Тем не менее продюсерский центр "Классика вива", организовавший концерт, сумел найти основные силы для адекватного воплощения замысла, можно сказать, у себя дома. Камерный хор Московской консерватории под управлением Бориса Тевлина принадлежит к числу коллективов, умеющих исполнять музыку разных стилей и эпох. Оркестр "Pratum Integrum" (художественный руководитель Павел Сербин) также родился в недрах Московской консерватории. Его музыканты играют на исторических инструментах, частью подлинных, частью точно воспроизводящих оригиналы XVIII-XIX веков.
Именно оркестру принадлежит решающий вклад в успех проекта. Чуть приглушенное, как будто "засурдиненное" звучание старинных инструментов, менее звучных, чем их современные аналоги, определило эстетику исполнения. Интенсивность переживания взамен громкости, точность интонации не в ущерб свободе музицирования - эти лучшие черты аутентичной манеры оказались вполне достижимыми для отечественных музыкантов.
В опере Глюка, помимо хора, всего три действующих лица: Орфей (в редакции Гектора Берлиоза, избранной для исполнения, эту партию поет меццо-сопрано), Эвридика и Амур (два сопрано). На эти вакансии были приглашены три зарубежные исполнительницы, специализирующиеся на музыке XVIII века. Об их уровне говорит хотя бы тот факт, что Анна Бонитатибус (Орфей) и Дебора Йорк (Амур) не далее как минувшим летом участвовали в постановке "Орфея и Эвридики" на Мюнхенском оперном фестивале. Они так же, как и Лидия Тойшер (Эвридика), принадлежат к числу подлинных специалистов в своей области.
Организаторы концерта, выбрав качество в ущерб рекламным возможностям, не стали искать стареющую знаменитость и пригласили активно действующих исполнительниц, пусть не слишком известных в России. Не обманув доверие публики на этот раз, они получили больше, чем просто сбор от продажи, - доверие в дальнейшем. Заинтересованное внимание зала и овация в конце концерта говорят о том, что у идеи концертных исполнений опер с привлечением первоклассных голосов есть будущее.
Аплодисменты по ходу действия - оперная традиция, непривычная в филармонических стенах. Часто привычка не нарушать тишину между частями произведения останавливает публику от бурных проявлений восторга. На этот раз деваться было некуда, и уже в финале первого действия зал заглушил звук оркестра. Виртуозно проведенная Анной Бонитатибус сцена включала в себя виртуозные трели и глиссандо, быстрые пассажи, динамические контрасты. В этот момент вспомнилась Чечилия Бартоли, освободившая меццо-сопрано следующего за ней поколения от комплекса золушек. Бонитатибус принадлежит к генерации "постбартолиевских" певиц, полагающих эмоциональный напор непременной составляющей старинной музыки.
Лидия Тойшер, певшая Эвридику, принадлежит к более традиционной артистической манере. Ее чистое светлое сопрано рисовало образ более статический. Мягкость тембра ее голоса была выгодно оттенена звонкими нотами Деборы Йорк, запомнившейся несмотря на скромное место ее персонажа в сюжете.
При всем несходстве трех голосов Бонитатибус, Тойшер и Йорк составили отлично подобранный ансамбль. На самом деле ансамбль был гораздо шире - в него на равных вошел хор (превосходны были фурии, преграждающие дорогу Орфею) и оркестр. Теодор Курентзис - дирижер безусловно большого дара внушения. Он уже демонстрировал Москве свое умение создать целостное произведение из разнородных компонентов, когда знаменитая англичанка Эмма Керкби в "Дидоне и Энее" была стилистически равна молодым певцам из Новосибирска. "Орфей" Глюка получился еще более гармоничным и притягательным. Дистанция между нами и оперой XVIII века оказалась гораздо меньшей, чем это представлялось каких-то пять-семь лет назад.