Что хотел сказать Театр им. Маяковского спектаклем "Разбойники"

Спектакль "Разбойники" в Театре им. Маяковского начисто отрицает высокий посыл классического текста, рассказывая лихую историю слишком энергичных молодых людей, не желающих жить честно.
Получилась лихая история об энергичных молодых людях, не желающих жить честно. Бойня есть, поэзии - нет.
Получилась лихая история об энергичных молодых людях, не желающих жить честно. Бойня есть, поэзии - нет. / Московский академический театр им. В. Маяковского

Премьера Театра им. Маяковского "Разбойники" поставлена Евгением Закировым в необычном жанре "поэтической бойни". Но поэзии в более чем трехчасовом действе не найти: оно удивляет абсолютно бытовой интонацией, подчеркнутым желанием осовременить высокую классику, отсутствием внятной идеи и, соответственно, нравственного вывода, чего в XVIII веке добивался автор.

Спектакль открывается общей сценой, в которой текст предисловия к пьесе разложен на голоса артистов. Он старательно проговаривается, но вряд ли действует на зрителя: реализация задумки такова, что эпизод воспринимается как прием школьного театра, где юные актеры неуклюже пытаются заранее разъяснить смотрящим, что именно предстоит им увидеть, пересказывая эпизоды, в которых не уверены.

Фото: mayakovsky.ru

Реакция на увиденное и впрямь может быть разной. Режиссер выступает еще и как автор сценической композиции, и это ему мы обязаны неожиданными перебросами из одного места действия в другое, причем не всегда соответствующее оригинальной драме. Начинается спектакль, как положено, в замке Моров, где за длинным мраморным столом, напоминающим погребальный одр (Евгения Шутина воплощает шиллеровские образы в выразительной сценографии - вот уж действительно: "где стол был яств"…), собрались вертлявый Франц (Кирилл Кусков), лишенный романтического демонизма, его отец Максимилиан (Андрей Гусев), покрытый фальшивыми седыми кудрями и опирающийся на прозаические ходунки, и верный слуга Даниэль (Игорь Евтушенко), решенный слегка комически.

На сцене множатся трупы и громоздятся ужасы, но зачем режиссеру понадобилась шиллеровская драма, по ходу спектакля выяснить так и не удалось

Брат-злодей чрезвычайно долго подготавливает отца к страшному известию о нравственном падении его старшего сына, так что даже тому, кто не читал "Разбойников", становится ясно: лжет. Но Максимилиан ничего не замечает, на пару с Францем участвует в юмористических репризах, придуманных режиссером, в конце концов подписывает гневное письмо Карлу, однако утешается невероятно быстро и уходит, бормоча про украденные кораллы. Франц торжествует, картинно потрясает руками, проделывает множество кунштюков, призванных подчеркнуть беспросветную черноту его души, а зрителю тем временем предлагается посмотреть, что же делает его несчастный брат (Макар Запорожский).

Он обретается не то в тюрьме, прикованный к решетке, не то в вооруженном лагере, охраняемый стражей в оригинальном облачении, так что в пору предположить, что дело происходит вовсе не в Лейпциге. Заключенный буйствует, завязывается бой, в ходе которого на сцене появляется первый труп - ростовая тряпичная кукла, начиненная конфетти, при дуновении эффектно обсыпающим красным мертвое тело. Затем (после побега?) Карл внезапно оказывается среди товарищей - абсолютных головорезов, по недоразумению являющихся студентами университета. Юноши - совсем не те романтически настроенные молодые люди, мечтающие об идеях справедливости, что были у Шиллера. Теперь это опасные молодчики, не умеющие ничего делать, но жаждущие богатства и свободы. Их раздражает неожиданно проявившаяся сентиментальность Карла, возжелавшего вернуться в отчий дом. По их мнению, товарища тяготит финансовое неблагополучие, но один из оболтусов уверяет друга: то, что у него нет денег, - "ваще не проблема". Проблема в другом: в отцовском проклятии, свалившемся на Мора без всякой подготовки, так что герой в буквальном смысле озверел, зарычал, вскочил на стол и согласился с коварным предложением отправиться грабить в Богемские леса.

Фото: mayakovsky.ru

Отсутствие внятной мотивации поступков всех персонажей обескураживает. В качестве доводов зрителю предлагаются лишь энергичные вопли и пробежки по столам. Только что молодой человек в подтяжках на голое тело был непутевым студентом (хотя бы согласно тексту) - и вот он уже разбойник. Его брат, тоже дико зарычавший, решается извести отца и овладеть - буквально, физически - невестой Карла Амалией (Кира Насонова). Актриса - чуть ли не единственная, кто следует игровому рисунку, соответствующему пьесе Шиллера, но чересчур современная интонация смазывает впечатление.

Но хуже всего юмористические репризы, придуманные режиссером. Интрига Франца с ложным сообщением о гибели брата представлена как длиннейший номер, где подкупленный обманщик (Иван Сапфиров), облаченный в нелепый соломенный парик, вдохновенно плетет, что Карл оказался в армии "без рейтуз, трусов и носков", изображает его "подвиги", среди которых - прыжки в сторону и вверх, доставая из огромного чемодана несуразный реквизит (цветной мячик обозначает "убившее" героя ядро), и поднимает тост за помин его души. Зал смеется, и вряд ли кто-то помнит, что смотрит высокую драму. Кажется, Евгений Закиров неверно понимает романтическую иронию, но это проблема не его, а Шиллера.

Фото: mayakovsky.ru

Меж тем действие идет своим чередом - в согласии с сюжетом, но без очевидной концепции и нарастания напряжения, характерного для пьесы. При этом на сцене множатся трупы, громоздятся ужасы, Карл рычит и без конца вступает в фехтовальные поединки, его брат превратился в совершенно карикатурного злодея, обращающегося в зал с бытовым пояснением своих черных поступков. Эта будничная интонация уже не удивляет. Среди переводчиков текста значатся М. Достоевский, Н. Ман и Т. Зборовская. Хотелось бы знать, в каком именно переводе один из героев восклицает: "Обалдеть! Я с вами разговариваю!" - а Амалия отвечает: "Даниэль, отсохни!"

К финалу "отсохнут" все. Зачем молодому режиссеру понадобилась шиллеровская драма - и впрямь архаичная, но все же по-прежнему поражающая читателя, знакомого с литературно-историческим контекстом, - так и остается не выясненным.

Гора трупов из наваленных тряпичных кукол, укрытая слоем багрового конфетти, не может рассказать, о чем спектакль Театра им. Маяковского. О том, что нехорошо быть разбойником? Что месть - не христианское чувство? Что ложно понятые идеалы вкупе с отчаянием всегда заводят в беду? Декларируется, что так, но для проникновения в оригинальный замысел лучше все же ознакомиться с пьесой.