Мы встретились с режиссером, чтобы поговорить с о том, почему мы с таким удовольствием смотрим киносказки, что общего между Иванушкой-дурачком и супергероями и почему "мечта о печке" до сих пор является актуальной.
Александр, киноманы и кинокритики привычно делят кино на две условные группы: фестивальное (авторское) и мейнстрим (зрительское). Так фестиваль "КиноБраво" позиционирует себя как смотр зрительского кино. Это попытка стереть водораздел? И как вы относитесь к такой инициативе?
Александр Войтинский: Если мы говорим о фестивальном кино как об антиподе зрительского, то получается, что такие фильмы снимались вовсе не для того, чтобы их смотрели. Потому что я не понимаю, какими они могут быть, кроме как не зрительскими. И для меня так называемое "фестивальное кино" - это проекты, не сумевшие найти свою дорогу к зрителю. И к нему у меня много вопросов. А вопроса "смотреть или не смотреть лучшие фильмы" у меня ни разу не возникало.
Фестиваль "КиноБраво" дал вам такую возможность?
Александр Войтинский: Да. Мне - как профессионалу и как рассказчику - необходимо знать свою аудиторию. Мне хочется понять, что за люди приходят в кино. И есть инструменты, которые могут помочь это сделать. Один из них - посмотреть фильмы, которые оказались востребованными в своих странах. Они могут многое рассказать о своей аудитории.
Представьте, что вам нужно проверить номер двигателя вашей машины. Для этого вы используете зеркальце на длинной палке - иначе не добраться. Так вот: каждый кассовый хит - это такое же зеркальце. Ты поднимаешь его и видишь, где именно ты находишься - и где находятся остальные. И, чтобы быть услышанным, ты должен двигаться в сторону зрителей.
Такой "метод" срабатывает именно с успешными фильмами?
Александр Войтинский: Неуспешные нам ни о чем не говорят, потому что в их отражение никто не попал. А когда ты смотришь кассовый хит, ты понимаешь, что именно привлекло людей и почему загорелись их глаза. И из суммы этих успешных фильмов складывается цельная картина. Ты начинаешь видеть через них свою аудиторию, для которой ты живешь и работаешь. Поэтому фестивали логично устраивать среди успешных фильмов - как "КиноБраво" и делает.
Но если оценивать российскую аудиторию по успешным фильмам, то получается, что мы любим только комедии и сказки...
Александр Войтинский: Так и есть. Но я не собираюсь никого осуждать: я не могу желать, чтобы люди вокруг меня менялись. Я материалист - а материалисты всегда принимают мир во всем его разнообразии.
Поэтому аудитория такая, какая она есть. И, кстати, когда я только решил заниматься кино, я в первую очередь стал выяснять, какие фильмы самые востребованные.
Наверное, комиксы...
Александр Войтинский: Да, но я-то этого не знал.
А если бы на первом месте оказались хорроры?
Александр Войтинский: Стал бы снимать хорроры. Если что-то востребовано, надо это "что-то" изучать - и взять за правило. Надо идти вслед за аудиторией. И единственно верное голосование - это даже не Оскар, где голосуют 5 тысяч представителей киноиндустрии, а мировой прокат, где голосуют 500 миллионов.
Поэтому, увидев, что в первой двадцатке только супергерои, я понял, чем нужно заниматься. Так появилась "Черная молния".
Александр, а как вам кажется, почему у людей такой интерес к супергероям?
Александр Войтинский: Потому что единственно возможный способ выживания - это копирование лучших. А лучший - это и есть супергерой, потому что у него все качества доведены до максимума: он самый сильный, быстрый, смелый. И мы невольно стремимся ему подражать, таков механизм эволюции. Никто не стремится быть слабым.
Но любимый герой всех русских сказок - Иванушка-дурачок - лишен каких-либо качеств супергероя. Его легко обмануть (поэтому и дурачок), в нем нету "силушки богатырской", он не умеет приспосабливаться к обстоятельствам... Тем не менее именно он стал национальным любимцем. Почему?
Александр Войтинский: Потому что слабость - это лишь начало его арки, это стартовая точка его будущей трансформации: от слабого к сильному. Арок, кстати, в мировой драматургии всего две: переход героя от слабости к силе и от плохого к хорошему. У нашего Емели в "По щучьему велению" есть и то, и другое. Он слаб, и он не готов брать на себя ответственность. Но в ходе фильма его эгоизм меняется на альтруизм: он начинает заботиться об отце, помогает окружающим и т.д.
Вообще, "дурак" - это частный случай слабого героя. Но постепенно наивность героя начинает ему помогать - и в этом проявляется его сила. Благодаря ей простак способен победить любого хитреца. Целеустремленность и чистота Ивана-дурака, способность идти до конца, верность своим ценностям делает даже его - самого слабого - самым сильным.
Может, все-таки людям очень близка мечта о печке, которая сама привезет тебя к принцессе - и через женитьбу на ней ты станешь царем? Эдакий социальный лифт, для которого и делать-то ничего не надо...
Александр Войтинский: Людям, конечно, очень близка идея, что печка сама привезет к целям, пока ты сладко спишь. И с этого начинается ложный путь Ивана-дурака, который приводит совсем не туда.
У будущего материалиста (то есть у вас) была в детстве какая-то любимая сказка?
Александр Войтинский: Что вы, я зачитывался сказками! А в разумном возрасте появился Диккенс: я прочел все собрание сочинений. Чуть позже - О. Генри, которого очень люблю и считаю великим писателем.
Что касается именно киносказок, то я вырос на них. Я же всю жизнь смотрю кино: сбегал с уроков и лекций - и бежал в кинотеатры. Да, собственно, зрителем я и остался. И это для меня самое главное в процессе съемок: я никогда не знаю до конца, какой получится каждая сцена. Такой вот у меня парадоксальный метод: все рождается на съемочной площадке. Иначе у меня пропадает интерес.
