Как появление ИИ-агентов меняет образование? Какие есть примеры на российском рынке?
Александр Диденко: Если перейти от агентов общего назначения и фантастических представлений к тому, что реально работает на практике, мы увидим других агентов. Это не те ИИ-агенты, которые ставят планы и подключаются к API (набор правил и инструкций, с помощью которых разные программы взаимодействуют между собой и обмениваются данными, - прим. "РГ"), а агенты, которые распознают намерения пользователя и запускают последовательность действий.
Они менее гибкие: существует некоторый класс задач, который оно выполняют, а за пределами класса зовут человека. Это тоже агент, потому что способен какое-то время работать автономно.
Например, мы в Сколково и в ТюмГУ используем чат-бота, которого называем "Имре". Он помогает в исследованиях. Его агентом назвать можно, поскольку он понимает тип запроса, то есть что хочет понять студент: как пишется научная работа, заказать поиск литературы или попросить критики.
Если говорить именно про ИИ-агентов - полуавтономных "сущностей", у которых "под капотом" большая языковая модель, специальным образом дообученная, которые умеют планировать и для каждого пункта плана использовать различные инструменты, то в России я про таких агентов еще не слышал.
В России в образовании в основном используются чат-боты - это другой тип. Даже наш кейс с ботом Робертом, который помогает студентам при подготовке и фактически заменяет профессора по биологии и человеческому поведению, хоть и тонко устроен, сложен, с внутренними диалогами, - это все-таки чат-бот, а не агент. Он не автономен: всегда работает в рамках одного диалога.
А какие есть примеры на зарубежных рынках?
Александр Диденко: За рубежом есть практики, когда университет делает помощника для студента, который знает, к какому внутреннему API подключиться в нужный момент. Студент может задать вопросы "Найди ближайшие дедлайны и составь план подготовки". Он "стучится" в API Moodle (модульной объектно-ориентированной динамической обучающей среды), смотрит дедлайны, затем учебные пособия, запускает рабочий процесс, чтобы сгенерировать планы подготовки и так далее.
Такой агент может быть подключен к нескольким информационным системам внутри университета. В зарубежных университетах обычно полнейший "зоопарк": может быть пять столовых на кампусе, и они оперируются разными организациями, часы работы не синхронизированы. Через API агент связывается с ними и выдает студенту расписание или готовит материалы - помогает жить на кампусе и заниматься самоорганизацией.
Но в образовании изменения принесут не только агенты?
Александр Диденко: Образование изменят и простые чат-боты, которые радикально меняют динамику обучения. Например, Google выпустил NotebookLM: он позволяет для любого учебника составить план изучения, карточки для запоминания, тесты "на лету" для конкретного пользователя. Он поможет сделать подкаст и презентации по этому же тексту, нарисует "майндмэп", то есть все, чтобы текстовый материал можно было рассмотреть через разные срезы и фасеты. И он, предположительно, эффективнее усваивается, потому что взаимодействие происходит с текстом разными интерактивными способами. И это тоже не агент, это другой класс решения.
Важно понимать, что в образовании важны не сами агенты, а педагогические ходы, задействующие разные формы генеративного ИИ, которые изменяют то, как студент взаимодействует с материалом и действует. Но эти ходы до конца еще не известны.
Как изменятся задачи и статус преподавателя?
Александр Диденко: В этой ситуации для настоящего преподавателя наступает раздолье. Рутинную задачу по передаче знания студенту теперь можно переложить на самого студента и инструменты. Задача преподавателя - вовлечь студента в процесс совместного мышления, совместного действия: лабораторного, пробного или проектного.
У настоящего преподавателя сердце должно ликовать от такой перспективы. А те, кто работал "говорящими книгами", должны искать новую работу. И это правильно.
В Центра искусственного интеллекта в образовании ТюмГУ мы пришли к выводу, что у преподавателя есть несколько ролей, которые остаются в любом случае за преподавателем.
Что это за роли?
Александр Диденко: Первая - планирование и модерация внутриклассовой работы здесь и сейчас. Это требует сложных социальных навыков, тонкого понимания социальной ситуации, которая сегодня ИИ недоступна во многом потому, что мы сами не понимаем, как работает социальное чутье у человека. Оно усваивается на этапе, когда человек не производит достаточно текста, даже речи. Это доречевая способность, и генеративные системы в этом не сильны. В этом силен человек.
Вторая - хранитель мотивации. Студент иногда утрачивает пар. Его нужно подстегнуть, поддержать, чтобы он довел дело до конца. Это как занятие с тренером в спортзале: на 14 разе выполнения упражнения становится тяжело, но его все равно делаешь и делаешь 15. Если человек один, то, скорее всего, мотивация у него упадет. Если с тренером, то сделает.
В присутствии другого человека человек ведет себя иначе. Это известный факт - эксперименты Соломона Аша, эффект социального присутствия. С большой языковой моделью, чат-ботом, даже с роботом это так не срабатывает. Они не воспринимаются как социальные объекты. Мы исследуем, почему это происходит, но пока не готовы сказать, на каком этапе бот начинает восприниматься как нечто социальное.
И, наконец, еще одна роль, третья, - источник миметического желания, желание быть быть похожим на преподавателя. ИИ-агент его источником быть не может.
Чему студентам нужно учиться в таких условиях, когда навыки довольно быстро обесцениваются?
Александр Диденко: Задавать вопросы - так, чтобы получать точный развернутый ответ, внимательно этот ответ читать, дальше задавать уточняющие вопросы. Во-первых, это искусство сократического вопрошания. Или, по крайней мере, "сократического промптинга". Второй момент, связанный с первым, - умение управлять контекстом разговора: что должно попадать в контекст генеративной системы, чтобы вы получали нужный ответ. И третий - "оркестрация" ИИ-агентов и искусственного интеллекта в целом для своей деятельности. Университет должен этому учить тоже.
А как меняются нынешние элементы и формы контроля?
Александр Диденко: Это большие споры. Мы недавно с коллегами осознали, что существуют две школы. Некоторые считают, что образовательный эффект возникает из-за того, что на выходе из образовательного процесса вы ставите экзамен, проверку. То есть человек готовится к испытанию, и, проходя через него, получает образовательный эффект. Другая точка зрения, которой принадлежу я в том числе, заключается в том, что образовательный эффект возникает из деятельности, в которую человек включается по своему желанию.
Я лично считаю, мы наконец-то можем освободить образование от тестов, диктантов, экзаменов, эссе. Человек должен вовлекаться в деятельность - от этого возникает образовательный эффект.
Процедура оценивания меняет статус. Она больше не является обязательный элемент - это один из элементов в большом количестве других образовательных процедур. Мы теперь не учим для того, чтобы получить оценку, чтобы студент подготовился к сдаче экзамена. Это бесполезно, потому что можно легко имитировать сдачу любого экзамена на самом высоком уровне. В этом смысле написание эссе - как упражнение полезно, но написание эссе на оценку - бесполезно. Участие в живом философском диспуте - очень полезное упражнение. Это реальный экзамен, реальное испытание, к которому можно готовиться.
