По мнению известного культуролога Михаила Эпштейна, Заречная - родоначальник нового литературного направления, которое придет на смену постмодернизму. Он назвал его искренним сентиментализмом. Самой Марине больше нравится "человеческий документ". Чтобы написать такую книгу, нужны неимоверное мужество и железная воля. Автор же считает, что "Исповедь" - лекарство, которое спасло ее. И это надежда для многих упавших духом. Как жить со страшным психиатрическим диагнозом? Может ли помочь любовь? Вера? Творчество? На эти вопросы, поставленные автором и "РГ", отвечает директор Государственного научного центра социальной и судебной психиатрии имени Сербского, академик РАМН Татьяна Дмитриева.
С другой колокольни
Российская газета | Татьяна Борисовна, неужели больной человек способен так мужественно смотреть на себя со стороны?
Татьяна Дмитриева | Сразу приходит на ум пример известного психиатра Кандинского, который, будучи психически больным, в деталях, тонко и профессионально описал свое заболевание. Синдром Кандинского - это состояние, когда больному кажется, что кто-то со стороны руководит его действиями, мыслями, чувствами. Иногда больные так ярко рассказывают о своих переживаниях, что я себя ловлю на мысли: врач, который сам не пережил нечто похожее, не сможет так клинически верно описать болезнь.
РГ | Лечащий врач посоветовал Заречной писать книгу: творчество действительно способно сублимироваться из болезни?
Дмитриева | Те, кому удалось уйти в творчество, - абсолютно счастливые люди. Ведь они находятся в полной гармонии с собой. Что же касается больных, то уже давно подмечено, что творчество - довольно существенный лечебный фактор.
РГ | Но вряд ли можно назвать творчеством то, чем занимаются больные в наших сумасшедших домах: склеивание коробочек, продергивание резинок в пластмассовые козырьки от солнца?
Дмитриева | Сейчас все больше появляется кабинетов и отделений, где применяют арттерапию: кто-то лепит фигурки, кто-то начинает писать картины, стихи. Важно найти себя и получить удовольствие от процесса. В последнее время в ходу и драматерапия. Люди с психическими расстройствами играют Гамлета. Суть этого метода состоит в том, что больные пропускают через себя переживания, которые заложены в пьесе, и одновременно "отреагируют" свои собственные. Это дает потрясающие результаты.
РГ | Как-то связан с диагнозом род искусства, который предлагает врач, или все зависит только от личных пристрастий больного?
Дмитриева | Скажем, лепка полезна детям, у которых есть определенное недоразвитие некоторых психических функций. Далеко не всем приходит в голову, что между чувствительностью пальцев и развитием мозга существует прямая связь. Если мама во время беременности болела простудой, неправильно питалась, нервничала, у ребенка одна из подсистем мозга могла отстать в развитии. Эти неполноценно зрелые системы должны еще "дойти". И этому надо помогать. Лепка, рисунок, мелкие игрушки - и все можно подправить. Ведь психика ребенка настолько пластична, что, если вовремя взяться, очень быстро можно все компенсировать.
РГ | Искусство, рожденное не вполне нормальной психикой, на вас производит впечатление?
Дмитриева | У нас в Центре есть рисунки Врубеля. Правда, это копии, сделанные с подлинников, которые, кстати, тоже находятся в медицинском учреждении - Московской медицинской академии имени Сеченова. Специалистам хорошо известно, что у Врубеля были психические отклонения. По поводу его диагноза идут споры, но суть не в этом. Болезнь безусловно заострила его талант. И такое бывает часто. К примеру, Ван Гог все свои шедевры создал именно во время обострения. Или Сальвадор Дали...
Шедевров куры не клюют
РГ | Заречная пишет: "Согласна с Сальвадором Дали: если выбирать между написанием еще одного шедевра и одним днем, но прожитым со всей полнотой бытия, то он выбирает день, а не шедевр. Может, это потому, что у него шедевров куры не клюют, а у меня их вовсе нет..." Если не ошибаюсь, ваш кабинет, Татьяна Борисовна, украшает скульптура Дали?
