось с этим городом, некогда справедливо гордившимся своими достижениями и не без оснований мечтавшим стать местом всеобщего счастья?
А случилось с ним то, что вполне может случиться с любым другим крупным поселением, ориентированным на единственную добывающую отрасль. Например, с городами нефтяников или газовиков. Моногородов в России немало, поэтому судьба Прокопьевска может быть для всех нас поучительной.
Символической "точкой невозврата" можно считать 1989 год, когда Прокопьевск вслед за Междуреченском охватили шахтерские забастовки. Обиженные постоянными задержками зарплаты, отсутствием в магазинах самых элементарных продуктов, тысячи горняков вышли на площадь перед театром, перекрыли Транссиб, принялись колотить по мостовой касками. Наивные, они думали, что коли получат возможность самостоятельно, без государства, решать свои производственные дела, то все автоматически изменится к лучшему. "Даешь свободу"! - скандировали тысячи глоток. Стук касок донесся до Москвы, приехал Борис Ельцин, собрал забастовщиков в одном из залов: "Берите свободы сколько хотите".
Здесь надо пояснить, что все местные шахты были дотационными, всегда зависели от господдержки. Угольные пласты Прокопьевска - с крутым падением, добывать "черное золото" накладно. И - опасно. За те девять десятилетий, что велась активная разработка, в шахтах нашли свою смерть пол тысячи человек. Одна потеря на каждую тысячу тонн угля. Но, как я уже написал выше, то государство, которого уже нет, не жалело средств на поддержку.
В 90-е годы поддержка кончилась. Вместе с дарованной Ельциным свободой. Сначала, в 1994-м, закрылись две первые шахты, затем процесс принял обвальный характер. Дольше всех продержалась шахта "Зенковская", на ее ворота замок навесили в 2013-м. Следом приказали долго жить углеобогатительные фабрики, механические мастерские и другие предприятия, работавшие на отрасль, а также все те, на которых были заняты женщины.
В 1998 году тогдашний глава городской администрации объявил Прокопьевск "депрессивным", по сути - мертвым, обреченным. Губернатор Аман Тулеев ввел здесь прямое губернаторское правление и рекомендовал на должность мэра Валерия Гаранина.
Где пусто, а где густо
Он тянул эту лямку целых семнадцать лет - бывший горняк, бывший директор той самой шахты "Зенковская" Валерий Анатольевич Гаранин. И, ясное дело, теперь сам бог велел мне встретиться с ним. Интересный у нас получился разговор.
- Стал я главой города, собрал коллег, что делать? Из Москвы советуют: надо диверсифицировать, реструктуризовать, а также оптимизировать. Умные, конечно, слова, но что конкретно следует предпринять - этого никто не знал. Агония - другого слова и не подберешь - продолжалась.
К счастью, тут спохватились крупные металлургические гиганты, которые не могут существовать без коксующихся углей. Запсиб, КМК, Магнитка, Липецк, "Северсталь". Владельцы этих заводов, олигархи, имена которых вы прекрасно знаете, приехали к нам: "Давайте нам уголь". И на каком-то этапе они взяли под свое крыло прокопьевские шахты. Появился рынок сбыта, а вместе с ним те деньги, которые позволили на некоторое время продлить жизнь городу. От клейма "депрессивный" мы избавились, однако долго так продолжаться не могло. По сути, металлурги выкачивали прежние запасы. А чтобы двигаться дальше, требовались значительные инвестиции. Геологоразведка, подготовка новых подземных горизонтов, новых стволов, обустройство добычи - все это дело недешевое. Никто вкладываться не хотел.
- Но, погодите, ведь в те же самые годы вокруг города появились десятки разрезов, на которых уголь добывают открытым способом. Наверняка часть ставших безработными горняков ушла туда...
- Верно. На территории прокопьевского сельского муниципального округа сейчас сорок два угольных предприятия - тридцать пять разрезов и семь шахт. Эти месторождения были разведаны еще в советское время, но их не осваивали, они считались стратегическим резервом. Угольные пласты там пологие и выходят прямо на поверхность - бери, не хочу. И что мы в итоге получили? Город находится в состоянии упадка, зато муниципальный округ процветает.
