Балет о пиратско-гаремной любви "Корсар" из Владивостока вернулся в Москву
После прошлогодней "Тысяча и одной ночи" теперь последовали две программы. Открылись выступления, которым отдали Новую сцену, "Корсаром". Вероятно, по мысли организаторов гастролей, он призван был отвечать за классику - во второй половине XIX века он был полигоном для Мариуса Петипа, который оснастил чужой балет множеством собственных номеров-шедевров. Но и современные постановщики обычно не могут устоять перед тем, чтобы не осовременить старинные представления о пиратско-гаремной любви.
Вот и владивостокский "Корсар" оказался авторским спектаклем худрука труппы Эльдара Алиева. Но если раньше любили пошутить над тем, что в "Корсаре" поэма Байрона оказалась лишь поводом для разнообразных многочасовых танцев, то теперь повод - сам старинный балет: от его партитуры, сюжета, драматургии и структур в наличии лишь рудименты. Главными героями остались гречанка Медора и предводитель пиратов Конрад, влюбляющийся в нее и спасающий из плена. Все многоцветье старинного балета с его обилием второстепенных персонажей и "заместителями" главных героев сведено к минимуму. Логика в развитии сюжета тоже никого не волнует: Конрад уводит Медору из гарема, не встретив ни малейшего сопротивления, а в море их корабль отважно движется по бушующим волнам без единого гребца.
Набором случайностей выглядит и хореографическая часть спектакля, в котором беспорядочно склеены шедевры Петипа: Па д"эскляв Раба и Невольницы, Па де труа одалисок, Форбан. Хуже всего пришлось картине "Оживленный сад", ради которой обычно и вспоминают "Корсара": она оказывается сном Конрада, который, вопреки представлениям Мариуса Петипа о прекрасном, вторгается в этот образ женского рая и подменяет собой наперсницу Гюльнару, превращая уникальное женское адажио в банальное недоразвитое па де де.
Редакция Алиева вообще внезапно оборачивается владивостокским "Спартаком" - мужской кордебалет труппы профессионально превосходит женский, и в первой же сцене вылетающие толпой корсары демонстрируют свои трюки: кто рвется в больших жете, кто свивается в воздушных турах, кто бьет кабриоли. Этот трюковой залп убивает тонкости старинной балетной игры, хотя в труппе есть отличный пантомимный артист Василий Неплюев (но и ему постановщик щедро дал вволю попрыгать). В соединении с вагнеровскими амбициями оркестра (дирижер - Виталий Шевелев) и кичевым оформлением Семена Пастуха (декорации) и Галины Соловьевой (костюмы) этот "Корсар" выглядит бедным шоу, а не классическим балетом. Спектакль спасают лишь Рената Шакирова, "варяжская гостья" из Петербурга, с ее победительной страстью прорваться к знаменитому финальному па де де, и японец Шизуру Като, соединяющий технические рекорды с чувством меры.
Тот же Шизуру Катов в роли Кащея с его взрывной пластикой оказывается единственной причиной для знакомства с владивостокской "Жар-птицей". Статус филиала Мариинского театра заставляет ожидать от труппы каноническую версию Андриса Лиепы, обращенную к образцу Михаила Фокина. Но он представляет еще один спектакль Алиева, в котором сложно опознать и русскую сказку, и легендарный балетный образ Жар-птицы. Роскошную партитуру Стравинского, одну из лучших в балетном репертуаре, сопровождают невнятные топотанья кордебалета и еще менее выразительно прорисованные образы Жар-птицы/Царевны и Ивана-царевича.
Интереснее выглядит одноактная "Федра", составляющая пару "Жар-птице". Спектакль датчанина Флемминга Флиндта уже после смерти хореографа перенес во Владивосток Джейкоб Спарсо. Сбитая до 55 минут трагедия Еврипида, положенная на музыку Филипа Гласса, помещена в пространство красно-черной коробки сцены и разыграна черными и белыми персонажами между выходами двух ростовых кукол. Пластика, в основе которой лежит классическая лексика, модернизирована восточной текучестью, театральные приемы отсылают и к европейской античности, и к японскому театру. Эта "Федра", очевидно, вдохновлена творчеством Мориса Бежара. Созданная в 1987 году для американской глубинки, она хорошо отражала актуальные на тот момент тенденции современного балета. Вероятно, сегодня она соответствует представлениям о современности в российской провинции.
Справка "РГ"
В Москве творчество Флемминга Флиндта знают благодаря его маленькому шедевру "Урок", который в 2000-х годах шел в Большом театре.