Одно дело - европейские режиссеры и писатели, которые, несмотря ни на что, ведут "с Чеховым бесконечные разговоры" (Кристиан Бенедетти) и даже считают его "своим святым покровителем" (Дэвид Митчелл), но что делать простому лондонскому клерку или французскому булочнику, который тоже чувствует, что "человеческую жизнь должны направлять правда и красота", а реальность за окном не совпадает с их ожиданиями. И вот уже можно наткнуться в соцсетях на статусы обыкновенных европейцев, "украшенные" грустными цитатами из Чехова. Вот, например: "Был счастлив только раз в жизни - под зонтиком". Это из записных книжек русского писателя, если что.
Надо сказать, актер и режиссер Кристиан Бенедетти, который ставит Антона Павловича на французской сцене уже лет сорок, под первые наплывы русофобии предупреждал: "Осторожнее с запретами русской классики - кто, кроме Чехова, расскажет нам про осиротевшее человечество?".
С Бенедетти согласились многие - по крайней мере в прошлом сезоне (2022-23) на французских подмостках шло минимум два десятка чеховских спектаклей: от "Дяди Вани" до "Черного монаха", от водевилей до "Вишневого сада". Но это были лишь цветочки.
Настоящая чеховомания захватила Запад в нынешнем сезоне.
А что случилось?
Известнейший французский режиссер Стефан Брауншвейг, под чьим руководством в разное время блистали три из четырех национальных драматических театров, заставил в минувшем ноябре весь думающий Париж ломиться в "Одеон" на чеховскую "Чайку". За "опытом конца" - заметил мастер.
Что же он имел ввиду? В его интервью французской "Le Figaro" есть формула: "Чехов переживал конец человечества".
Когда наступает конец? Когда бессильным оказывается искусство. Когда оно перестает окрылять уставших от беспросветности европейцев. Кто или что может спасти? Брауншвейг настаивает: только "общая мировая душа", про которую Чехов знал все.
Нина Заречная в самом начале его постановки появляется в белом комбинезоне, будто из "красной зоны". Взмывает над сценой и зрительным залом - и на чистом французском зрителям: "Дьявол каждое мгновение в вас, как в камнях и воде, производит обмен атомов". И еще что-то про "ужас-ужас".
В финале уже юноша Треплев на лонже воспаряет над декорациями и повисает после судорог. "Довольно! Занавес!".
Зрители будто смотрят в зеркало. Без русской классики тоскливо в их саду. Может, проснутся?
Парижские критики отметили как подвиг: в буклете "Одеона" на страницах, посвященных новой "Чайке", размещены и фотографии спектакля "Дядя Ваня" московского Театра Наций, поставленного тоже Брауншвейгом. "О, это сегодня поступок".
В соседней франкоязычной Бельгии решили говорить по-чеховски без слов. Герои "Чайки" в городском театре Антверпена "Тонеелхюс" общаются на языке жестов. Но как красноречиво! Судя по реакции зрителей и критиков, спектакль бельгийского режиссера и писателя Стейна ван Опстала оглушает откровенностью: это не чеховские персонажи друг друга не слышат - это все те, что по другую сторону рампы, глухи.
Зрителей сажают на подмостки - и прямо у них перед носом занавес то опускается, то поднимается, отделяя левую часть публики от правой. И когда поднимается - когда обнажается все, что казалось надежно скрытым, - шок и аплодисменты.
В Лондоне Антон Павлович - традиционно самый востребованный драматург. После Вильяма нашего Шекспира, разумеется. Но Чехов появляется всегда, когда хотят напомнить о насущном.
За год здесь дважды ставили "Дядю Ваню". Одной из постановок руководил британский драматург Саймон Стивенс, а режиссером пригласили Сэма Йейтса. В их версии Серебряков не академик, а кинорежиссер - так англичанам показалось демократичнее.
