Прочитав это предложение, скептики тут же воскликнут: "Битв во время войны много, праздников в Церкви тоже хватает, совпадения неминуемы!" И будут правы. Сегодня мы вспомним самые яркие совмещенности церковных праздников с нашими победами и попробуем понять, что за этим стоит.
Про то, что Гитлер напал на СССР в день Всех святых, в земле Российской просиявших, сегодня знают многие. Но восемьдесят три года назад увидеть в таком "случайном совпадении" добрый знак могли только люди, способные прозревать духовную суть происходящего.
Вот какую речь при огромном стечении народа на грандиозном митинге в Мэдисон-сквер-гарден (Нью-Йорк) произнес 2 июля 1941 г. митрополит Алеутский и Северо-Американский Вениамин (Федченков): "Столкновение Советского Союза с Германией произошло в необычайный, знаменательный день. Есть единственный день в году, когда Русская православная церковь празднует память всех святых земли Русской от начала христианства до наших дней. И этот единственный день в нынешнем году совпал с 22 июня. Как раз именно утром этого дня немцы открыли войну против нас. Это знаменательное "совпадение", несомненно, не случайно! Мы верим, что это есть знак милости русских святых к общей нашей Родине, и он дает нам великую надежду, что начатая борьба кончится благим для нас концом".
Финал войны не менее символичен: основные боевые действия Великой Отечественной были закончены в день памяти великомученика Георгия Победоносца, который в победном 1945 году совпал с праздником Воскресения Христова - Пасхой.
Но это еще не все. Восемьдесят три года назад, 4 декабря 1941 года, завершился оборонительный период Московской битвы, гитлеровский план окружения и захвата советской столицы потерпел крах. Контрнаступление наших войск началось с 5 декабря и закончилось - еще одна знаковая совмещенность! - на Рождество 1942 года. Скептики снова возразят: про церковные праздники зимой 1941-1942 гг. в атеистическом СССР никто и не думал. И вот тут будут не правы. И праздник Введения во храм Пресвятой Богородицы, и Рождество для верующих события важные. А верующих в те дни было гораздо больше, чем может показаться.
Связывали ли москвичи в 1941-м эти два события - церковный праздник и начало контрнаступления? Вот это вопрос! Начну с того, что ни пресса, ни радио прямо не объявляли: "Началось контрнаступление под Москвой!" Сталин был осторожен. Давид Ортенберг, главный редактор газеты "Красная звезда", вспоминал, что 5 декабря в редакции царило радостное оживление: готовили номер на 6 декабря с перечислением отбитых у немцев населенных пунктов. Но вечером редакторов газет вызвал к себе секретарь ЦК ВКП(б) А.С. Щербаков и сказал: "Вы забегаете вперед. В Ставке считают, что пока не следует печатать сообщений о нашем наступлении". Было ясно: указание исходит от Сталина, номер пришлось переделывать.
Хотя, по свидетельству очевидцев, москвичи чувствовали, что происходит перелом. Взять те же заголовки газет. Если в октябре и ноябре звучали призывы: "Не отдадим Москвы!", "Все как один на защиту Москвы!", "Ни шагу назад!", то теперь писали: "Смелее вперед!", "Крепче ударим по врагу!". В воздухе что-то витало, и это чувствовалось.
Некий информатор из спецгруппы НКВД 4 декабря докладывал: "В московских очередях многие считают, что Москва вообще уже вне опасности и что Гитлеру скоро конец..." - ах, если бы! Но человек так устроен, что хочет надеяться на лучшее.
И церковный праздник, такой светлый, такой по-детски чистый праздник Введения во храм Пресвятой Богородицы как минимум возрождал эту надежду. Да, открытые храмы можно было по пальцам пересчитать. Да и тех, кто решился бы прийти в эти храмы на богослужение, тоже было немного. Архивы сообщают: были это в основном пожилые женщины, старушки - "белые платочки", как называют их в Церкви. Но они были! И богослужения шли, в том числе и в день Введения во храм Пресвятой Богородицы: праздник в честь трехлетней девочки Марии, самостоятельно взошедшей по лестнице в Иерусалимском храме две тысячи лет назад. Праздник, который богословы называют ознаменованием, началом нашего спасения. Такое вот удивительное "совпадение"!
