Чем покорил и что оставляет в наследство маэстро Паулс

Трудно сказать, чем был отмечен этот рождественский день - 12 января - в архивах рижских метеорологов, но близкий друг музыкального симфониста Раймонда Паулса утверждал, что в разгар суровой прибалтийской зимы вдруг резко потеплело, и на Даугаве 89 лет назад вдруг начался ледоход. Он хорошо был виден и с левого берега реки, где в скромном деревянном доме провел первые два десятка лет будущий пророк национальной музыкальной культуры.

Сейчас с его именем в музыкальной партитуре, признаются и в осиротевших кварталах прибалтийской республики, и на просторах Союзного государства, связана богатейшая история большинства жанровых откровений. До сих пор рижские ноктюрны звучат даже по ночам, овеянные сюжетами архитектурного стиля средневекового города и великими именами янтарного побережья.

Композитор Раймонд Паулс

1/12

Фото: Юрий Белинский/ТАСС

А обозреватели могут уточнить, что еще в начале века минувшего Ригу считали и городом юных российских талантов. В местном реальном училище почти одновременно сидели за партами космический теоретик Фридрих Цандер, прародитель отечественного кинематографа Сергей Эйзенштейн и будущий народный артист СССР Соломон Михоэлс, а в Рижском политехе преподавал Всеволод Келдыш, отец будущего президента Академии наук и одного из создателей космических программ Мстислава Келдыша.

Правда, маэстро, который анонсировал еще в мае минувшего года желание завершить свою творческую миссию, к датам из своей метрики всегда относился без особого почтения, хотя преданные поклонники в этот день продолжают "атаковать" его электронный адрес и телефон миллионами поздравлений и лепестками тех самых алых роз, которые преподнес ему в своем время поэт Андрей Вознесенский.

А буквально накануне наступившего года зрители смогли стоя приветствовать своего кумира в Домском соборе, где он принял участие в концертной программе, в которой прозвучал цикл его бессмертных произведений.

Биографы маэстро с гордостью уточняют, что автор более пятисот музыкальных шедевров, музыки к трем балетам и театральным постановкам, он, как щедрый родитель, взрастил целую плеяду и для советской эстрады. Между прочим, именинник до сих пор с грустью признается, что творческие перекрестки не соединили его с Муслимом Магомаевым - почти ровесником, блестящим вокалистом, который пользовался невероятной мировой популярностью.

Кстати, маэстро никогда не скрывал, и даже любил повторять, что его "крестным отцом" следует считать джаз, на котором он вырос. А существенную поддержку и помощь в официальном признании его как джазмена оказал известный в ту пору музыковед и пианист Петр Печерский. Его бетховенская шевелюра и мефистофельский профиль на лекциях у студентов в консерватории и на концертах в филармонии, где удавалось пропадать по выходным дням, постоянно напоминали в нем демона музыкальных страстей. Именно профессор Печерский и написал в далеком в 1967 году, признавался как-то именинник, о его "чувстве гармонии, одухотворенном и нервном ритме, технике октавы и аккорда, разговорных интонациях мелодий."

Любил вспоминать Паулс и свои студенческие годы, когда вместе с друзьями исполняли мелодии из "Серенады солнечной долины", в которых покорял великолепный оркестр Глена Миллера. Нот не было, музыканты записывали, слушая радио, по памяти. А потом цензура стала все это давить: "Сегодня он играет джаз, а завтра родину продаст". И только в наступившем тысячелетии в ЮНЕСКО сумели подвести черту под этим уникальным явлением, объявив джаз искусством, способствующим "миру, единству, диалогу и расширению контактов между людьми".

А тогда, в середине прошлого века, композитор вынужден был отойти от джаза, о чем очень искренне сожалел. Потому, что убежден в том, что джаз - генетический код музыканта, а его прелесть - в неутихающей импровизации, уловить которую - уже божий дар, недоступный многим музыкантам, которые считают себя великими. "Слушал как-то запись двух скрипачей с мировым именем - Иегуди Менухина и Стефана Граппелли. Менухин не знает технических проблем. Граппелли же был силен подходом к скрипке как к джазовому инструменту. А вместе они создают совершенно новую интерпретацию музыки", - поделился как-то своими впечатлениями музыкант.

Можно добавить, что идолами в мире этого музыкального жанра мэтр по-прежнему считает Оскара Питерсена и Эрла Гарднера, манеру игры которых и старается копировать за роялем. А на вопрос о том, можно ли научиться импровизации, с удивлением парировал, что это не имеет ничего общего с манерой "играй, как хочешь". Он подчеркнул, что существует "гармоническая основа темы, от которой ты уйти не имеешь права, и на этой гармонии, на этом основном мотиве ты должен строить импровизацию. А это уже божий дар, у нас таких мало".

Как-то он послушал группу американских уникальных вокалистов "Тейк сикс". Для них, по его словам, как будто нет пределов. Что тут поделаешь - негры, считает композитор. Из импровизаций рождаются новые мелодии, новые произведения. И вдруг неожиданно добавляет, что самым великолепным импровизатором девятнадцатого века все-таки был венгерский виртуоз Ференц Лист.