Конечно, самому Чехову такие "модные" подходы когда-то нравились не очень - он даже написал литератору Мочульскому: "Современный театр - это сыпь, дурная болезнь городов. Надо гнать эту болезнь метлой". Но это еще классик не дожил до современных немцев, которые в Theater Bonn из "дяди Вани" сделали алкоголичку. На этом фоне и британский дядя Ваня-кинорежиссер куда приличней.
У Чехова, вздыхая, как в воду глядит героиня, Елена Андреевна: "Неблагополучно в этом доме".
В Лондоне под восторги критиков гремит "Вишневый сад". Австралийский режиссер Бенедикт Эндрюс уже ставил "Трех сестер" - и постоянно повторяет в интервью все то же самое: "Сейчас, как и во времена Чехова, у людей есть ощущение конца времен или ощущение, что все может рухнуть". Иначе говоря, шеф, все пропало.
"Вишневый сад" Бенедикта Эндрюса идет на одной из главных лондонских площадок "офф-Вест Энд". Его спектакль - тусовка для таки гламурных и непостоянных персонажей. Курят, матерятся. Это голая вечеринка посреди трагедии, которую никто не замечает. Знакомо?
У Раневской, "замутившей" вечеринку, и долгов выше крыши, и усадьба идет с молотка, и ковры снимают со стен (ковры уже были в стародавней версии режиссера Питера Брука), - но как остановиться? Музыка продолжается - гудят, гламурные.
Что интересно: очевидцев удивляет - зал не аплодирует здесь даже Пищику, когда он произносит реплику об англичанах, которым землю сдал в аренду на 24 года: "Величайшего ума люди эти англичане". Что-то зрителей здесь напрягает, настораживает. У них теперь тут у самих с "арендами" проблемы. А режиссер - как будто издевается.
Новую "Чайку" в Лондоне обещают, как главный хит сезона. Звезд - до рези в глазах. Режиссер Томас Остермайер, в роли Аркадиной - двукратная обладательница "Оскара" и любительница Чехова Кейт Бланшетт. Кроме того, привлечены звезды британской сцены Том Берк и Эмма Коррин.
Режиссерский замысел слегка приоткрывает сайт лондонского Центра искусств "Барбикан": эта "Чайка" станет "захватывающим рассказом о тщеславии, власти и жертвах, принесенных во имя искусства". Ну-ну. Премьеру обещают 26 февраля.
И все-таки: неужто правда, лучше Чехова нет собеседника?
По мнению признанного европейского чехововеда, французского режиссера Алена Франсона, русский классик Чехов не столько драматург, сколько врач. То ли анестезиолог человечества, то ли психоаналитик. "Даже описывая сумерки эпохи и ее конец - он верит, что выход у человечества есть".
Каждому слышится свое, у каждого свой сад - всем в мире хочется услышать, что не чей-нибудь, а именно их сад небезнадежен, что "еще насадят новый сад" и даже он будет "роскошнее этого". Снова из чеховских записных книжек - к слову: "Разговор на другой планете о земле через 1000 лет: помнишь ли ты то белое дерево… (березу)".
Чем подкупает Чехов современников? Сто лет назад критик Петр Бицилли написал: "Его основное чувство - жалость. Оно у него всеобъемлюще и не знает исключений". С тех пор как будто ничего не изменилось. За целый век у европейцев не нашлось другого, кто бы мог их пожалеть, как русский Чехов.
Одни всю жизнь "просто пьют чай". Другие к тридцати годам душой как старики. Третьи запутались в своих мечтах о новом мире. Четвертые не устают махать топорами. Пятые помешаны на своей мнимой гениальности. Десятые по-тихому распродали весь крыжовник в округе… Все так, идет безостановочно по кругу. В кого тут бросить камень? В них? В себя самих? Чехов велел быть милосердными. Может, когда-нибудь, милосердие "наполнит собою весь мир, и наша жизнь станет тихою, нежною, сладкою, как ласка".
Мы, дядя Ваня, будем жить. По крайней мере, мы-то это понимаем. А они?
В новом 2025 году премьеры спектаклей по Чехову запланированы в Канаде, Южной Корее, Японии, Китае. И даже где-то в Африке.