Сегодня лучшему вратарю мира Льву Яшину исполнилось бы 95 лет
Нет иного претендента на первый номер сборной мира, кроме динамовца Льва Яшина. Он был богом, кудесником, разыгрывавшим целые представления со своими динамоскими защитниками Кесаревым, Кузнецовым, Крижевским, игравшими с ним и в сборной СССР. Брал намертво пенальти. Мог для острастки попасть здоровенным своим кулачищем в ухо по незнанию настырно прущей в его штрафную чужой "девятке". Отбить мяч, пушкой посланный в ворота с девяти метров.
Он был авторитетом, всеобщей любовью. От которой до ненависти не один шаг, а всего лишь полшажка. Показалось болельщикам, будто уже немолодой Лев Иванович неудачно сыграл на чемпионате мира, и стадион, не "Динамо", а "Лужники" встретил его оглушительным свистом, привычном тогда криком "на мыло". Почему на мыло? Потом его снова полюбили. Хотя понятно, что вечной любви в большом спорте быть не может.
И вот он ушел, а я стал спортивным журналистом. И когда поручили взять комментарий у великого и любимого, два дня перечитывал все, что только можно было перечитать. Готовился, писал вопросы, советовался, как тогда было принято, со старшими товарищами.
Трепетал, когда шел в старинный дом у Арбата, где располагалось тогда Управление футбола Спорткомитета СССР. И в то же время знал: подготовлен, должно получиться. Захватил с собой программку чествования динамовцев, ставших чемпионами СССР 1959 года. Очень я гордился подписью, взятой тогда у Яшина.
Мое общение с кумиром не удалось. Начинающий журналист вызвал неприязнь у заместителя начальника Управления футбола Льва Ивановича Яшина как непониманием игры. А я никак не мог примириться с так и слетающими с губ Яшина словечками "функциональная готовность", "физиологическая подготовка", "высокие морально-волевые, которые надо у молодых воспитывать". До показа старинной программки, естественно, не дошло.
Статья рождалась в муках, была моим шефом Владимиром Снегиревым умело отредактирована и канцелярских выражений в нем не осталось. Приехал визировать материал. И новая встреча: Лев Иванович ходил с костылями. Видно было, как непросто давался ему каждый шаг. Мы вышили из комнаты, где сидели Никита Павлович Симонян и Алексей Парамонов. Устроились в коридоре. И Лев Иванович, ни разу не кивнув мне головой во время чтения, вставил в интервью все те слова, которые мы выкинули.
Был Яшин очень недоволен. Пару раз повторил, что надо мне учиться понимать футбол. Упирал на функциональность и все те же морально волевые, мною в статье упущенные. Опубликованное в огромной газете было дружно и заслуженно подвергнуто критике всего редакционного коллектива.
Больше не разговаривали. И после этого Лев Иванович Яшин не стал для меня менее великим и менее любимым. Наверняка лучше понять его помог рассказ его жены Валентины Тимофеевны. Вот с кем после раннего ухода Льва Ивановича встречался я часто. Сюжет прост. Закончив с большим футболом, почти все игроки регулярно участвовали в матчах ветеранов. Народу в маленьких городах на матчи бывших, но и ныне заслуженных, собиралось немало. Что-то игрокам подкидывали, как-то они подрабатывали. Только Яшин в таких матчах не участвовал. Хотел, чтобы помнили его таким, каким он десятилетиями и был. Но одноклубник Виктор Царев (какой приятный был человек) все же уговорил. Яшин отыскал бутсы, перчатки, неизменную кепку и поехал.
Вернулся, и Валентина Тимофеевна призналась, что ни никогда не видела мужа таким расстроенным. Был мрачнее тучи, ни о чем не рассказывал. И только через несколько дней признался любимой и единственной Вале: никогда больше не будет играть в этих матчах. Обманывать народ не хочет. Стыд ему и позор. Вышел не тренируясь, сыграл позорно. И зачем дал Цареву себя уговорить. Точка. И слово сдержал.
В этом весь Яшин. Мой любимый вратарь.