Но что за ним стоит? Давайте разбираться. Начнем с того, что первый молебен "о даровании победы" Патриарший Местоблюститель, то есть глава нашей Церкви в те дни, митрополит Сергий (Страгородский) отслужил в Богоявленском соборе в Елохове уже 26 июня. С этого дня во всех храмах Московской Патриархии "за богослужением с незначительными изменениями читали молитву, написанную архиепископом Августином (Виноградским) в Отечественную войну 1812 года". Кроме того, служили специальный молебен "в нашествии супостатов, певаемый в Русской православной церкви в Отечественную войну с многолетием "победоносному воинству нашему".
К сожалению, мы преступно мало знаем о подвиге духовенства в те дни, но кое-что выяснить удалось. Сухой язык документа не дает подробностей, поэтому только факты.
Осень 1941-го. Фашисты разбомбили один из подмосковных заводов, погибли десятки рабочих, враг уже под Москвой. Настоятель церкви в Павловском Посаде отец Федор Казанский приходит на похороны, о церковном отпевании заводчан не может быть и речи - репрессии за веру в 1941-м поутихли, но публичное несанкционированное богослужение поставило бы под удар всех, кто пришел проститься с погибшими. Безусловно, рисковал и сам батюшка - это сейчас мы знаем, что с началом Великой Отечественной волна гонений начинает спадать, а в те трагичные для страны дни это было еще неочевидно. Но отец Федор не мог остаться в стороне, он пришел на массовые похороны. Нет, громко молитва в тот день не звучала. Звучали слова поддержки. "Казанский Феодор Павлович произносил патриотическую речь, - читаем в архивах, - во время которой был совершен новый налет на город". Думаете, враг остановил священника? Как бы не так! Когда фашисты угомонились, шестидесятивосьмилетний больной батюшка начал обходить дома верующих и неверующих - с предложением помощи, со словами ободрения и укрепления. С призывом жертвовать на нужды обороны и фронта.
В самый сложный для Москвы период - в октябре 1941-го - январе 1942-го - Московской епархией управляет архиепископ Волоколамский Алексий (Палицын). Репрессированный, прошедший Соловецкий лагерь особого назначения и Сибирь, шестидесятилетний владыка осенью 1941-го с москвичами - сначала он проводит частные богослужения по домам, потом добивается разрешения проводить богослужения в храмах, сам служит, призывая верующих к борьбе с фашизмом, укрепляя их, вселяя мужество, организовывая сборы пожертвований "для фронта, для победы".
Владыка Алексий - не единственный священнослужитель, прошедший репрессии, но не предавший свой народ и свое Отечество в трудные дни. Архивы помнят Павла Васильевича Лепехина, настоятеля Николаевской церкви в Хамовниках, и Вячеслава Степановича Соллертинского - шестидесятидевятилетнего настоятеля Преображенской церкви, что на Преображенской площади Москвы. Как сказано в ходатайстве к представлению этих священников к боевой медали "За оборону Москвы", все дни войны они "неопустительно" (то есть не пропуская) совершают богослужения в храмах. И при этом создают в них центры помощи, а в подвалах церквей - бомбоубежища. Собирают деньги на нужды фронта.
Конечно, никакой намеренной приуроченности начала контрнаступления под Москвой к церковному празднику не было, да и быть не могло. А что было? Вера, "неопустительная" молитва и самопожертвование - ради Отчизны и своего народа. В архивах читаем: в перерывах между богослужениями настоятель Знаменской церкви, что в Переяславской слободе, Марков Стефан Маркович и настоятель Воскресенской церкви в Борисовском переулке Бажанов Николай Павлович принимают личное участие в тушении зажигательных бомб. А отец Павел Иванович Цветков - настоятель Ильинской церкви, что в Черкизове, лично участвует в рытье водоема для оборонных целей у стадиона "Сталинец".