Александр, вы также часто являетесь продюсером своих фильмов. Ваш внутренний режиссер не конфликтует с внутренним продюсером?
Александр Войтинский: Даже если я продюсирую какой-то проект, я никогда не занимаюсь деньгами. Так было со времен киностудии "Водород": за финансы отвечали другие ребята. Я занимался только креативной частью. При этом я понимал, что бюджеты всегда ограничены, поэтому сценарии разрабатывались очень тщательно - с учетом финансовых особенностей проекта. Так было, например, и во время разработки "По щучьему велению": в сюжете было два брата-великана, Обжирала и Обпивала, но те аттракционы, которые мы для них придумали, не вписывались в бюджет. Пришлось искать другие ходы - эффектные, но менее затратные.
Но проблемы такого рода решаются на уровне сценария, когда ты только придумываешь историю. Начав снимать, о бюджетах уже не думаешь. Поэтому никакого внутреннего раздрая у меня на площадке нет.
А что вы скажете о причинах того сказочного бума, который сейчас захватил наши кинотеатры? Случаен ли он?
Александр Войтинский: Люди всегда мечтали и будут мечтать о новых возможностях. Поэтому сверхспособности в сказках были всегда. Мгновенное исполнение любых желаний, которое получил наш Емеля - это тоже сверхспособность, причем мощнейшая. Он просто говорит вслух, чего хочет - и это получает. Для этого ему даже не нужно становиться самым быстрым, как Флэш, или самым ловким, как Бэтмен. Емелина сверхспособность - самое остроумное оружие в мире.
Голливуд же сделал громадный скачок в этом мире современных сказок. Они завоевали весь мир. Российские зрители в 7-8 случаев из 10 выбирали американское кино про супергероев. В итоге Голливуд полностью удовлетворял спрос на таких персонажей и на такие проекты. Но вот американские фильмы с российского рынка ушли, а потребность смотреть на людей со сверхспособностями - осталась. А ведь это инстинкт, который не отменить! Человек так устроен, что должен смотреть на лучших, ровняться на них, копировать их...
Что делать? В нашей локальной культуре комиксов нет. Но есть сказки! В итоге сказочные персонажи заняли места супергероев. У них тоже есть сверхспособности! Это просто гениальное импортозамещение.
Был период, когда роль супергероев в нашем кино занимали спортсмены в бесконечных спортивных драмах. Но эта спортивная эпидемия практически сошла на нет. Конечна ли эпидемия киносказок?
Александр Войтинский: Нет, она бесконечна. Никакой спорт не сравнится. Спортивное кино очень слабое во всем мире. "Движение вверх" - уникальный фильм, блестяще сделанный, но это скорее исключение.
Но у нас пересняли практически все виды спорта...
Александр Войтинский: Конечно, рынок активно искал выходы. Репертуар же формируют зрители, рынок и продюсеры просто прислушиваются к ним. Но в итоге стало понятно, что сказки востребованы гораздо больше - и все переключились на них. И я уверен, что эта эпопея не закончится никогда. Потому что мы переснимаем сказки - и они продолжают работать. Дальше, скорее всего, по советским фильмам пойдем.
Почему сказка срабатывает, а детское кино чаще всего у человека взрослого вызывает недоумение?
Александр Войтинский: Потому что чудеса превращают взрослого человека в ребенка - и отторжения не возникает. Чудеса всегда универсальны, они удивляют всех - и детей, и взрослых. В итоге мы имеем дело с очень широкой аудиторией.
Александр, а как появилось в вашей жизни "Огниво"?
Александр Войтинский: После "Черной молнии" и "Призрака" я понял, что готовых сценариев у меня нет. Поэтому начал сотрудничать с другими студиями, в том числе с СТВ, которые предложили сначала "По щучьему велению", потом "Огниво". Так что идеи в данном случае принадлежат не мне. Мне остается только выбирать из разных предложений, и я ищу то, что мне ближе.
Что касается нашего "Огнива", то это сильно переработанная версия сказки, которая изначально не очень большая. В оригинале главный герой - персонаж отрицательный, который обманным путем получает огниво и пугает народ огромными собаками. У нас все гораздо интереснее. И мы перешли на северно-русские мотивы: по костюмам и по архитектуре. И снимали в Карелии и Новгороде. Но в целом мы имеем дело, конечно, с полистилистикой: в кадре русские мотивы переплетаются с европейскими, образуя сказочную реальность.
Александр, российские киносказки будут как-то развиваться дальше? Количество оригинальных сказок конечно, а бесконечно переснимать "Чебурашку" и "Бременских музыкантов" тоже невозможно. Что дальше?
Александр Войтинский: Будут какие-то новые ходы, трансформации, включая привязку к будущему, например. Пока же у нас почти все сказки переснимаются близко к классике: хотя бы потому, что оригиналы, снятые Роу, сегодняшняя молодежь смотреть не будет - они слишком несовершенны в плане продакшна. Их хорошо бы каждые лет 20 переснимать: среди них много сюжетов, которые неотделимы от нашей культуры. И при этом ремейки часто получаются лучше оригинала: в том числе и благодаря финансовым вливаниям от государства, которые поднимают наши блокбастеры на новый уровень, сопоставимый с мировым.
А если эти финансовые вливания вдруг исчезнут?
Александр Войтинский: Вряд ли что-то получится. У нас нет столько кинотеатров, чтобы миллиардные бюджеты окупались. Отличие голливудского кино в том, что оно продается на весь мир, в одних США оно бы тоже не окупалось. Тем не менее потребность в таких проектах огромная - и вряд ли она когда-либо пойдет на спад.