Дмитриева | Это подлинник в бронзе. Называется "Космическая Венера". Я всегда следила за жизнью и творчеством этого необыкновенного человека, покупала художественные альбомы, репродукции. Когда нечаянно попала в музей Дали в Париже, то узнала, что после его смерти комиссия по наследию решила сделать по 350 отливок с каждой скульптуры и разбить формы. Одну из них я и купила.
РГ | Были трудности с ввозом такого известного произведения искусства?
Дмитриева | Я официально обратилась в минкультуры, меня встретил у трапа самолета эксперт с фотографией скульптуры в разных ракурсах. Сверили, ту ли вещь ввожу, оформили. Вот теперь стоит у меня на работе: здесь она мне ближе.
РГ | Поэты, писатели, психологи не раз высказывались о том, что такое гениальность. Что скажет психиатр?
Дмитриева | Гениальность всегда маргинальна. Она или балансирует на грани нормы, или уже находится за ее пределами. Гений ненормален в том смысле, что он нестандартен. Причем в любой области: политике, искусстве, литературе. Эти люди всегда на грани фола, но не потому, что они "играют" как актеры, а потому что действительно мыслят вразрез обычной логике. Есть простая формула любого открытия: "Все знают, что этого сделать нельзя, но приходит гений, который этого не знает!"
РГ | А может ли наркотик или другой допинг стимулировать гениальное прозрение?
Дмитриева | Я не знаю ни одного открытия, которое было бы совершено под влиянием наркотиков. Эти вещества при первом приеме действительно обостряют ощущения, но при десятом нет ни полета фантазии, ни яркости мысли. Дальше только зависимость и желание снять болевой синдром.
Красный цветок
РГ | Один из самых талантливых рассказов о сумасшедшем доме "Красный цветок" принадлежит Всеволоду Гаршину, человеку, который тоже был душевно нездоров. Ассоциации с адом там прочитываются очень четко. Как обстоят дела с психбольницами сейчас?
Дмитриева | Было бы неплохо, чтобы антураж любой, а не только психиатрической больницы соответствовал душевному состоянию пациента. Стены если не должны лечить, то по крайней мере успокаивать и утешать. Ведь человек вместе со здоровьем теряет и социальный статус. Ему нужно заново приспособиться к жизни, а в унизительной обстановке - это трудно...
Цвет стен, расцветка больничного белья и фасон халатов - важно все. Бедность, грязь - то, что, к сожалению, десятилетиями не замечалось. Все было предельно просто - вплоть до устройства общих туалетов, где человек не мог уединиться. Поверьте, за последние десять лет очень многое изменилось. Есть такие больницы, где я с удовольствием бы отдохнула. Особенно много в Петербурге. Сегодня, как ни странно это звучит, стены психиатрических больниц защищают людей от агрессии жестокого мира, а не наоборот.
РГ | Еще цитата из "Исповеди": "Меня удивляет, почему так мало в общественном сознании знаний о душевных болезнях, почему интересны эти проблемы в основном только в связи с заключением диссидентов в больницы?" Что делать с пресловутой жестокостью по отношению к психически больным?
Дмитриева | Здесь нужна активная позиция гражданского общества. Первый шаг - сообщества поддержки наших пациентов. В этом году мы создали Общественный совет по вопросам психического здоровья, куда вошли психиатры, социальные работники, юристы, журналисты и больные. Так вот один из комитетов совета - "Защищенное жилье" будет бороться с так называемыми черными риелторами, которые отнимают у больных жилье. Мы создали рабочие комиссии, которые будут решать конкретные проблемы психически больных. Во главе каждой - два сопредседателя. Один - от психиатров, другой - от больных.
РГ | Вокруг психиатрии - масса мифов. Самые нелепые, которые приходилось слышать?
Дмитриева | К примеру, принято считать, что психическое расстройство - это приговор. Но ведь теперь даже понятия "сумасшедший" в психиатрии не существует. Современные лекарства за считанные дни способны вернуть в мир реальности даже человека с острым психозом. Нужно относиться к проблемам "с душой", как к любой хронической болезни: язве, гипертонической болезни.