Экологические последствия от такого подхода - катастрофические. Выгляните в окно - вот он ближайший к вашей гостинице разрез, он в двух километрах, прямо за последними городскими домами. Видите, какая огромная отсыпана гора отработанной породы, а самосвалы - вон они, на вершине этой горы - все сыпят и сыпят, день и ночь. Вся таблица Менделеева вместе с пылью летит на наши головы.
Эти отвалы постепенно подступают вплотную к городским улицам. Столь неприглядная картина характерна для большинства угольных центров Кузбасса, но самая острая ситуация именно у нас. По экспертным оценкам ученых общая площадь нарушенных земель в Прокопьевске составляет девятнадцать процентов от городской территории. Если темпы рекультивации останутся такими же, как сейчас, то на восстановление земель нам потребуется сто лет.
- Но раз возникла такая интересная диспропорция, то не лучше ли было объединить муниципальный округ и город в одно целое?
- И мы тоже так думали. Ведь, кажется, логично. Кто сейчас работает на угольных разрезах и шахтах сельского округа? По преимуществу жители Прокопьевска. Их дети учатся в городских школах и ходят в городские детсады. Их близкие пользуются медуслугами городских поликлиник и больниц. Все шло к тому, чтобы объединиться. И Тулеев был "за". Но сначала заболел губернатор, потом я ушел с должности главы города. И все заглохло.
- Иными словами, город обречен вот на такое жалкое существование? Жесткий вопрос, но как его не задать именно вам?
- Хм... Перспектив развития, вариантов прорыва я не вижу. Годы дожития - так бы сформулировал то состояние, в котором находится Прокопьевск.
Этим баракам сносу нет?
Суббота, полдень. На пути к городскому краеведческому музею останавливаюсь, чтобы осмотреть местную достопримечательность, которую в народе зовут "голландские колбасы". Это три ряда длинных одноэтажных домов, построенных девяносто лет назад для стахановцев шахты "Коксовая". Соорудили их по проекту известного голландского архитектора Йоханнеса Ван Лохема. На выходе получились кирпичные бараки, где из удобств был только водопровод. Но по тем временам и такое жилье считалось роскошью, давали его лишь ударникам труда, самым лучшим.
Рассчитаны "колбасы" были на четверть века, но и сейчас в них живут люди, в основном горняки, вышедшие на пенсию. Один из таких старожилов словно специально поджидал меня в палисаднике у крыльца своей квартиры. Был он с голым торсом и, похоже, с приличного бодуна.
- Серега, - охотно представился житель исторического строения. - Пенсионер. Еще и за травму доплату получаю, - зачем-то похвастался он.
- Ну и как вам тут живется?
- Хорошо! - с выражением сказал Серега - так, будто его специально готовили к встрече с представителем столичного СМИ. - Вода есть. Уголь для печки есть. Хорошо!
- А туалет? - Я вовсе не хотел загонять его в тупик, как-то само собой вырвалось.
- Ну, как же! - Слегка обиделся ветеран. - Вон за кустами будки стоят.
- Там тоже вода есть? - Спросил я, имея в виду воду для смыва.
- Какая вода? - Кажется, искренне изумился он. - Дырки в земле, вот и весь туалет.
Вспомнив, что в январе и феврале тут нередки морозы за сорок градусов, я решил уточнить:
- А зимой как?
- Дело привычное, - невозмутимо ответил Серега.
...Проблема ветхого и аварийного жилья тоже остается одной из самых острых. Сегодня в городе несколько тысяч домов признаны непригодными для жизни, обречены под снос. Это или совсем старые строения или дома, которые находятся на т.н. "подработанных территориях", то есть над шахтными полями, где возможны обвалы. Как те же "голландские колбасы". Сколько их точно? Увы, как я ни пытался, а добиться этой цифры не смог. Потому что существуют разные федеральные и региональные программы переселения, разные подходы к оценке, разные методики, законы и подзаконные акты. Бумаг много, а беда одна.
Заместитель главы город-ской администрации по строительству и жилищным вопросам Наталья Алехина пыталась меня вразумить на счет конкретных цифр, но в итоге, вконец запутанный, я попросил ее перейти с чиновного на человеческий язык и тогда эта хрупкая женщина призналась:
- Даже если все федеральные и региональные программы когда-нибудь будут реализованы, у нас все равно окажутся не расселенными более трех тысяч семей. Для меня день приема населения - каждый раз сплошное мучение. Вот представьте себе: приходит женщина и говорит: у меня ребенок-инвалид, а живем в избушке-развалюшке, отопление печное, туалета нет. И что мне ей ответить? Я же не могу, как Христос, пятью хлебами всех накормить.
