В конце прошлой недели в Риге германский Фонд Эберта и центр EiroCivitas собрали "круглый стол" российских и латвийских обществоведов. Им было предложено обсудить тему "Балтийско-российская политика истории: как прийти к разрядке напряженности?"
В самой постановке вопроса содержится два интересных момента.
Первый: соседство двух вроде бы мало совместимых слов - "политика" и "история". Казалось бы, каждой из этих сфер должны заниматься специально обученные люди, воздерживающиеся от вмешательства во внутренние дела друг друга. Однако сегодня если кто из ученых мужей и востребован в текущих политике, так это в первую очередь историки. И отнюдь не из-за чьего-то объективного желания подвести под политическую практику более или менее надежный научный фундамент.
Дело, по-моему, в другом. Нетрудно заметить, что политизация истории (или, как выразился один из участников обсуждения, "историзация политики") происходит прежде всего в тех странах, которые, изрядно запутавшись в своем настоящем и тем более в будущем, именно в прошлом ищут хоть какие-то отправные точки для строительства национального дома. Это хорошо видно на примере России и Латвии.
Для России, которая, по выражению Солженицына, жестоко проиграла ХХ век ("Не уклонимся осознать и страшней: русский народ в целом потерпел в долготе ХХ века - историческое поражение, и духовное, и материальное"), победа в войне остается единственной вершиной прошлого столетия, достигнутой ВСЕМ народом, а не отдельной его просвещенной частью (как, скажем, полет Гагарина). И любая попытка покуситься на величие Победы, пусть даже и ради выяснения исторической правды, воспринимается в Москве как открыто враждебный акт, подпадающий в лучшем случае под юрисдикцию Комиссии по противодействию попыткам фальсификациям истории, а в худшем - под зреющую в депутатских умах статью Уголовного кодекса.
А как иначе, если для торжественно провозглашенного "вставания с колен" других точек опоры сегодня просто нет?
Латвия тоже мучается своим прошлым, но по другим причинам. Ей (и не только ей) уж очень хочется откопать в национальной почве исторические корни собственной независимости. Считаться не "молодым государством без роду и племени", а старой европейской нацией, поступательное развитие которой на долгие годы было прервано советской оккупацией. А заодно (по аналогии с Россией) перенести политические баталии из сегодняшней тяжелой (и усугубленной кризисом) социально-экономической реальности в сферу исторических оценок.
Попробуем предположить: а какими были бы сейчас отношения между двумя странами, если бы над политиками не висело все это "проклятое прошлое"? По моим раскладам, отношения могли бы быть по меньшей мере ровными и прагматичными, поскольку, кроме трактовок истории, других "знаков препинания" в двустороннем диалоге не так много. Вступление Латвии в НАТО? Но с этим Москва, похоже, уже как-то примирилась и, хотя по старой привычке и клеймит публично НАТО, в глубине души понимает, что главный ее враг географически "засел" по другим сторонам света.
Раз уж иных принципиальных расхождений не видно, то "разрядка напряженности" на историческом направлении действительно могла бы стать фактором сближения не только обществоведов, но и политиков, а значит, обеих стран в целом. Другое дело, как к этой разрядке прийти. Задача мало того что трудная, возможно, даже невыполнимая.
Если оставаться в логике оптимистичного сценария ("задача трудная, но выполнимая"), то обе стороны должны пройти свою часть пути навстречу друг другу. Пока же каждая из них стоит на непримиримых позициях.
Вот, к примеру, как на "круглом столе" сформулировал свои претензии советник президента Латвии по вопросам истории Антонийс Зунда.
Прежде всего, заявил он, Россия должна пересмотреть свою историю, связанную со Второй мировой войной. Наверное, действительно должна - но не кому-то, а прежде всего - сама себе. Чтобы хотя бы понять, в чем были ошибки и преступления тогдашних политических и военных властей, приведшие к неоправданно высокой цене, заплаченной за Победу. Чтобы, как следствие, поднять заниженную в нашей стране до уровня демпинга стоимость человеческой жизни, перевести ее с самых нижних этажей на самые верхние в иерархии национальных ценностей. Чтобы, наконец, таким образом обрести способность взглянуть на историю не только своими глазами, но и глазами других ее участников.
Господин Зунда выдвинул и вполне конкретные требования к российской стороне, обозначив три основные темы расхождений. Первая - признать оккупацию балтийских стран в 1939-1940 годах. Что, в общем-то, уже так или иначе признано Москвой, пусть и неохотно, сквозь зубы. Для полной же картины того периода Латвии стоило бы объективно разобраться не только с внешней агрессией, но и с внутренним коллаборационизмом, с капитулянтством властей и значительной части своего населения.
Вторая тема - изменение отношения к латышскому легиону, который, по словам Зунды, перешел под знамена SS в силу неких бюрократических решений нацистской верхушки. Даже если все было так, станет ли российское (да и европейское) общественное мнение, до сих пор не оспаривающее Нюрнбергского приговора, разбираться, кто каким образом попал под вывеску карательной организации, признанной трибуналом преступной? И почему тогда простые солдаты, вроде бы случайно попавшие в SS, до сих пор надевают форму легионеров? Вряд ли они маршируют по дороге "разрядки исторической напряженности".
Третья тема касается послевоенной истории Балтии. Что это было: освобождение или новая оккупация? Чтобы ответить на этот тяжелый вопрос, стоит, наверное, вспомнить малопривлекательную альтернативу того времени - нацизм или сталинизм. Понятно, что наши балтийские соседи предпочли бы освобождение, пришедшее с Запада, а не с Востока, но, увы, ни тогдашняя геополитика, согласованная союзниками, ни ход боевых действий никак не предполагали такого варианта развития событий. К тому же, как заметил один из участников дискуссии, если придерживаться официальной теории "трех оккупаций" (двух советских и нацистской), то получается абсурд: выходит, что практически все население Латвии или воевало не на той стороне, или сотрудничало не с той стороной.
И уж совсем неприемлемо для налаживания диалога выглядят звучащие время от времени намеки на некие финансовые долги России за прошлые грехи. По словам культуролога Фонда Эберта Дениса Ханова, никакой разрядки не дождаться, если латвийская сторона будет подсчитывать, сколько миллиардов выставить Москве в качестве компенсации за оккупацию: "Кто много хочет, тот мало получит".
Навязываемые политиками бескомпромиссные требования, пусть даже они соответствуют "единственно правильной", по мнению каждой из сторон, трактовке исторических событий, не выведут из тупика ни саму историческую науку, ни тем более отношения между странами.
И что, остается только один вариант - миссия невыполнима, пока не сменятся в обеих странах одно-два поколения?