"Пусть к вам придут гости, такие же, как вы, веселые и счастливые, а вы встаньте перед ними и начните читать это вслух", - именно на такой эффект Гришковец, по его словам, рассчитывал, "обертывая" "Порядок слов", одноименный монолог-концерт, состоящий из разноформатных эссе и размышлений в твердую обложку.
Писатель и актер, пренебрегая правилами презентаций, так и не присел за стол, как не присаживаются, играя моноспектакли. И модератор был бы совершенно лишним - Гришковец, подхватывая вопросы из забитого зала, вслух размышляя над ответами, едва успевая обернуть мысли в слова, общался с каждым, словно положив руку на плечо друга. Каждый ответ от следующего вопроса отделялся аплодисментами, которые автор "Порядка слов" нетерпеливо пережидал, словно торопясь вернуться к разговору - для себя важному и ответственному.
Вот несколько фрагментов из этого диалога.
* * *
"Почему я назвал эту книгу "Порядок слов"? Дело в том, что мы все пользуемся одними и теми же словами, величайшая литература написана словами, которыми пользуется кассир в магазине на окраине города. Чем лучше литература - тем более понятными и простыми словами она написана. У моряка, летчика, хирурга есть свой набор терминов, который не понятен всем остальным - но в жизни мы пользуемся словами, что и хирург, летчик и моряк. Величайшие стихи, признание в любви, что-то тонкое и сокровенное пишется теми же словами, что и омерзительная ложь, чудовищный донос и отвратительный пасквиль. Отличаться эти тексты будут только одним - порядком слов.
Над романом "Театр отчаяния", книгой в 1000 страниц и 1,5 кг живого веса, я работал два с лишним года. Столько же у меня ушло сейчас на "Порядок слов" и тут порядок слов выверен намного тщательнее".
* * *
"Мой новый спектакль будет называться "Когда я боюсь". Это будет спектакль не про то, чего мы боимся, а про то, когда мы боимся. В христианской, мусульманской, буддийской традициях, все-таки, страх - это нечто постыдное. То, что нужно преодолевать. Я же очень хочу, чтобы человек уходил с этого спектакля с ощущением того, что бояться сегодня не просто нормально, а обязательно.
Человек, у которого есть дети, не может сказать, что он ничего не боится, иначе он не отец и не мать. Если у него есть престарелые родители, то он не может сказать, что он ничего не боится, иначе он не сын и не дочь. Если он хоть чуть-чуть боится за Родину, он не может сказать, что не боится ничего. Если он ответственно работает и любит свою работу, он не скажет, что ничего не боится. А про человека, который не боится ничего, можно сказать, что он никто. Спектакль будет гомерически смешной, хотя я в очередной раз захотел написать что-то серьезное. Снова не получилось".
* * *
"С возрастом чувство юмора у каждого человека меняется. И в последнее время смелости у меня поубавилось, а ответственности добавилась. Сейчас ты отчетливо понимаешь, что говоришь. И задумываешься - это искусство или просто твоя попытка высказаться по поводу того, что происходит? И нужно ли оставаться только на территории искусства? Потому что и книга, и сцена в театре - это, все-таки, не трибуна. Если у тебя есть какая-то жажда высказывания немедленного, мгновенного, то спроси себя - ты кто? Журналист? Эссеист? Или все-таки писатель, художник. Так что, пожалуйста, выдержи паузу, отойди от события, по поводу которого ты хочешь высказаться, а потом скажи. Подумав, пришло ли время говорить об этом смешно.
Ведь только если в тебе самом есть боль, ты имеешь и право, и возможность сказать - и найдешь слова, чтобы это стало смешно и другому человеку, которому сейчас больно. Я выступал по собственной инициативе, и не раз и в госпиталях, и перед вдовами военнослужащих. Я находил возможность сделать так, чтобы они смеялись. Потом я слышал от них, что до моих выступлений они ни с кем по-человечески не могли разговаривать. Способ высказывания меняется с возрастом, и я не могу сказать, что сейчас пишу смешнее, чем раньше. Да, у меня сегодня есть произведения смешные. Но они уже не такие веселые".
* * *
"Под Новый год я всегда пишу для всех, кто у меня есть в телефонной книжке, поздравления, и делаю рассылку. В декабре двадцать первого года я всем пожелал веселья, радости, хорошего похмелья, детей, внуков, успехов и так далее. И еще пожелал, чтобы грядущий двадцать второй не вошел в историю, пожелал, чтобы это был ничем не выразительный год, чтобы он не отметился в учебниках истории, чтобы мы его прожили спокойно. А сейчас я могу пожелать всем и каждому, чтобы грядущий двадцать пятый год в историю вошел".
Из книги "Порядок слов"
"После отвратительного летнего отдыха, в который не повезло с гостиницей, погодой и компанией, половину срока температурили дети, а во вторую половину страдал диареей он сам, да и за все здорово переплатил, лишь вернувшись на работу и рассказывая коллегам, как же он потрясающе отдохнул, как все было прекрасно, вкусно, на удивление дешево и какой был прекрасный сервис, и увидев ненависть в глазах коллег, он получил удовольствие от летнего отдыха".