Профессор Лопатин: Новейшие технологии кардинально изменили детскую онкологию
Андрей Вячеславович, почему именно эту область онкологии избрали?
Андрей Лопатин: Опять же череда случаев. Я попал в ту пору, когда учеников девятых классов прицельно направляли в учебно-производственные комбинаты. Я с родителями жил в Измайлово. Случайно заболел в начале учебного года. Не успел к распределению профессий. Единственным вакантным местом был санитар клиники. Так я попал в 36-ю больницу. А в нашей группе были очаровательные девушки. Они меня увлекли и завлекли в клуб юного медика. Это было первое приобщение к медицине. Оно началось с того, что надо было быстро подложить судно и бережно перестелить постель больного. Может, со стороны это кажется ерундой. На самом деле это важно. Мне захотелось спасать тех, кто попал в такие трудные ситуации. И потому, когда подошло время подавать документы, я отправился в Первый мединститут. Но на экзамене по физике - он был тогда последним, всего было четыре - провалился. В общем, студентом мединститута с первой попытки я не стал. Но медицину не бросил. Ее нельзя бросать! Я два года учился в медучилище на фельдшера скорой помощи. Снова пошел в тот же Первый мед. И наконец стал студентом. Правда, диплом без отличия. Но знания Первого меда всегда были на большой высоте. А ординатуру окончил во Втором меде.
Вы меня запутали: поступили в Первый мед. А целевая ординатура по хирургии во Втором мединституте.
Андрей Лопатин: Все проще! В то время так распределяли кадры.
А свою первую операцию помните?
Андрей Лопатин: Это был семнадцатилетний парень. Пациент ЗиЛовской больницы, где я тогда работал. Операция не имела отношения к онкологии. Но главное - мне тогда чудесно повезло: в той больнице тогда руководил всем процессом удивительный, уникальный хирург, чье имя теперь носит 12-я городская больница, Валентин Михайлович Буянов. Я не только видел, как он оперирует. Однажды - не поверите, но это чистая правда - Валентин Михайлович был моим ассистентом при одной из самых распространенных и простейших операций.
Вы оперируете, а Буянов ассистент?
Андрей Лопатин: В нашем деле - в деле спасения людей, тем более срочном - возможны фантастические ситуации. А тогда... я дежурил по отделению, а Буянов - как начальник - пришел посмотреть ситуацию. Я доложил : девятнадцатилетней девушке, похоже, надо удалить аппендикс. Буянов говорит: "Так иди оперируй. Я помогу". Я оперировал практически впервые. А ассистировал мне сам Буянов.
Задам вопрос почти бестактный, но все же... Может, не зря были удостоены такой чести? Хотя бы наедине с собой ставите себя вровень с Буяновым?
Андрей Лопатин: Ни в коем случае! Такого даже в мыслях никогда не было и не будет. Да, врачу необходимо быть уверенным, в том числе и в себе. Но не самоуверенным.
В хирургии вы почему-то избрали ту область, которая столь уязвима.
Андрей Лопатин: Опять же случай! Так сложилась жизнь. В ту пору там, где я работал, свободных ставок почти не было. А свободная была именно связана с опухолями головы и шеи. Это теперь идут бесконечные споры о том, как, куда распределять выпускников мединститутов. В ту пору был диктат времени, диктат обстоятельств. И у меня лично не было сомнений, что, раз требуется специалист в области головы и шеи, им мне и быть.
И в этом статусе вы сколько лет?
Андрей Лопатин: Почти сорок. Не жалею ли об этом выборе? Не жалею. Возможно, потому, что в этой области очень многое успешно идет вперед. Нет, я не говорю, что опухоли головы и шеи не опасны, что их становится меньше. К сожалению, и опасны, и меньше не становится. Да, есть определенный рост. Но и значимые успехи.
Об успехах подробнее...
Андрей Лопатин: Ныне совсем другая диагностика. Масса новых методик хирургического лечения, восстановительного лечения, реабилитации. Наши операции стали в какой-то момент рутинными. То есть мы знаем, когда их лучше проводить, как именно лучше проводить, какие использовать технологии, как проводить реабилитационный период. Нет, конечно, здесь не все совершенно ясно, но многое уже очевидно. А главное, доступно тем, кто попал в такую онкологическую беду.
