Нынче театр отпраздновал свое 130-летие. Пять лет назад 125-летие Омской драмы было самым вдохновенным театральным праздником, который мне довелось видеть в жизни. "Говорит и показывает Омсква! В праздничном убранстве сцена театра!" - неслось со сцены, где главный режиссер Владимир Петров и директор Борис Мездрич принимали парад труппы и демонстрацию трудящихся цехов.
Прошло пять лет. Сегодняшний юбилей этого удивительного театра решительно отличался от предыдущего, отразив некие общие процессы, происходящие в российской театральной жизни. То есть "Омсква" говорит и показывает... Тридцать советских лет в закрытом Омске труппу театра собирал, коллекционировал, растил уникальный директор Мигдат Ханжаров, почти пятнадцать лет сохранял на ветрах постсоветской истории другой крупный директор, Борис Мездрич. Здесь многие десятилетия не было войн и анонимок - до последнего времени это была "театральная Швейцария". Воспитанная, сложенная и слаженная труппа крупных актеров в разные периоды новейшей своей истории знала руку таких главрежей, как Артур Хайкин, Геннадий Тростянецкий, Вячеслав Кокорин, Лев Стукалов, Владимир Петров, теперь ее ведет Евгений Марчелли. Это, несомненно, намоленное место, театральная столица Сибири, театр, открытый любым художественным течениям и экспериментам. Дело даже не в том, что труппа гармонично сложена по индивидуальностям и поколениям, дело в той внутренней пластической готовности, с которой Омская драма много лет отдается в разные руки, самым разным художественным стихиям, в том, какой азарт испытывают актеры в этих превращениях, какое получают очевидное удовольствие, играя Пиранделло, Уайльда, Введенского, Садур, Шипенко, Островского, Чехова, Ионеско, Лермонтова, Кобо Абэ, Бабеля, современные пьесы...
А омский зритель! В сорокаградусный мороз он идет смотреть спектакль о том, как испанцы завоевывали ацтеков, как будто это самая насущная история, которую нельзя пропустить, даже если отморозишь по дороге нос. Иногда этот омский зритель даже подделывает билеты (однажды с поличным поймали студентов и не знали, то ли выгнать, то ли благодарить за любовь к театру).
А знаменитый Красный буфет, который много лет содержат знаменитые "Евграфыч и Гавриловна" - преданнейшие театру, красивые пожилые люди. Когда после дефолта Омская драма полгода не получала средств на зарплату и у актеров не было денег даже на транспорт (однажды балетмейстер заметил - актриса хромает. В чем дело? Мозоль. Сорок минут идти до дому, ехать не на что...) - так вот, в это серьезное время Людмила Гавриловна Чередова полгода (!) кормила весь театр бесплатно, "под запись". Только так, питаясь в долг, могли репетировать и выпускать спектакли - и Гавриловна это понимала, крутилась со своими поварихами, как могла, переводила выручку зрительского буфета - в актерский, который открывается с появлением первого работника и закрывается с уходом последнего. А если ночная репетиция - работает, и Алексей Евграфыч может войти в три часа ночи: "Перерыв. Пойдите перекусить!".
С годами предприятие Гавриловны разрослось, были годы - летом кафе всю ночь работало на улице (помню, когда мы приехали в Омск с Александром Володиным, уже в пять утра уличные столики сияли закусками, и вся труппа, одевшись цыганами, величала приехавшего классика: здесь любят и умеют по-сибирски радушно принимать гостей). Гавриловна открывает кафе, держит зрительские буфеты в других театрах - и все для того, чтобы в ее родной Омской драме домашний обед по-прежнему стоил три копейки (ну 8 рублей, ну 10 - не все ли равно!), а она могла бы сервировать банкеты и праздники так, как умеют только она и ее поварихи. Они с Евграфычем проехали с театром множество гастрольно-фестивальных маршрутов, от Чехии до Японии, и накрывали такие столы в походных условиях!..
В Омской драме есть и так называемый семнадцатый тост "За Омскую драму!". Когда его придумывали, имели в виду, что если кто-то продержится шестнадцать тостов и выпьет за свой театр, тот и есть настоящий патриот. Но семнадцатый может быть и первым, и третьим: встречаясь в разных городах, бывшие омичи пьют семнадцатый без комментариев...
Такой я знала Омскую драму много лет. К прошлому юбилею выпустили не традиционный буклет, а "Семейный альбом" - чудесный, душевный, где всем и каждому нашлось место. Он состоял из "непротокольных" фотографий всех, кто считал и считает этот театр Домом. Здесь были детские фотографии нынешних ведущих артистов, хроника реальных театральных семей и пляжные фото разных поколений актрис - в нем была жизнь Дома с дедами, отцами и детьми.
Интересно, мы когда-нибудь дождемся, чтобы Россия жила законом, а не начальственным благоволением?
Между тем как текла эта жизнь, много лет губернатор Леонид Константинович Полежаев не благоволил к театру, на спектакли не ходил, прошлый юбилей не посещал и вряд ли знал о подвиге Гавриловны после дефолта, потому что не любил директора Б.Мездрича. А раз не любил - ни денег на ремонт, который давно был необходим историческому зданию, ни квартир не давал. Интересно, мы когда-нибудь дождемся, чтобы Россия жила законом, а не начальственным благоволением? Написав эту фразу, чувствую себя публицистом ХVIII века, каким-нибудь Николаем Ивановичем Новиковым, но что же делать, если века идут, а картина все та же, и Омская история здесь показательна. С тех пор как Мездрич стал директором Новосибирского оперного театра (и твердо ведет этот огромный корабль от успеха к успеху), а в Омскую драму Л.Полежаев определил директором Виктора Прокопьевича Лапухина, "аппаратчика" по многолетнему роду занятий, только-только осваивающего азы театральной жизни, ситуация резко поменялась. Скажем, театр номинирует Полежаева на "Золотую маску", а Полежаев начинает капитальный ремонт, за завершение (!) которого он получил "Маску" еще полтора года назад.
