Царство Аида стало отелем, а Харон - таксистом. Результат музыкального эксперимента "Дольче!" на киноэкране озадачивает

Происходящее на наших глазах сближение театра с кино продолжит фильм "Дольче", поставленный знаменитым оперным режиссером Давиде Ливерморе в сотрудничестве с дизайнером и сценаристом Паоло Джепом Кукко.

Затея ошеломляет: перенести сюжет греческого мифа об Орфее и Эвридике в сегодня, лиру Орфея заменить гитарой, перевозчика душ Харона сделать таксистом, веками интригующее человечество Царство мертвых Аид - отелем, пса Цербера - отельной консьержкой. И все это использовать как шампур для нанизывания мировых шлягеров от оперных фрагментов из Глюка, Перселла, Беллини, Бизе, Пуччини, Верди, Россини до британской группы Frankie Goes to Hollywood (FGTH). На роль Харона пригласить Венсана Касселя, Прозерпины - Фанни Ардан, грозным Плутоном станет бас-баритон Эрвин Шротт, богиню судьбы Атропу изобразит любимая актриса Альмодовара Росси де Пальма. Орфеем будет молодой тенор Валентино Буцца, Эвридикой - сопрано Мариам Баттистелли. Музыкальные номера скрепит интерлюдиями кинокомпозитор Марио Конте.

В оригинале фильм назван The Opera! - акцент на параде оперных мелодий; у нас предпочли назвать его "Дольче!", акцентируя участие модного бренда Dolce & Gabbana - он обеспечил Царству мертвых дефиле блеска и роскоши.

Давиде Ливерморе известен как режиссер с фантазией. Кино с его цифровыми технологиями позволило ему продлить воображение до масштабов Вселенной с ее земной, надземной и подземной жизнью. Вдохновлял и жанр мифа с его вездесущими богами, распределившими между собой земные обязанности, - здесь есть полный набор оперных амплуа. Опера тоже не имеет границ: многозначность музыки спорит с конкретностью текстов, и победа всегда остается за океаном порожденных ею эмоций, то есть за субъективным: трактуй как чувствуешь.

КультураДрама "Шоугерл" с Памелой Андерсон: о чем толкуют в закулисье

Результат эксперимента озадачивает. В городе, напоминающем урбанистику Джорджо де Кирико, на улице, где стреляют, под печальное пение Чечилии Бартоли из "Сомнамбулы" чернокожую Эвридику подстреливает Плутон - такова воля богов. Харон, философски грызя сэндвич, поджидает в своем такси жертву, чтобы отвезти ее в мир иной. Такси остановится перед отелем "Аид". Он негостеприимен: номер не готов, Орфей скандалит, по ходу дела мы успеем послушать и "Потерял я Эвридику" из Глюка, и "Любовь свободна" из Бизе, и "Колокольчики" из "Итальянки в Алжире". Будут грезы о былом счастье - душераздирающая сцена из "Богемы". Плутон споет из "Мефистофеля" Бойто - для несведущих покажут афишу премьеры в родном режиссеру туринском театре. Нам предложат ассоциации с киноклассикой, самая очевидная - игра в шахматы Орфея и Мефистофеля: поклон Ингмару Бергману.

Для возникновения того или иного фрагмента придуманы непритязательные "подводки". К примеру, "Знаем мы этих женщин!" - съязвит Харон, и в автобус ввалится веселая тусовка с пением "Сердце красавицы склонно к измене". При этом пластика кадра, монтаж и ритмы камеры независимы от музыки - немузыкальны.

Оперные режиссеры не всегда видят музыку адекватно - она у них выглядит стеклярусной бижутерией

Конечно, все можно оправдать сюрреализмом, граничащим с бредом, с пародией: Орфей булькает, запертый в стиральной машине. Но и первичные смыслы мифа здесь заглушены задачей как-то оправдать появление в сюжете столь разнокалиберных музыкальных номеров. Фильм застрял где-то между гала-концертом двух молодых оперных звезд, покалеченной притчей и неумело собранным капустником.

К занятым в фильме большим кинозвездам нет претензий - в рамках банальных реплик и диалогов они делают что могут. Делают ручкой, ножкой, голосом, ироничным взглядом, жестом игривым или патетическим. Но кастинг поющих персонажей вызывает вопросы. Валентино Буцца, молодой тенор с красивым, звучным, бархатистым голосом вокально хорош почти везде, он даже пытается в меру возможностей быть киноактером, однако лучше, естественней себя чувствует, когда на театральной сцене поет Nessun Dorma из "Турандот". Хуже с Эвридикой: голос эфиопской сопрано Мариам Баттистелли не поражает ни яркостью, ни энергетикой, и она совсем не может играть на экране - передать какой-нибудь характер.

После арии Калафа фильм можно было бы закончить. Протяженный финал под звуки заново аранжированной "Силы любви" группы FGTH, кажется томительно длящимся довеском. Картина выявила пороки современной оперной режиссуры, ставящей амбиции выше избранного материала. Она еще раз доказала, что и прославленные оперные постановщики не всегда видят музыку адекватно - даже в самых экспрессивных образцах она у них выглядит стеклярусной бижутерией.

КультураНа экраны вышел "Универсальный язык", в котором абсурдизм говорит на фарси