Под Петербургом в Гатчине вот уже шестнадцать лет в конце марта проходит единственный в своем роде кинофестиваль "Литература и кино".
Одной из главных "изюминок" нынешнего фестиваля станет презентация фильма "Смерть в пенсне, или Наш Чехов" режиссера Анны Чернаковой, ныне живущей между Лондоном и Москвой. Об этом любопытном проекте нам рассказал актер Юрий Стоянов, сыгравший в нем главную роль.
Российская газета: Юрий Николаевич, надо понимать, вы не Чехов?
Юрий Стоянов: Конечно, нет. Эта картина и не про Чехова вовсе. Александр Адабашьян, будучи автором сценария, назвал его "артхаусовским триллером". История странная... В 1992 году выпускница ВГИКа Аня Чернакова сняла фильм по пьесе Чехова "Вишневый сад". Спустя почти 20 лет она вместе с Адабашьяном придумала вокруг этой реальной картины сюжет про режиссера, который когда-то поставил "Вишневый сад" (в версии "Нашего Чехова" это "спектакль на пленэре", а не кино) и давно живет за границей. Артисты приглашают его, чтобы он, спустя много лет, восстановил этот спектакль.
РГ: То есть это такая "театральная история" в кино?
Стоянов: Ни в коем случае! Нет ничего пошлее, чем когда актеры начинают изображать, как они творят. Постановка нового "Вишневого сада" происходит за кадром, спектакль 15-летней давности возникает как воспоминания режиссера. Главное, что мой герой попадает в почти детективную ситуацию, поскольку выясняется, что пригласили его не только для того, чтобы поставить этот спектакль. Артисты задумали одну страшную вещицу, которая гарантировала бы скандал, а как следствие - успех.
РГ: Да, непростая история.
Стоянов: Прелюбопытная. Надеюсь, что получилась. А то я вначале напугался...
РГ: Отчего же?
Стоянов: В самом начале работы я, чтобы как-то сориентироваться в своей роли, все спрашивал Аню: "Вот вы, когда думали про фильм и ночами не спали, вы же не артиста Стоянова видели в этой роли, вы же видели кого-то из великих артистов, настоящих, больших". А она отвечала: "Нет, только вас". Но потом раскололась: "Ну, в общем, это должен быть Марчелло Мастроянни в 8 1/5 ". Нормально? Но потом я понял, что мне предложили мою любимую историю, когда текста мало-мало, а дней съемочных много-много. То есть актер постоянно в кадре ничего не говорит и при этом не хлопочет лицом, выражая эмоции. Ужасно тяжело, но я это обожаю.
А еще в самом начале съемок меня поразила одна вещь, не имеющая отношения к собственно фильму. Все артисты, снявшиеся в том "Вишневом саду", кроме замечательной Татьяны Лавровой, слава богу, живы. Естественно, все пришли на первую читку сценария. И женщины - парадокс! - по прошествии 15 лет выглядят намного лучше, чем мужики. Это значит, что какой-то кусок жизни в этой стране мы прожили хорошо.
Женщины ответили на перемены в стране своей внешностью. Наверное, пришла хорошая косметика, медицина, как-то женщины сумели свою судьбу правильно организовать в отличие от мужчин. Женщины на этой читке встретились, будто вчера расстались: "Привет, Наташа, привет, Оля". А мужики целый час провели в узнавании друг друга: "Петя, это ты?!" - "Я". - "Да ты чего, не узнаешь меня?" Гениальная была сцена.
Нечто подобное я испытал, работая на передаче "Лучшие годы нашей жизни". Когда я смотрел оригинальную итальянскую версию этого шоу, обратил внимание, какие там чудные старики - веселые, ухоженные, с зубками вставленными, с пергидролем. И я переживал за наших стариков. Напрасно! Пришли замечательные люди - прекрасно одетые, женщины без следов пластических операций, просто ухоженные сами собой. Хотя, безусловно, все они сложно живут. Но все-таки наши люди умеют внешне подготовиться к выходу, прихорошиться, собраться.