Благоволение дает квартиры и финансы, но меняет ориентиры жизни уникального театра, так любившего свободу, капустники и балы. Какое там "Говорит и показывает Омсква"! Нынче юбилей проходил по всем канонам торжественного заседания эпохи застоя: "Театр счастлив не только тем, что ставит хорошие спектакли, а тем, что ему всегда помогал губернатор!..." - неслось со сцены, а я вспоминала мозоль на актерской пятке, свидетельствующую о том, что губернатор помогал явно не всегда, и ждала, что вспомнят Б.Мездрича, который вел театр в самые трудные годы: с 1989-го по 2001-й. Не вспомнили.
К юбилею выпустили не "Семейный", а сугубо официальный, дорогостоящий "отчетный" альбом, где история театра явно искажена, искривлена в угоду многим интересам, а не исторической правде. Полное полиграфическое многоцветье наступает именно с фотографий губернатора и того момента, как он повернулся лицом к театру и дал на этот альбом 1 млн. рублей, как было сказано на презентации. То есть в Омской драме, судя по юбилею, наступила полная советская власть плюс электрификация...
Не знаю, как будет адаптироваться в этой стилистике новый главный режиссер, уже очень любимый труппой Евгений Марчелли - человек талантливый, свободный, всегда альтернативный всякому официозу.
Правда, был на юбилее замечательный момент. На сцену вышли пять главных режиссеров разных периодов, среди них - Геннадий Тростянецкий, переживший в Омске свой истинный взлет в 80-е. Сдернул пиджак, оказался в тельняшке: "Я всегда чувствовал себя здесь капитаном и хочу подарить тельняшки своим коллегам - капитанам других лет. Тельняшки в студию! А с утра я пошел в местную "тату" и сделал себе на всю жизнь татуировку "ОАТД"! Тростянецкий рванул тельняшку: аббревиатура Омской драмы была выколота на руках и груди. Театральный трюк сработал, нарушив чинный официоз.
И были спектакли. Последние Омские премьеры трех разных режиссеров.
Все знают: как только возникло новое имя - ищи молодого режиссера в Омске! Сейчас я "нашла" там Владимира Золотаря, ученика Г.Тростянецкого, покорившего в прошлом сезоне Сибирь и окрестности сделанным в Барнауле "Великодушным рогоносцем". В Омске Золотарь поставил "Любовью не шутят" по пьесе А. де Мюссе.
В изысканном пространстве молодого художника Олега Головко (ученика Эдуарда Кочергина), где героев окружают роскошные кружевные шторы, и в высоком деревянном сооружении не сразу признаешь гильотину, - ведут свои любовные игры сын барона Пердикан (Владимир Майзингер) и его кузина Камилла (Екатерина Потапова). Их "заговор чувств" и романтический поединок самолюбий не берет в расчет окружающих - любой становится аргументом в споре. Например, крестьянка Розетта (Инга Матис), которую красавец Пердикан объявляет невестой, чтобы отомстить Камилле, и которая неожиданно умирает в финале - не оттого, что Пердикан и Камилла воссоединяются, а оттого, что любовью не шутят и человеческой жизнью - тоже.
Вячеслав Кокорин поставил на Камерной сцене "Король умирает" Э.Ионеско - экзистенциальную абсурдистскую... комедию? Трагедию? О развале государства, страны и смерти человека - Короля, весело вершившего историю много тысячелетий...Социальный смысл пьесы вряд ли актуален (когда Ионеско играли в годы застоя, и мы слышали текст о трещине, которую дало государство, королевство, и оно разваливается, а Король не хочет ничего знать, а на самом деле умирает - это была просто крамола!) Сегодня звучит другое - история, которая, увы, никогда не потеряет актуальности, история умирания, расставания с жизнью...
Тоску по человеческому сполна компенсирует "Зеленая зона" М.Зуева в постановке Евгения Марчелли. История барака, жители которого в начале 60-х вдруг поверили, что их переселят в новый дом, история наших вечных социальных иллюзий, веры в новую жизнь и постоянного обмана, не нравоучительна и в формулу укладывается с трудом. Густонаселенный мир барака - это психологические и бытовые подробности, смешные и трогательные моменты будней и праздников, и с откровенной ностальгией зал смотрит на этот коммунальный муравейник, подробности "ушедшей натуры", замечая неточности (ну не было еще тогда таких гладильных досок...) и элегически грустя по счастливым общежитским временам.
"Рано или поздно все становится предметом ностальгии, поэтому элегия - самый распространенный жанр", - считал И.Бродский. "Зеленая зона" - смешная, нелепая элегия о том, что "что пройдет - то будет мило", и надо видеть, как вольготно, со смаком замечательная труппа органически отдается стихии смешного, боясь пересахарить историю, и как Валерия Прокоп и Николай Михалевский играют любовь уже немолодых супругов Пасечников, и как валяет дурака Клава Горохова под руководством первоклассной артистки Наталии Василиади...
Три спектакля, три режиссера, три эстетики. Омская драма, как Иван-дурак, искупалась под юбилей в трех котлах - и вышла опять молодцом и почти красавцем. Зимой откроют отремонтированный театр, Марчелли уже репетирует "Фрекен Жюли" и "Вишневый сад", а я молюсь только об одном: чтобы ремонт не убил, не выветрил из этого театра то человеческое тепло, которое "надыхивали" сюда долгие годы. Чтобы уцелел тот этический устав, который делает Омскую драму "лучшим, талантливейшим театром" России и позволяет периодически поднимать семнадцатый тост.