12 апреля в Мариинском театре в рамках Музыкального фестиваля к 200-летию Гоголя состоится премьера оперы Родиона Щедрина "Мертвые души". Наш корреспондент побеседовал с ее автором не только о Гоголе.
Российская газета: Родион Константинович, после "Конька-Горбунка" вскоре в Мариинском театре в рамках Музыкального фестиваля к 200-летию Гоголя состоится премьера и вашей оперы "Мертвые души". Это будет концертное исполнение?
Родион Щедрин: Валерий Гергиев первоначально планирует исполнять "Мертвые души" в концертном исполнении, а дальше я уже не знаю, честно говоря, не очень вникаю в его планы, просто верю в его правоту. Он обладает мощной энергетикой, умением увлечь других. Я был покорен, к примеру, его исполнительской трактовкой моего "Очарованного странника" по Лескову - то, что он сделал, это блистательно. А "Мертвые души" Гергиев прекрасно знает - молодым он ассистировал Юрию Темирканову, когда оперу ставили в Мариинском, тогда Кировском театре в 1977 году. Я радуюсь, что сейчас Гергиев возвращается к моим сочинениям уже на новом этапе своего редкого музыкального дара.
РГ: Сегодня многие любители классической музыки предпочитают слушать музыку дома, наслаждаясь высококачественными записями.
Щедрин: Это не настоящие ценители. Музыку надо слушать в залах, в большом пространстве, где есть натуральная вибрация, где звук обогащен "эхом". Вы были в знаменитом амстердамском Концертгебау, одном из самых акустически совершенных концертных залов мира? Если бы были, вы бы не хотели слушать музыку дома.
Я только что приехал из Испании и был поражен: за последние годы они построили изумительные концертные залы на 2000 мест почти во всех своих крупных городах! И, честно говоря, мне стало обидно. Ведь в Испании, славной своим фламенко, не было никогда такой классической музыкальной традиции, как у нас. Но почему в России ничего подобного не происходит? Чудо, что Гергиев сумел силой своего убеждения, своим фанатизмом создать замечательный концертный зал в Петербурге.
Увы, искусство высокое у нас сейчас не слишком почитаемо. Превалирует развлекательность. Причем часто самого низкого пошиба. И люди привыкают довольствоваться малым. Посмотрите наше ТВ. Лишь канал "Культура" держит высокую планку вкуса./
Знаете, много лет назад в Союзе композиторов была комиссия по теле- и радиовещанию. Я был ее председателем. А членами этой комиссии были Шостакович, Хачатурян, Кабалевский, Эшпай, Пахмутова. И нам, я считаю, кое-что удавалось делать. Мы приглашали на наши заседания, скажем, Лапина Сергея Георгиевича (с 1978-го - председатель Госкомитета СССР по телевидению и радиовещанию. - Прим. авт). Он приходил, мы покупали бутылку коньяка, легкую закуску, наливали всем по чуть-чуть, и вот в такой обстановке он выслушивал наше мнение. Шостакович никогда не жалел на это время, приходил, сидел несколько часов, высказывал высокому чиновнику свою точку зрения. Увы, это уже ушло.
РГ: Сегодня многие наши оперные певцы с мировой практикой сетуют на "вольности" западных режиссеров. Вы как автор можете влиять на режиссерскую концепцию прочтения вашей музыки?
Щедрин: В принципе да. Если что, есть адвокаты, к которым можно обратиться. Но мне пока везло, с моими театральными произведениями ничего страшного не случалось. Разве что "Кармен-сюиту" однажды поставили так, что Кармен была мужчиной, а Хосе, напротив, - женщиной. Но это больше курьез. А вообще, да, порой постановки просто поражают своим "новаторством". Чего только не увидишь на оперной сцене.
РГ: Интересно, что в театре вы чаще всего обращаетесь к русской прозе...
Щедрин: Вы знаете, у меня было несколько предложений написать оперу на английском языке. Я говорю пристойно по-английски и написал на этом языке два сочинения. Но все же это не мое, мне, конечно же, ближе наша культура. Тем более что, может быть, так не этично говорить, но я уверен, что ни одна литература в мире так не богата, как русская.
Вот сейчас я перечитываю Пушкина. И просто дивлюсь. Вот "Маленькие трагедии". Сто раз читаны, но читаешь в сто первый раз и ловишь себя на мысли: "Какое же это чудо! Какая плюс ко всему еще и психология! Как Дон Жуан переходит с Лаурой на "ты", а потом опять на "вы". Поражают даже такие нюансы.
РГ: Почему вы обращались к творчеству Гоголя, Толстого, Чехова, Лескова, Набокова. Но не к Достоевскому?
Щедрин: Вы знаете, Достоевский дальше от меня, нежели упомянутые вами великие. Его озарения души мне не очень свойственны. У меня иной состав аминокислот в организме, другие генетические годы. Мне гораздо ближе гоголевский и лесковский взгляд на мир.
РГ: Кстати, о Лескове. Вы знаете, что невестка писателя отозвалась о нем так: "...пишет все о божественном, а сам хуже черта"...
Щедрин: Это неправда! Он был изумительным человеком. Если захотите в этом убедиться, прочтите его переписку с Толстым. Для меня он один из самых великих сынов российской земли. Вы знаете, что когда большевики затевали план монументальной пропаганды..
РГ: В 1918 году? Когда предполагалось "снять памятники царям и их слугам" и вместо этого установить скульптуры выдающимся ученым и деятелям культуры?
Щедрин: Да-да. На утверждение Ленину дали список, в котором были и Достоевский, и Чехов, и Гоголь. Единственное имя, которое было вычеркнуто, - Лесков.
РГ: Почему?
Щедрин: А вы почитайте Лескова. Он был "самым вредным писателем", по мнению большевиков. Иначе и быть не могло, ведь в 1860-е годы он написал свой замечательнейший роман "Некуда".
РГ: После которого его перестали пускать в приличные дома. Ведь роман - о том, что интеллигенция, будоражащая народ, ведет Россию по тупиковому пути.
Щедрин: Да, Лескова обвиняли в том, что этот роман он написал по заказу III отделения. Но он оказался, как показало будущее, прав: в отличие от Чехова, который ошибся в мечте о будущем человечества. Лесков обрисовал страшные портреты революционеров. Он сказал, что у русских революционеров нет своей идеи, что возьмут они ее с Запада, что и произошло: я имею в виду марксизм. "И на следующий день вы себе выберете квартального", - писал Лесков. И выбрали тут же Ленина, Троцкого, Сталина. Так что он дальше всех смотрел.
Понимаете, все наши великие писатели, в общем, оперировали - такой глагол выберу - с определенным, близким им слоем общества. Скажем, Достоевский - с разночинцами, Толстой - с аристократией, дворянством. Чехов - с интеллигенцией учительско-врачебно-журналистской. Лесков же, прошедший огромную свою жизнь в совершенно разных социальных слоях, знал простой народ, как никто из них. Толстой катался верхом на лошади по лесу и разговаривал с лесником. Или на покосах со своими крестьянами. А Лесков жил среди них. Поэтому, мне думается, читая именно Лескова, вы "нутрянее" поймете, что у нас за страна.