РГ: Какие у вас впечатления остались от этого ностальгического шоу?
Стоянов: Меня поразило, как в одной газете меня назвали "лакировщиком действительности". Мол, я втюхиваю отлакированное прошлое молодому поколению. Начнем с того, что я на этой передаче был лишь ведущим, то есть исполнителем, а не редактором. И потом невозможно бесконечно ненавидеть свое прошлое. На ненависти ничего не построишь. Да, безусловно, я помню, что были карточки, на которые покупали хлеб. И я помню слова моего папы: "Надо перелицевать тебе мое пальто". Но я не могу вспоминать это как что-то отвратительное. Перелицованное пальто для меня знак того, что люди после жуткой войны хотели быть красивыми, по мере сил.
РГ: Возвратимся к Чехову. Как вы сами к нему относитесь?
Стоянов: Я боготворю его рассказы, повести, пьесы, но не могу сказать, что мечтаю в них играть. При этом я совершенно не чувствую Чехова как человека. Не знаю, отчего, но все же он для меня такая "фотография классика в пенсне".
РГ: Кого же из классиков вы "чувствуете"?
Стоянов: Пушкин для меня - живой человек. Вижу, как он сидит, пишет, работает. Ругается. Дерется. То же самое с такой парадоксальной фигурой, как Гоголь. Я легко могу себе представить в быту этого сумасшедшего гения. Кстати, я сейчас репетирую Кочкарева в "Женитьбе", который во МХТ ставит Игорь Золотовицкий, потрясающий мхатовский педагог.
РГ: И как вам в МХТ?
Стоянов: Ой, об этом рано говорить. Может быть, у меня ничего не выйдет, куража не хватит и тогда: "не оправдал доверия, до свидания".
РГ: И все же - помнится, вы рассказывали, как в вашу актерскую бытность в БДТ Олег Павлович Табаков вас не заметил.
Стоянов: Да-да! Когда он мне это сказал: "Неужели вы играли в БДТ? Я вас не помню. Странно, я запоминаю всех хороших артистов", - вы не представляете, как мне пришлось изворачиваться! Мол, когда он смотрел спектакль, я болен был, замена произошла. Страшно вспомнить, что я придумывал, стыдясь признаться: да, я играл, а он не заметил меня.
РГ: В "Городке" вы и продюсер, и режиссер, и руководитель программы. Не трудно вам быть в подчиненном положении у режиссера?
Стоянов: Трудно не это. Трудно то, особенно в кинопроизводстве, что утрачена ассистентская культура. Крайне редко тебя укроют одеялом и принесут стул. Мне тут на одной картине одну и ту же футболку приносили три дня подряд. Я говорю: "А как это? Я же по 12 часов снимаюсь! Значит, я в ней уже 24 часа отходил". А мне отвечают: "Так понюхайте - чистая же!"
РГ: Для вас очень важно окружение?
Стоянов: Чрезвычайно! Проблема окружения - важнейшая штука. Помню, на съемках одного фильма режиссер спросил своего подчиненного: "Почему ты опоздал?" - "У меня рука болела". - "А почему ты никогда не говоришь, когда я плачу тебе деньги, что у тебя болит рука и ты не можешь их взять?" А один польский режиссер меня как-то спросил: "Юра, я не понимаю... У вас есть режиссер, я его обожаю. Фильмы, снятые им в 60-е годы, по всему свету вожу. Почему же он сегодня такую фигню снимает? Знаешь - почему? Проблема - окружение. Вот смотри: сколько лет Форману, Скорсезе, Спилбергу, Копполе. Они все немолодые ребята. Почему же они продолжают снимать хорошее кино? Они не окружают себя неправильными людьми, которые поют им бесконечные дифирамбы".
В "Городке" мне в этом смысле очень везет. Знаете, меня не очень волнует, какой профессионал мой осветитель. Вернее, так: то, что он профессионально грамотный - это безусловно и не обсуждается. Но для меня это вторично. А первично то, что он может мне дать по-человечески. Я очень многих людей в "Городке" сыграл с подсказки костюмеров.