КинократияРаймонд Паулс объяснил, почему не пришел на русофобский фестиваль Вайкуле

Удивительно, что при своей увлеченности джазом Паулс считает себя академистом и консерватором, поклонником романтической музыки Чайковского. Кто самый популярный в мире из русских композиторов, задается вопросом маэстро и отвечает: "конечно, Чайковский", и добавляет: а рядом с ним - "великолепный Рахманинов". Музыковеды признают, что маэстро всегда считал себя наследником и представителем русской пианистической школы.

Уже после ухода два года назад из жизни свой супруги - Ланы, с которой супруги прожили вместе шесть десятков лет, композитор впервые дал интервью латвийскому журналисту, в котором признался, что даже "бегал по храмам и ставил свечки, чтобы их разговор состоялся".

Мудрый хранитель вечных человеческих ценностей, прежде всего, признался журналисту, что ему "уже столько лет, что никого не боится и может говорить только правду. И деликатно, но и, не обходя острых углов, рассказал о своих творческих диалогах и с Пугачевой, которую назвал "певицей с особым характером", которая очень часто была грубой.

Если, скажем, вспоминал маэстро, вовремя не включили микрофон, от Аллы звучал мат и вердикт: "Уволен". Словом, вела она себя как звезда, у которой свои законы. Не стал скрывать маэстро и определенного сожаления, что в отличие от певицы "не заработал дворцов и миллионов", хотя и создал множество шлягеров. Вспомнил он и о своем юбилейном концерте, на котором звезда эстрады позволила себе кричать на композитора. "Я задумала в этом месте подарить тебе цветы, а ты вылез раньше".

Не секрет, рассказал Паулс, что многие называли в те годы главной соперницей Пугачевой Софию Ротару, которой вершить свой бизнес помогали на грани веков и криминальные авторитеты, Вячеслава Иванькова - Япончика, который скончался после покушения в 2009 году.

Кстати, мне уже приходилось констатировать, что встречи с символами эпохи тоже по-своему символичны. Вот и с маэстро в последний раз мы пожимали друг другу руки в осыпанном звездной мишурой "Вернисаже" четверть века назад.

В этом популярном рижском клубе, принадлежащем ему в начале века, проходила новогодняя встреча очередного тысячелетия. И тогда хотелось верить, что впереди у соседних государств новые горизонты открытых диалогов и сотрудничества, культурного обмена и открытия новых имен, которые, как россыпи янтаря, царствовали в те годы на конкурсе "Новая волна".

Но, увы, и сейчас, когда на балтийском побережье, независимо от времени года, барометр культурного обмена застыл на безрадостном "штиле", кумиру миллионов остается только признавать с глубоким сожалением, что было время, когда "Новая волна" приносила Латвии прибыль и рождала новых звезд.

"Теперь нет ни внимания, ни денег", - с привычным сарказмом констатировал композитор. А летний фестиваль Лаймы Вайкуле, по его словам, никогда не сможет заменить "убежавшую волну". А ведь было время, вспоминал маэстро, когда из маленькой Латвии на мировую эстраду вышло много звезд классической музыки. Были среди них и певцы, и дирижеры. Но в поп-музыке, "боюсь, нам ничего не светит", - признается Паулс.

"Своей Мадонны или Леди Гаги мы вряд ли дождемся", - с грустью уточнял он, и констатировал, что Латвия стала никому не интересна. "Я чувствую, что мы стали провинцией - не только Запада, что само собой разумеется, но и Востока".

Касаясь штормовых ветров русофобии, которая захлестнула политический олимп прибалтийский республики, Паулс напомнил, что еще в минувшем столетии, во времена СССР, латышский язык и культура активно использовались в стране и никогда не были под запретом. А вот в "независимой" стране Евросоюза русский язык под запретом, его использование наказывается и подавляется властями.

И как следствие, под запрет попали и все российские телеканалы, хотя подавляющее большинство населения все равно продолжает смотреть российское телевидение с помощью интернета. Зато латвийское телевидение и культура, фиксирует маэстро, чахнут без требуемого финансирования. ЕС требует от всех знание английского языка и на национальные интересы, а на культуру латышей им глубоко плевать, резонно замечает он.

Но не только на нравственной составляющей политики своей страны остановился бывший кандидат в президенты, он затронул и экономические аспекты, фиксируя, что партнерские связи деловых кругов разрушены и с ближайшими соседями - Россией и Беларусью, а повальная безработица вынуждает молодежь уезжать на заработки в страны ЕС, оттуда они "уже не возвращаются".

"На все это больно смотреть, ощущение такое, что скоро в Латвии, кроме русофобии, больше ничего не останется", - этими грустными словами подытожил свое интервью музыкальный мэтр, народный артист СССР.

КинократияДруг Раймонда Паулса рассказал историю его любви длиною в 60 лет