Военкор Александр Сладков: Когда думаешь "все, приехали", уже не страшно. Страшно, когда знаешь, что завтра тебе идти в какой-то район, а там может случиться всякое
Александр, с начала спецоперации прошло уже три года, какими были твои ощущения, когда мы начинали СВО?
Александр Сладков: Если честно, поначалу я испугался. Для меня это была уже не первая война, и я предполагал, что будут сильные потрясения. Понимал, что все это очень серьезно и что будут серьезные потери. В том числе среди моих друзей и знакомых. К сожалению, не ошибся.
А что тебя тревожит спустя три года?
Александр Сладков: Думаю, это не только моя боль. К сожалению, до сих пор не удалось пресечь целый ряд попыток очковтирательства некоторых командиров на местах, которые передают позитивные, а по сути сфабрикованные данные вышестоящим штабам. Не скажу, что это носит массовый характер, но такие факты есть. Когда такая информация с мест анализируется в штабах, она приводит к неверным решениям - вот в чем беда.
Подожди, ты входишь в число журналистов, у которых есть возможность напрямую говорить с министром обороны. Эту проблему ты обозначал?
Александр Сладков: Докладываем. Но ведь не может министр обороны или начальник Генштаба влезть в каждую командирскую голову. Тут уже больше от человека зависит. Да, с Андреем Рэмовичем Белоусовым мы общаемся, по каждому вопросу ведем откровенный и продуктивный разговор. И он, как правило, высказывает свое мнение по тем замечаниям и предложениям, которые мы собираем с мест.
Часто он с вами соглашается?
Александр Сладков: Либо соглашается, либо нет. Если нет, всегда аргументирует. С ним интересно говорить. Если необходимо, министр моментально реагирует, и тогда оперативно вносятся изменения в приказы. Еще раз: безусловно, он на наши "вести с полей" реагирует. Мало того, нам выдается документ, где указываются его решения по нашим вопросам.
Еще министр просит, чтобы мы собирали отклики на его решения на местах. Мы в этом случае являемся, так скажем, мостиком между ним и армией. Хотя, конечно, наши возможности я не преувеличиваю - у министра обороны есть и свои возможности взаимодействовать с командующими, командирами, рядовыми.
Но ведь журналисты - не профессионалы в военном деле. Часто нас перехлестывают эмоции, когда мы слышим какую-то, с нашей точки зрения, несправедливость. Имеет ли право корреспондент, даже не вылезающий с фронта, резать правду-матку? Общую ситуацию ведь мы до конца не можем проанализировать?
Александр Сладков: Ну как сказать. Конечно, нас, репортеров, воспринимать как экспертов вредно. Но мы же те, кто не боится высказывать самые острые вещи. Все наши просьбы подвергаются анализу. Иногда эмоциональные обращения военкоров оказываются не совсем точными. А иногда бывают действительно вопиющие случаи, на которые министр моментально реагирует.
Как на тебя выходят бойцы, чтобы обозначить проблемы?
Александр Сладков: Лично, или по почте присылают обращения. Бывает, присылают видеообращения без обратного адреса, с закрытыми лицами. Я сразу отвечаю, что против анонимок. Хотите достучаться до министра - открывайте лица и давайте обратную связь. Многие на это идут. На местах их, конечно, прижимают за такие демарши, ведь нарушается порядок подчиненности. Но учитывая, что реакция идет на самые острые обращения, в итоге они получают то, за что борются.
Примеры?
Александр Сладков: Вопросы с подписанием контрактов. Или вот на одном из направлений стали запрещать использовать личный транспорт. Ситуация была острой. Министр принял участие в нормализации этой проблемы. Дробовики, изъятые Росгвардией у населения, нашим военным сейчас отдают. Да много случаев.
Работа корреспондента на войне часто связана с опасностью. Что для тебя оправданный риск при выполнении задания редакции и риск неоправданный?
Александр Сладков: Неоправданный риск - это, когда кроме себя самого, подвергаешь опасности своих сопровождающих. Тех кто тебя защищает, помогает выполнить твои репортерские обязанности. Рисковать жизнями других ради эксклюзивного репортажа - большая глупость. Даже преступление. Оправданный риск - если, прикинув все за и против, ребята соглашаются куда-то тебя отвезти. Тут надо четко слушать их команды. Выполнять все, что скажут. А дальше уж как получится.