- Я обратил внимание на то, что ни в одном из городских районов, включая более-менее благополучный Тырган, не видно строительных кранов. Или у вас жилье как-то по-особому возводят?
- Еще недавно город имел четыре строительных компании, сейчас нет ни одной. Это тоже большая проблема. Мы стараемся завлечь иногородних застройщиков, обещаем им всякие преференции, только приходите. Правда, тут надо сказать, что у нас достаточно насыщен рынок вторичного жилья, поскольку многие уезжают и продают свои квартиры.
...По всему выходит, что граждан из неблагополучных домов в лучшем случае ждут квартиры во "вторичке", иными словами - тоже в домах старых. Получается какой-то заколдованный круг.
Шаги к спасению
Так есть ли будущее у города моей юности или, как сказал его бывший мэр, надо смириться с "периодом дожития"? Вроде бы все изложенное выше не внушает особого оптимизма. И все же...
Меня пригласили на встречу с журналистами местной телерадиокомпании. Все они оказались молодыми, интересными, едкими. По своему обыкновению, я их пытался провоцировать: "Прокопьевск-то ваш выглядит, мягко говоря, неважно". И, знаете, что услышал в ответ? "Неправда! Мы любим свой город и в обиду его не дадим".
Ну, допустим, это были одни эмоции, без каких-то серьезных аргументов. Однако днем позже на встрече с директором филиала Кузбасского государственного технического университета Евгением Пудовым мне и аргументы преподнесли.
Этот Пудов - молодой человек, 37 лет, обстоятельно, оперируя фактами и цифрами, объяснил, как можно (и нужно!) спасать Прокопьевск. Тут уже, повторю, были не эмоции, а конкретные, выверенные наукой рекомендации.
Начнем с тех отвалов и провалов, которые так уродуют местный пейзаж. По мнению ученого, все эти территории возможно привести в состояние "социальной и экономической эффективности". Как?
- Мы разработали определенные методики для оценки таких территорий с точки зрения их дальнейшего использования. Наши бригады выходят туда, берут пробы грунта, проводят геофизические и иные исследования. Все делим на различные участки - где-то после рекультивации возможно земледелие, а здесь лучше разбить сквер, в этом месте могут быть воздвигнуты объекты капитального строительства, а на этом участке правильнее организовать прогулочную зону.
Более того, мы сейчас предлагаем собственникам угольных предприятий, на которых проходит или должна проходить рекультивация: давайте мы вам предоставим готового инвестора, согласного вложиться в сооружение, например, парка. Они смотрят на нас как на психов: где подвох? Да нет никакого подвоха, мы, действительно, приведем вам людей и фирмы, готовые потратить деньги на то, чтобы вокруг была красота, а не уродство.
- С трудом верится в то, что есть такие инвесторы, которые хотят вложиться в красоту, рискуя при этом потерять выгоду...
- Есть. Вы не поверите - их становится все больше. По мне так вот это и есть настоящий патриотизм.
Далее кандидат технических наук Пудов долго и очень убедительно говорил о том, как возможно перепрофилировать экономику города на машиностроение, но не просто, а - с самыми передовыми технологиями. Здесь тоже филиал КузГТУ разработал целую комплексную программу. Те два десятка скромных сегодня машиностроительных предприятий могут образовать фундамент будущего процветания.
- Но при условии, что они станут смелее экспериментировать с новыми прорывными технологиями, - оговорился Евгений, - заражать этим молодежь. Первый шаг мы хотим сделать таким - на одном из участков Березовского угольного разреза откроем опытно-производственный социальный парк, где как раз и будут демонстрироваться инновации. Те, которые завтра внедрят на наших предприятиях.
- И все же вы согласны с тем, что сегодня ваш город переживает серьезный кризис? - спросил я напоследок директора филиала.
- Это факт. Здесь так: или мы выйдем на принципиально иные подходы к развитию региона или сами себя съедим. Пока же мы находимся в состоянии системной неопределенности.