Быть богом
РГ | Может, мифы рождаются еще и потому, что сами психиатры - очень закрытая каста?
Дмитриева | У нас закрыта вообще вся медицина. Смотрите, сколько мифов ходит вокруг трансплантации? Вокруг лечения СПИДа или рака? Мы же сейчас на полпути от старого советского менталитета к новому. Привыкают к свободе очень быстро. Это касается и пациента, и врача. Они созревают параллельно. Первый - в своем свободомыслии, мироощущении, сознании своих прав. Но и среди психиатров ретроградов почти не осталось. Хотя, что там скрывать, быть богом, а не врачевателем нравилось многим, особенно на территории маленьких больниц. Правовая зрелость пациентов очень важна для того, чтобы возник диалог доктора и пациента.
РГ | Современные психиатры более демократичны, чем советские, которых принято обвинять во многих грехах?
Дмитриева | Врач - такой же "осколок" общества, как любой другой гражданин. Он впитывает все, что происходит вокруг. Кстати, бывая за границей, я сталкиваюсь с тем, что психиатрия супердемократических государств гораздо более жесткая, нежели у нас. К примеру, российским тюрьмам очень далеко до психбольниц Великобритании по системе безопасности. Огромные деньги там вкладываются в то, чтобы изолировать пациента от общества. Посетителя обыскивают "от макушки до хвоста". Твой портрет заносят в компьютер при входе, а при выходе идентифицируют. С мобильным телефоном на территорию больницы не пустят. У нас даже в тюрьмах таких ограничений нет.
Кстати, Закон "О психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при ее оказании", который принят в 1992 году, очень либеральный. Только суд теперь может вынести решение о недобровольной госпитализации. В той же Франции это может сделать чиновник префектуры. Сейчас нам это странно, но до 1993 года у нас все было отдано на откуп врачам. А тут уж на кого нарвешься: предполагалось, что психиатр должен быть милосердным, но в жизни получалось по-разному.
РГ | Автор книги очень тепло и дружески пишет о своем лечащем враче. Бывали ли в вашей практике случаи, когда духовный контакт между психиатром и больным перерастал в любовь и семью?
Дмитриева | Вообще-то профессиональной этикой это запрещено. Самые партнерские отношения не должны переступать определенную черту. Это опасно для обоих. Но, конечно, есть исключения из правил. Ведь среди психически больных масса очень умных, талантливых и добрых людей. Поэтому "добавка" в виде болезни медиков не пугает. Бывают очень счастливые семьи. Но скажу честно, чаще я вижу другой вариант. Там супружеские отношения переросли в отношения отца и ребенка, с которым всю жизнь нянчатся. Любовь там замешана на сочувствии и жалости.
В мире стало меньше любви
РГ | Люди заболевают от неразделенной любви?
Дмитриева | Любовь как депрессия вбирает в себя весь спектр чувств - от легкой гармоничной грусти, навеянной музыкой и осенней погодой, до тяжелейшего состояния, когда человек не понимает, что происходит вокруг. Случается и любовный бред. И пациенты с таким диагнозом встречаются нередко. Была курьезная ситуация, когда одна наша сотрудница стала предметом страсти больного человека. Он явился к ней домой и заявил мужу свои права на эту женщину. Вы не представляете, сколько нужно было сил и терпения, чтобы ситуацию разрулить и никто при этом не пострадал. Другой вариант такой нездоровой страсти - отношения фаната к своему кумиру.
РГ | А не кажется ли вам, что в нашей жизни вообще стало меньше любви?
Дмитриева | Это закономерность. Мир действительно становится более рациональным. Это касается не только Запада, но и России, которая до сих пор старалась сохранить свои патриархальность и эмоциональность. Сейчас к нам хлынули потоки свежего воздуха свободы. А что такое свобода в ее крайнем проявлении? Это одиночество. Это разобщенность поколений, стремление порвать родственные связи. Стремление быть независимым от всего и всех.