Должен ли корреспондент вникать в характеристики техники, знать, к примеру, прицельную дальность автомата Калашникова? Или важнее передать чувства солдата, рассказать о подвиге, не вникая в детали?
Александр Сладков: Ну как. Если ты не знаешь прицельную дальность АК-74 и пытаешься рассуждать о глобальных вещах в армии, это выглядит странно. Человек должен понимать, о чем он пишет. Надо говорить с военными на их языке, это очевидно. Журналист, пишущий про футбол, должен же гетры от бутс отличать. Так и у нас. Конечно, мы не можем выучить все. Быть одновременно и артиллеристами, и танкистами. Нам нужна в первую очередь новость. Но чтобы эту новость сделать, ты должен разбираться в вопросе. И конечно, написать ее доступным языком, который понятен читателю. Да и военные должны понимать, что ты хоть немного, но в вопросе разбираешься.
Многие наши бойцы знают тебя в лицо. Ты в постоянном контакте с ними еще с Первой чеченской. Проще ли работать, имея авторитет среди солдат и офицеров?
Александр Сладков: Это сильное преувеличение. Да, меня многие офицеры знают. Но не все мои просьбы выполняются. Не так давно на одно из направлений меня категорически не брали. Я отношусь к этому с пониманием. Видимо, есть причины. А бывает, звонят и просят приехать. В любом случае это ответственность. Ты должен держать марку. Инкогнито проще работать. Приехал, дал репортаж с места и уехал. И претензий ни у кого нет. А так я обычный репортер. Да, на военных конфликтах с 1992 года, старенький уже. И конкуренция серьезная. Молодые ребята сейчас очень талантливые есть.
Ты корреспондент, но ведешь и свой блог в Telegram-канале. Что для тебя в приоритете - журналистская или блогерская работа?
Александр Сладков: Я в первую очередь репортер. Это моя основная работа. Участие в других проектах, что называется, - отдушина. На первом месте для меня всегда ВГТРК. Это моя семья. В том же телеграме я стараюсь делать то, что не всегда входит в сюжеты. Мой канал не анонимный, потому что я должен быть ответственным за все те сообщения, которые там публикую. Эта ответственность может быть жесткой, тяжелой, но она меня воспитывает.
Были ли случаи на передовой, когда тебе было по-настоящему страшно?
Александр Сладков: Знаешь, когда думаешь "все, приехали", уже не страшно. Страшно, когда знаешь, что завтра тебе идти в какой-то район, а там может случиться всякое. То есть больше пугает ожидание. На поле боя, где ты работаешь, вокруг тебя тоже работают, уже не страшно. Это работа.
Много копий сломалось по поводу присвоения журналистам, освещающим ход СВО, статуса ветерана боевых действий. Твое мнение?
Александр Сладков: Эти полемизаторы пускай для начала пойдут с нами в одном ряду. Столько ребят погибло, столько покалечено, но до сих пор считается, что мы этого статуса недостойны. Понятно, что если, не дай бог, что случится, редакция всегда окажет помощь своему корреспонденту, его семье. Но почему все должно ложиться на руководство редакций? Тот же солдат, идущий в бой, должен быть защищен государством, он должен знать, что выполняет государственную задачу. За это его ценят и всегда помогут. Почему этого не должен чувствовать корреспондент, который находится рядом с этим бойцом и также выполняет государственную задачу?
Разговоры о том, что корреспондент рискует меньше, чем боец, ведут те, кто на войне ни разу не был. Надо прекратить эту дискриминацию.
- ВС России освободили Мирное в ДНР и Малые Щербаки в Запорожской области
- Лавров: Желание нанести России поражение "уже проходили" при Наполеоне и Гитлере
- Сенатор Чижов: Заявление по итогам встречи РФ и США не приняли из-за Киева
- СК возбудил дело после ранения в Курской области журналиста ТАСС Скуратова
- В минздраве Дагестана уточнили количество пострадавших при взрывах в Махачкале
- Ларису Голубкину проводили в последний путь аплодисментами