О доступности. Вы работаете в центре, который в мире считается одним из головных по вопросам лечения онкологических заболеваний у детей. Как к вам попадает больной ребенок, живущий не в Москве по соседству с центром, а где-то за тридевять земель от столицы? Это стоит больших денег? Или это по программе ОМЛ и ВМП?
Андрей Лопатин: Все доступно. Либо через телемедицинскую консультацию документы направляет региональная больница, либо по записи ко мне на прием.
Места для больных всегда есть?
Андрей Лопатин: Всегда. Например, сейчас в отделении головы и шеи Центра Димы Рогачева проходят лечение 27 человек. Это не только москвичи. Кстати, москвичи реже к нам попадают. В Москве есть другие очень достойные центры спасения. И у нас в основном не москвичи.
Тайны лечения... Это же не только хирургия, но и лекарства, и химиотерапия, и лучевая терапия. Кстати, о лекарствах. Сейчас, без преувеличения, огромное внимание разговорам о создании уникальной вакцины против рака любой стадии, любой локализации, любого возраста. Один укол - и рака нет и не будет.
Андрей Лопатин: Тут нужно быть очень аккуратными. Здесь всякие восклицания о панацее, об окончательном решении онкопроблемы, мягко говоря, преждевременны. И не совсем уместны. Мы все надеемся и ждем. И надо набраться терпения.
Набрались терпения. А пока... Почему не уменьшается число локализаций онкологии головы и шеи?
Андрей Лопатин: Это сложнейший вопрос фундаментальной онкологии. Да, к сожалению, я не могу проиллюстрировать нашу беседу графиками снижения заболеваемости. А графики роста приводить просто не хочется. Но они не должны так пугать родителей, как это было, скажем, даже пять лет назад. Те же новые технологии, тот же искусственный интеллект, та же робототехника... Это все вкупе в плюс борьбы с такими тяжкими страданиями. Но сами такие страдания начисто сбросить со счетов никак нельзя. У меня есть сын. Как любой папа, я прежде всего хочу, чтобы он был всегда здоров. И я тут не оригинален. Но не знаю, есть ли у меня, а точнее, у моего сына, внука абсолютная гарантия никогда не попасть в число онкобольных по той простой причине, что природа этих тяжелейших недугов полной разгадки не имеет нигде в мире.
И мы не можем дать какие-то советы читателям, чтобы они активнее противостояли развитию таких страшных патологий? Или...
Андрей Лопатин: Советы возможны. Но не конкретны. Они как пожелание. Хотя сбрасывать их со счетов нельзя. Когда мне задают подобные вопросы, обычно ждут, что я обязательно скажу: не надо курить, не надо употреблять спиртное, не надо курить родителям ребенка, чтобы он не находился в этой атмосфере... Но я этого не скажу, потому что по большому счету главное тут наследственность и окружающая среда. А в последнее время, кстати, я бы присовокупил стресс.
Стрессами наша жизнь заполнена на всю катушку. И это ведет к увеличению онкозаболеваний?
Андрей Лопатин: Вопрос не совсем ко мне. Я не занимаюсь статистикой. Но убежден: чем больше стрессов, тем больше поломок в нашем организме. И даже - поверьте - в детском. Родители не должны отмахиваться от того, что ребенок плачет или плохо спит. Семейное благополучие - большое благо. Например, за последнее время увеличилось количество новообразований щитовидной железы у детей и подростков, в том числе злокачественных. Почему? Все по той причине, что я озвучил выше. И тут я вспомню тот же Чернобыль. Да, он был давно. Но он не прошел бесследно. Число таких инцидентов в мире увеличивается. Отсюда и проблемы загрязнения окружающей среды.
Как сегодня лечится рак щитовидной железы у детей?
Андрей Лопатин: В основном хирургически. После удаления опухоли в зависимости от ее строения и распространенности назначается химия и лучевое лечение.
Химиотерапия и лучевая терапия проводятся в стационаре или можно в условиях амбулаторных?
Андрей Лопатин: Все зависит от возраста ребенка и его состояния. Для нас очень важно соучастие родителей. Мы как-то привычно недолюбливаем слово "диспансеризация". Папы и мамы нередко отмахиваются от призывов пройти ее, не спешат приобщить к этому процессу своих детей. А зря! Поверьте, у диспансеризации большие возможности. И потому, с вашего позволения, обращусь к папам и мамам: буквально с пеленок надо приобщать ребенка к прохождению диспансеризации, чтобы это стало привычкой на всю жизнь.
