Таких интеллектуально накаленных картин не снимали давно. Самый личный из фильмов Маттиаса Гласнера

В российский прокат вышел немецкий фильм "Жизнь"
Немецкий оригинал этого фильма называется Sterben - "Умирание". Русскую прокатную версию назвали оптимистичней - "Жизнь". Между этими полярными состояниями души пребывают, перетекая из одного в другое, герои картины. Самый личный из фильмов Маттиаса Гласнера получил "Серебряного медведя" Берлинского фестиваля за лучший сценарий. И это заслуженно: таких интеллектуально накаленных, драматургически изысканных картин в кино не снимали давно.
kinopoisk.ru

Кто-то видит в фильме черный юмор - по-моему, юмора там не больше, чем разлито в самой жизни, а смеяться тут или содрогаться от ужаса - дело субъективное. Автор посвятил его своим родным, живым и ушедшим. Отделить в нем реально пережитое от сконструированного сценаристом не берусь - возможно, даже то, что кажется недостатком, на самом деле всего лишь несовершенства жизни, в которую нас погружают.

Здесь нет единого сюжетного стержня. Кинороман разбит на главы, каждая сосредоточена на одном персонаже, и иной раз, как в "Расемоне", мы видим одно и то же событие с точки зрения разных героев. И еще, как у Чехова: "люди пьют чай, а в это время"…

Таких интеллектуально насыщенных, драматургически изысканных картин в мировом кино не снимали давно

Формально в центре - alter ego режиссера - дирижер Том Лунис (Ларс Айдингер), репетирующий с молодежным оркестром виолончельный концерт его друга Бернарда; солистка - любовь и жертва композитора, кореянка с музыкальным именем Ми До. Бернард (Роберт Гвиздек) фанатически предан своему искусству и потому всегда неудовлетворен созданным, вечно в депрессии и близок к тому, чтобы отменить премьеру.

Но Том появится не сразу. Мы видим его отца и мать (Ханс-Уве Бауэр и Коринна Харфух). Отец на последней стадии Паркинсона, уже не контролирует себя; немногим лучше состояние матери, которой предстоит операция. Зрелище абсолютно душераздирающее, дано во всех физиологических подробностях, иногда забавных - как вождение автомобиля вслепую, иногда жутковатых от сознания необратимости жизни. Да и зрелищем это скоро перестанет быть - снято так и ритм таков, что нас мощно засасывает в сам процесс торможения человеческого организма вплоть до его близкой остановки. Пять минут сеанса - и мы уже живем там, со стариками, их муками и увяданием.

А теперь появится и Том. Сначала телефонным звонком, вполне формальным. А потом и лично в ореоле своих забот. Роды у Лив (Анна Бедерке), с которой у него странные отношения: ребенок от другого, но на родах она хочет видеть Тома. Это суетливое "двоеотцовство" как бы и комично, но только со стороны - а мы уже внутри фильма и вместе с героями лихорадочно пытаемся найти равновесие там, где быть его не может.

Новая глава - новая героиня: сестра Тома Эллен (Лилит Штангенберг), ассистент стоматолога, сильно пьющая девица, крутящая любовь с женатым дантистом Себастьяном (Рональд Церфельд) и вовлекающая в свои переживания все свое окружение. Женщина-гиньоль, которая поет про комнату, где "я убиваю тебя". Сцены бурного выяснения отношений над креслом беззащитного пациента могут позабавить, если не представлять себя на его месте.

Таких интеллектуально насыщенных, драматургически изысканных картин в мировом кино не снимали давно Фото: "Про:взгляд"

Одна из самых сильных сцен - диалог Тома с матерью в пустой комнате, где только чайный стол и фарфоровый кот на комоде. Только что вернувшись с тягостного для обоих ритуала безлюдных похорон скончавшегося наконец отца, эти двое начинают вспоминать давние, нелепые, но запавшие в память эпизоды, жестко и жестоко объясняясь друг другу в нелюбви - дуэт двух фантастических актеров Айдингера и Харфух. Надо видеть застывшие лица обоих, замерших словно под градом взаимных пощечин: в этой локальной ситуации отразилась вдруг целая жизнь.

В этой жизни внятно и веско присутствует ее фон. Социальные службы призваны помогать, но очерствели и только добивают упавших. Питейно-музыкальная индустрия всей своей мощью способствует распаду личности. Тонкая грань между искусством и китчем размылась до неразличимости, вводя немногих думающих в отчаяние. Все это в фильме, как и в жизни, существует на равных, нет ничего главного и второстепенного - есть единый поток, в котором безуспешно пытается сохранить себя личность.

Отчаянным ощущаешь и сам этот фильм, где все вопреки канону: и ровный ритм там, где должны быть взрывы и паузы, и ровный рельеф там, где должны быть взлеты и падения, и вот это смешение жизни и умирания вплоть до их полного отождествления. Не говоря о его трехчасовом метраже, который мы должны пережить. Я думаю, настоящая жизнь этого интеллектуально накаленного фильма начнется, когда он выйдет онлайн и на дисках. Когда его можно будет смотреть, как читают роман, - с остановками для передышки и соразмышлений. Потому что если впустить в себя сразу всю жизнь этих типичных для времени людей, представшую как никогда подробно и внятно, можно задохнуться.

Примерно это и случилось, по-моему, с исповедующимся нам автором картины. Долго и умело следуя по тонкой грани правдивости и нигде ее не нарушив, в финале он сдается, и то, что должно было стать негромким, как весь фильм, итогом вдруг киксануло. Идет вымученная целой жизнью премьера симфонической сюиты добровольно ушедшего Бернарда, звучит специально для фильма написанная музыка Лоренца Дангеля, а стоящий за дирижерским пультом Том безуспешно борется с подступающими рыданиями - здесь теряет убедительность даже такой многоопытный актер, как Айдингер.