"Я увидел его на вершине холма и встал как вкопанный": Обозреватель "РГ" - об очень странной ночи в окрестностях Южного полюса

Как обозреватель "РГ" пережил очень странную ночь в окрестностях Южного полюса
Когда в середине лета 1989 года я оказался в окрестностях Южного полюса, то пережил там очень странную ночь. Она была как наваждение. Впрочем, я не уверен, может быть, это и был самый настоящий сон.
Встреча полярников станции "Беллинсгаузен" с экипажем нашего самолета и участниками трансантарктической экспедиции.
Встреча полярников станции "Беллинсгаузен" с экипажем нашего самолета и участниками трансантарктической экспедиции. / Из архива Владимира Снегирева

Пролетев через две третьих земного шара и оказавшись наконец у цели долгого путешествия, на антарктическом острове Кинг-Джордж, мы должны были спустя четырнадцать часов отправиться обратно.

Какая нелепость! Две недели добираться сюда - с приключениями, опасностями, отказом двигателя над Великими Озерами в США, посадками в Канаде, Штатах, на Кубе, в Аргентине, Чили - и все только для того, чтобы провести в Антарктиде всего одну ночь...

Пятнадцать тысяч километров полета и все ради нескольких часов по соседству с Южным полюсом.

Мы не могли задержаться тут дольше, потому что аэродром на острове Кинг-Джордж принадлежал чилийцам, наш огромный Ил-76 загромоздил прорубленную в снегах взлетно-посадочную полосу, а утром здесь ожидали посадку "Геркулеса" чилийских военно-воздушных сил, надо было освободить ему пространство, такой выходил расклад.

Если напрямую, то до Москвы отсюда - больше 15 тысяч километров. Фото: Владимир Снегирев

Июльский снег скрипел под ногами. Свинцовые воды пролива Дрейка с белыми глыбами айсбергов были нереально красивы в сумерках южнополярной зимы. Пингвины вперевалочку шли по своим делам, не обращая ни малейшего внимания на людей. Тюлени темными тушками лежали на берегу. Редкие снежинки по-новогоднему кружились в свете вездеходных фар. Край света...

Конечно, это была невероятная удача: побывать здесь, увидеть Шестой континент, пообщаться с его жителями. И такой облом - в связи со скорым отлетом. Я прекрасно сознавал, что впредь мне больше никогда не придется снова побывать в Антарктиде.

Может быть, именно это с самого начала определило мое настроение, не знаю, но все оставшееся до вылета время - вечер и ночь - я воспринимал как один грустный, щемящий миг.

Конечно, я не спал все эти часы, отпущенные судьбой на июльский снег. Сначала наши полярники на станции "Беллинсгаузен" давали ужин в честь первой в истории посадки тяжелого транспортного самолета в условиях полярной ночи и зимы. Нельзя сказать, чтобы застолье было веселым. Полярникам задерживали и без того скудную зарплату, они чувствовали себя брошенными великой родиной и воспринимали наш прилет как чудо или как избавление. Но начальник воздушной экспедиции не имел полномочий обещать им перемены к лучшему, он много шутил и уклонялся от ответов на трудные вопросы. Не знаю, как ему, начальнику, а мне хотелось от стыда провалиться под землю. Я исправно записывал жалобы полярников, их рассказы о трудностях зимовки, но чем я мог им помочь? Только смутными обещаниями обнародовать их жалобы в своей газете?

Затем слегка захмелевшие хозяева и гости переместились на китайскую станцию под названием "Великая стена" и там тоже происходило дружеское общение. Китайцам, кажется, жилось тогда лучше, чем наследникам Папанина. Во всяком случае, стол они накрыли знатный. До сих пор с отвращением вспоминаю вкус китайской водки.

Тех, кто и после этого был способен продолжать веселье, звали к себе уругвайцы и чилийцы, тоже имевшие свои полярные станции на острове.

Мы привезли в чреве транспортного Ила пять десятков ездовых лаек и участников международной экспедиции, которым предстояло пересечь на собачьих упряжках весь ледовый континент. Среди них был наш парень - симпатичный бородач Витя Боярский, потом он станет директором музея Арктики и Антарктики в СПб. Поэтому аборигены делили свой интерес поровну: между нашим красавцем-самолетом и интернациональной командой. И то, и другое было уникальным.

Конечно, я не спал все эти часы, отпущенные судьбой в Антарктиде

Я вышел побродить в одиночестве по окрестностям, желая оставить в памяти как можно больше впечатлений об этой ночи. Но очень скоро остановился, потрясенный.

На вершине холма подсвеченный прожекторами стоял крест. Он был виден отовсюду, с любой точки острова, этот распростертый в ночи крест, он, как магнит, притягивал взгляд.

Я встал у подножия холма не в силах сделать больше ни одного шага. Этот крест во тьме полярной ночи поразил меня больше, чем все остальные чудеса далекого континента. Он казался мне маяком, надеждой на хорошее, светлое, что обязательно должно было случиться.

Тот период оказался не самым лучшим в моей жизни, удар следовал за ударом, иногда я впадал в отчаяние. И вот - этот крест неподалеку от Южного полюса.

Жить можно только для того, чтобы кто-то тебя ждал, помнил тебя - где бы ты в этот момент ни находился, на Арбате или в окрестностях Южного полюса. Иначе - зачем? Это не мистика, это материализм любви.

Если надежда умерла, значит, дверь захлопнулась. Стучи в эту стенку кулаками, бейся об нее головой, все глухо, никто не отзовется, не откликнется.

Витя Боярский, когда я его спросил, почему он отважился на участие в таком долгом и сложном маршруте, вначале задумался, а потом взял ручку и написал в моем блокноте:

  • Отвыкнуть от любимых губ,
  • От глаз твоих, от слов,
  • от жестов.
  • Чтоб после, память вороша,
  • Их воскрешать и воскрешать.
  • Сберечь в морозах и снегу
  • Тепло гнезда, а не насеста.

Судьба послала мне в той ночи этот крест и эти встречи в окрестностях Южного полюса. Я был атеистом, работал тогда в главной партийной газете Советского Союза. Но ведь встал перед тем видением словно вкопанный.

Почти все забылось, а крест остался, навсегда впечатался в память. Скрип июльского снега. Синяя полярная ночь. Свинцовые воды пролива Дрейка. Тишина. Подсвеченный прожекторами, словно хрустальный символ веры.

"Тепло гнезда, а не насеста"...

Досье "РГ"

Международная экспедиция, которую доставил в Антарктиду советский самолет Ил-76, успешно завершилась ровно 35 лет назад, весной 1990 года.

Тот самый "Ил" на острове Кинг-Джордж сразу после посадки. Фото: Владимир Снегирев

Это было первое и, скорее всего, последнее пересечение Шестого континента на лыжах и собачьих упряжках по наиболее протяженному маршруту в шесть тысяч километров. В составе экспедиции был наш участник, 39-летний научный сотрудник Института Арктики и Антарктики Виктор Боярский. Кроме него в группу входили представители пяти других государств - Англии, Китая, США, Франции и Японии. Полярники передвигались на лыжах, груз был размещен на санях, которые тащили сорок две ездовые лайки.

11 декабря 1989 года экспедиция достигла Южного полюса, 18 января 1990 года успешно миновала Полюс холода - станцию Восток. Финиш состоялся через 221 день в районе советской полярной обсерватории Мирный.