Область применения ваших хирургических вмешательств - голова, шея. Вы удалили огромную опухоль. А что там потом? Как восстанавливаете удаленные участки? Надо ли их восстанавливать? Есть ли гарантии, что в этих участках не заведется новый рак?
Андрей Лопатин: В моей непосредственной хирургической практике это самое главное. Если можно, приведу примеры. Молодой человек 17 лет. Хотел стать спецназовцем. Но стал жаловаться на головные боли, затрудненное дыхание. При обследовании выявлена огромная опухоль в диаметре передней черепной ямки. К сожалению, у подростков такие ситуации нередки. Но это состояние, к счастью, доброкачественное. Так называемая фиброзная дисплазия. Пока доброкачественная! Но само ее течение для состояния пациента является злокачественным, поскольку нарушает трудоспособность, качество жизни снижается. Человек чувствует себя ущербным. В этом случае с помощью новейших технологий было спланировано удаление опухоли и одномоментное закрытие дефекта в косметически значимой области с помощью ПИК - полиэфирэфиркето. Это пластик, который организм не расценивает как инородное тело. И значит, не возникает реакции отторжения. Происходит компьютерное моделирование имплантата. Обойдем специальные подробности. Отметим: таким образом восстанавливается целостность лицевого скелета без нарушения внешности пациента. Такая технология внедрена и активно используется в нашей стране у детей и подростков. Мы можем восстановить лобные зоны - скулы, область переносицы. Это позволяет избегать инвалидизации, обеспечивает полное выздоровление пациентов. Технология применяется и при злокачественных заболеваниях. Это маленький пример современного материаловедения, который позволяет выполнять практически полную реабилитацию наших маленьких пациентов. И сейчас в большом кооперированном исследовании с рядом научных коллективов идет работа над принципиально новым материалом для восстановления костных структур черепа и лица. Большую роль стали играть клеточные технологии. Если еще 10-15 лет назад удаление объемных образований гарантировало увечье, делало ребенка тяжелым инвалидом, то сегодня есть возможности полного восстановления утраченных фрагментов лица, мягких тканей. Большое значение имеет современная микрохирургическая техника. Говорю об этом столь подробно, потому что речь о детях и подростках. Если взрослому не так важно - есть ли у него шрам, то для ребенка и подростка это архиважно. И родители должны это понимать и ни в коем случае не отказываться от восстановительной реабилитации и даже восстановительных хирургических вмешательств.
Андрей Вячеславович, однажды была свидетелем, как мама подростка выспрашивала у вас после проведенной операции: а что дальше? Помню, как вы долго и, как мне показалось, даже нудно объясняли ей ход предстоящей реабилитации.
Андрей Лопатин: Такое происходит почти постоянно. Мы прекрасно понимаем родителей. И считаем обязательным не ограничивать себя в объяснениях предстоящего лечения. Иначе - такое бывает нередко - вот прошел подросток две процедуры и исчез. Скажем, мама торопилась домой в другой город и увезла сына с собой. Поверьте, делать этого нельзя! Время, потраченное на саму хирургическую операцию, обычно гораздо меньше, чем время, потраченное на реабилитацию и замещение структуры удаленного органа. Ушло то время, когда все ограничивалось удалением поврежденного органа. Сейчас есть возможности полноценной реабилитации. Ее необходимо проходить. Но она требует терпения. Да, еще 20 лет назад онкологические пациенты после резекции нижней челюсти оставались только со второй половиной челюсти. А это же молодые люди! Представьте, какое у них было качество жизни. Долго шли поиски того, как избежать подобных последствий. В ту пору восстановление стоило очень дорого. Сейчас оно доступно и во взрослой онкологии, и в детской. Современные технологии пришли из взрослой хирургии. Но мы их совершенствуем. Чтобы они не мешали росту ребенка, чтобы были ориентированы на детей. Растет ребенок - растет его новая челюсть. Еще совсем недавно все эти технологии были в так называемой взрослой онкологии. Теперь они пришли в детство. Пришлись очень ко двору. Активно используются. И ни в коем случае нельзя от них отказываться.