"В 13 лет отец строго определил, как должно быть. Он мне сказал: "Лариса, деньги - это зло". Так и живу…"
"Когда мне предложили "Гусарскую балладу", я поняла: вот это мое. Чисто интуитивно. Спасла органика, которая во мне присутствовала. Детскость и девичество. Если бы у меня была взрослая женская личная жизнь и глаз, соблазняющий мужчин, ничего бы не получилось.
На роль пробовались другие актрисы, но глаз у них был уже не тот… Опыт читался. На экране вообще все в тебе считывается".
"Красивые ноги, хорошая фигура, стать, музыкальность должны быть у каждого человека - вот так отец считал. Но это не должно быть возведено в ранг профессии".
"Единственный человек, от которого я не услышала после "Гусарской баллады" комплимента или похвалы, был мой отец. Он говорил: "Ну и что, ну и снялась. Не ты, так другая бы снялась - какая разница?"
"Ко мне хорошо относились в нашем дворе. Считали приличной девочкой. Но как только я поступила в театральный институт, молодой человек, с которым мы переглядывались время от времени, сказал: "Лариса, моя бабушка говорит, что на артистках жениться нельзя". И я его понимала".
"В наше время курили женщины, которые приходили из тюрем и лагерей. В нашем доме жила тетка, мамина сестра двоюродная, которая, отбывая за что-то срок, строила университет на Ленинских горах. Вот она "Беломорканал" курила - одна была на весь наш коридор курящая".
"С третьего курса института начались непрекращающиеся поездки за границу. Я ездила с кино бесконечно: и с "Гусарской балладой", и со "Сказкой о царе Салтане", и с "Освобождением". Кто-то даже решил, что кагэбэшница или есть покровители из сильных мира сего. А со мной даже обычный инструктаж, как вести себя советскому гражданину за границей, не проводили. Наверное, я казалась морально устойчивой".
"Рязанов пробовал и Немоляеву, и Фрейндлих, и Гурченко, и меня - но выбрал Барбару Брыльску. Выдергивать в наш кинематограф иностранцев тогда было модно и актуально. И Рязанов хотел иностранную актрису. Правда, мне кажется, можно было в "Иронии…" больше секса дать. А тут не видно ничего, одни претензии между главными героями… Слишком мы скромные были".
"В "Освобождении" Озеров хотел меня снять обнаженную со спины. Заходящую в озеро. И вышел скандал жуткий, я не соглашалась категорически. Но он очень хотел это снять и уговаривал, уговаривал!
Возможно, это и было бы красиво. Фигура у меня хорошая, если бы ее показать, то я бы имела большой успех. Но к хорошей фигуре с талией 56 сантиметров прилагалось воспитание советское-рассоветское, самое что ни на есть обывательское. Не дай бог выше колена поднять юбку. А тут оказаться голышом перед камерой - ужас! И я бы, конечно, это не преодолела никогда.
Хотя Озеров даже обещал 50 рублей мне доплатить, как за трюковую сцену. Плюс репетиционных еще 50 рублей. То есть в сумме 100 рублей, чтобы я вышла голая. Ну и надо было сразу в "Плейбой" меня посылать после этого…
Потом, когда я уже летела в Париж на премьеру фильма, сидела рядом с замминистра Госкино Баскаковым, спросила его: "Скажите, а вот если бы я голая снялась в одной из сцен, что было бы?"
И он мне сказал: "Мы бы вырезали".
"Для женщины в упрямстве ничего хорошего нет. Я считаю, что девочку, будущую женщину надо воспитывать женственной, мягкой. Я бы даже сказала послушной - мудро послушной.
Сейчас очень мы отпустили женщин в полет и таким образом много семей разваливаются.
Оказывается, сейчас женщины начинают узнавать, что мужчины им изменяют. А раньше этого не было? Было всегда! Было и будет, наверное.
Если мальчиков воспитывали с мечом в руке, то девочек - у очага с вышиванием…"
Быть любимой артисткой - или изображать "звезду"?
"Несмотря на известность, я физически так и не превратилась в ту самую звезду кино. Не знала, как в нее превращаться".
"По дороге из Тель-Авива в Иерусалим, нам показали: "А вот тут, справа, мужской монастырь. В нем живет один из американских астронавтов, который дал обет молчания и молчит уже несколько лет". И я вскоре после этого решила себя проверить.
Молчала 17 часов, себя проверяла. Правда, это было в Швейцарии, в Лёйкербаде. Там это просто, языка-то не знаю.
Считаю, что эксперимент удался. Мне понравилось.
Теперь могу молчать гораздо дольше".
"Внешне кажется: я такая независимая... Но как лошадь осаживают, так и я постоянно осаживаю саму себя. Почти всю жизнь свою я угождаю людям. Никто не поверит в это, но я все время оглядываюсь и извиняюсь… В конечном итоге это неплохо, я более вежливая стала".
"Вы видите в моем рассказе любовь к себе? Нет ее. Но не потому, что я ущербная. Себя полюбить невозможно. Кто это придумал? Только дурачье одно себя может полюбить.
Хотя что-то из того, что я сделала, мне нравится".