На кладбище я навести порядок успел, а вот с младшим братом, приехавшим из Брянска и тоже мечтавшем посетить родные могилы, съездить туда не смогли. Никто не препятствовал, тем более при наличии пропуска в погранзону, но в июле обстановка резко обострилась. Дроны и так докучали местным жителям, но как-то безвредно… А тут село подверглось хаотичному артиллерийскому налету, причем один из снарядов рванул рядом с хатой, где я незадолго до того ночевал, и мостиком, по которому недавно переезжал ручей. Потом на улице Бегощи заполыхали от сбросов "птичек" легковушки местных жителей… Потом на дороге, по которой я ездил на малую родину, дрон налетел на "газель" - повариха чудом уцелела, водитель погиб…
В воздухе запахло близкой военной бурей, и она 6 августа разразилась. Только с другой стороны приграничного Рыльского района - под Суджей, под Коренево…
И так загудело, так стремительно стала накатывать опасность, что уже 8 августа меня чуть не силком посадила в машину друг-соседка, примчавшаяся без договоренности из родного села. Я чуть не силком подсадил к себе вдову среднего брата. Потом выставил из машины чемодан с архиважными для меня рабочими материалами, а вместо него разместил в машине пожилую рыльскую соседку, и мы умчались на Курск.
Около полуночи с 10-го на 11-е августа Курск подвергся самому массированному обстрелу с самого начала спецоперации. Сбитой ракетой, сдетонировавшей на подлете, был сильно поврежден многоквартирный дом, задето 7 домов, пострадали люди, побиты два десятка машин. Я курянин и знаю: у моих земляков исторически крепкие нервы. И хоть эта ночь была тревожной, очень тревожной, но сколько-нибудь большой паники не вспыхнуло. Хотя нервы срабатывали. С соседкой с утра мы нормально разговаривали, а потом ей позвонил сын: "Мама, собирайся!", поскольку во дворе, где он живет, кто-то уже грузился и уезжал. И она со слезами стала складывать мешок, чтобы немедленно уехать с ним куда-то за Липецк к дальней родственнице…
А я подумал, что хорошо бы при столь накаленных нервах и часто воющих сиренах объяснить людям, как они в Курске защищены от налетов. Пояснить, опаснее ли жизнь в Курске, чем жизнь там, куда они кидаются в минуты паники.
Был день, когда друзья из других регионов особенно интенсивно звонили мне в Курск и спрашивали: что там у вас? Я вынужденно стал отвечать. Раз двадцать ответил, не имея должной информации, и вдруг замечаю, что некоторые оценочные формулировки у меня уже отточились, затвердели и я все увереннее их произношу… Остановил себя. И все, больше не лезу анализировать боевые действия, пресекаю все потуги к этому.
Но какие-то гражданские вопросы у меня к местным ответственным лицам, конечно, остаются. Например, почему мы не в Рыльске, не от местных властей, а от близких людей в Москве узнали, что нам лучше экстренно уезжать? И что уезжать надежнее не по обычному маршруту, мимо Льгова и Курчатова, где нас могли не пропустить, а кружным, более безопасным на тот момент путем...
Мы слышали, что из Рыльска добровольно эвакуировано несколько сотен человек на предоставленном им транспорте. А несколько тысяч уехали на транспорте личном. Но я не уверен, что кто-нибудь знающий, компетентный рекомендовал мечущимся людям наилучшие маршруты. А от маршрутов, особенно в момент первого резкого обострения обстановки, сильно зависит степень опасности и безопасности.
Теперь у нас другая крайность. Мне известно несколько случаев, когда эвакуировавшиеся из приграничных районов люди возвращаются назад. Хотя это опасно. Но - картошку надо покопать, хозяйством позаниматься, разыскать спешно вытолкнутых на улицу коров и телят, накормить и подоить их, собак своих вернуть во дворы… Думаю, что этим людям местная власть тоже должна внятно объяснять, чем и насколько они рискуют.
Соседка, увозившая меня из Рыльска, сказала мне потом по телефону "Нам всем сейчас надо проявить солидарность". "Да. С Родиной и друг с другом", - ответил я ей словами моей знакомой учительницы сельской школы.
Такая солидарность у нас несомненно есть. Машины, уезжавшие из Рыльска, полупустыми не уходили: каждый, кроме себя, спасал еще кого-нибудь.
И каждый день сейчас куряне выручают, поддерживают друг друга.
Но нынешняя ситуация требует интенсивнейшей работы с людьми, столкнувшимися с бедой. Именно работы, а не общих фраз. Они мало успокаивают. Честность успокаивает больше. В ней, как всегда в критических ситуациях, есть острая жизненная необходимость.
