"Пиковая дама" Степанюка как раз и попала в номинацию "Лучший оперный спектакль", обнаружив на показе, что столичные меломаны с этой "Дамой" уже знакомы. В полуконцертном варианте Степанюк показывал эту же работу с труппой Мариинского театра в Зале Чайковского. Но от аналогий лучше сразу отказаться: во-первых, чтобы не сравнивать Германа-Галузина или Графиню-Богачеву с челябинскими артистами, а во-вторых, все-таки режиссерские компромиссы на концертной сцене несопоставимы с художественными целями спектакля.
Нельзя также сказать, что в Челябинске Степанюк как-то "приспосабливал" к артистам свои идеи: скорее, здесь он их осуществил. И если в поле сумасшедшей энергии неврастеника-игрока Владимира Галузина статичные мизансцены Степанюка выглядели обычной "разводкой", то в челябинском спектакле этот медленный, "плывущий" ритм на сцене, бесстрастность, долгие паузы и позы превратились в "язык" спектакля. В нем мистическая история Графини, и роковая страсть Германа с карточному "фараону", и фантомные видения - словом, все страсти-безумия пушкинского сюжета превратились в спокойное, уравновешенное бытописание (конечно, не археологическое) из жизни неприметного гусара Германа, полюбившего, на беду, аристократку "в бархате" Лизу, напоминавшую по величию поведения не юную девушку, а свою "пиковую" прародительницу. Может быть, поэтому роковой дамой для Германа стала вовсе не старуха, а Лиза, любовь к которой и привела его к самоубийству. Режиссер повествует эту историю спокойно, без надрыва, без невротических припадков Германа, желающего узнать номера карт. Герман в очень певучем и лирическом исполнении Максима Аксенова, конечно, в ключевом моменте "дознания" позволил себе в возбуждении рухнуть на четвереньки и бить кулаком об пол, но в целом его внутреннее спокойствие невозможно было сбить ничем: ни видом лысой старухи-графини, сбросившей перед сном парик, ни призывами возлюбленной, с которой он даже самую страстную у Чайковского любовную сцену, венчающуюся знаменитым "Красавица, богиня, ангел!" провел, сидя на стуле.
Действие в спектакле напоминало движение на полотнах Борисова-Мусатова с их медленными, сокровенными ритмами и застывшими позами, с той лишь разницей, что никакой поэтичности персонажи в спектакле не достигали, а Герман остался бесстрастным рационалистом даже в жутковатой сцене, где лысая старуха-покойница вдруг оказалась не за дверью, а в его кровати. В результате всю нагрузку по воспроизведению страсти, лихорадки, рока и природных стихий взял на себя оркестр под управлением Антона Гришанина - яркий, выпуклый по звуку и по-настоящему театральный. Претензией может быть только то, что дирижеру так и не удалось скоординировать хор в спектакле, существовавший как будто в параллельном режиме, так же как и ансамбли солистов. Неожиданным сюрпризом челябинской труппы оказался молодой контртенор Артем Крутько, блеснувший в пасторальной партии Миловзора - без всяких натяжек способный осилить и самый сложный барочный репертуар. Вообще, "Дама" из Челябинска, хотя и оказалась не бесспорной, но показала движение труппы, серьезную и тщательную работу театра, стремящегося стать крупным оперным центром России.