Покосившиеся избушки и разбитые дороги - это не только в глухой тайге. Два часа на электричке на запад от Москвы, и мы в забытой чиновниками и богом глубинке.
Деревень, где сейчас прописаны по 4-6 человек, в Можайском районе много, рассказала представитель Мособлстата Татьяна Полякова. Именно она курирует перепись в этом районе. Но даже если будет один, говорил руководитель Росстата Александр Суринов, туда все равно необходимо приехать. Даже если придется добираться три дня на оленях.
По дороге из Можайска в дом культуры в Бородинском сельском поселении, где временно расположился переписной участок, гордо перечисляла работающие фабрики. Кондитерский завод, совместное российско-немецкое производство труб, уникальные промпредприятия.
- Значит, есть где работать?
- Где - есть, но работы нет.
Правда, на строительных лесах по всему Можайску блещут золотозубые улыбки уроженцев Кавказа. У них работа есть. "В городе мы их видим, а найти, где живут, не можем", - сетует Татьяна Михайловна.
В клубе Бородино к переписи готовились серьезно. Даже нарисовали плакат с официальной символикой и отсчитывают дни до конца опроса. На участок заведующая приходит в 7.30 утра. Мало ли, кто пойдет утром на станцию и захочет переписаться? Нагрузка в области вообще гораздо больше, чем в столице. По результатам прошлой переписи, в Можайском районе проживало 69 тысяч 730 человек. Как говорит Татьяна Михайловна, сейчас с портфелями и фонариками по деревням и селами ездят 167 переписчиков. И вроде бы в норму все "попадает" - по 417,5 человека на каждого. Но в отличие от московских студентов, ездящих на лифте и закормленных шоколадом, можайским приходится несладко.
Население в районе распределено неравномерно. Начали с самого сложного - с деревень. Туда переписчиков доставляют на машинах. Ездят по несколько раз, пока не перепишут всех. На участок через каждые два часа приходят участковые и другие представители закона. Однажды пришли с проверкой и спросили: "Где инструкция к свистку?" И это, как оказалось, не шутка. Документ, конечно, не про то, как в него дуть, а про то, какие сигналы что означают. Два коротких - это призыв о помощи.
В Грязях, куда отправились корреспонденты "РГ", прописаны всего четыре человека. Остальные - московские дачники. Поэтому вид у деревни совсем не удручающий: дорогие автомобили, кирпичные дачки. Наша "девятка", правда, остановилась совсем не у такого дома. Первая мысль была, что в этом здании хранят лопаты и ведра. Но переписчица Аня уверенно направилась к сараю. В крохотной шестиметровой комнатке холодно, как на улице, да и на жилое помещение она мало похожа. Если бы не кулек на кровати, откуда вылезла седая стриженая голова. "Перепись населения", - представились мы. "Перепись так перепись", - отозвалась голова. Анатолий Петрович сам построил эту коробку из того, что смог найти. На этом месте стоял раньше его добротный домик, но сгорел. Сейчас в жилище пенсионера только забитая хламом печка, разбросанные эмалированные тарелки с остатками еды, банки с окурками и бесконечные бутылки из-под "сорокаградусной". На кровати скомканное линялое белье не первой и даже не второй свежести, дырявые грязные одеяла. Из благ цивилизации - телевизор и даже "тарелка", но ни туалета, ни душа в "хибаре", как называет ее хозяин, нет. Да и мусорное ведро ему не нужно - все лежит на полу, по этикеткам можно определить весь рацион за последний месяц. Пока Аня заполняла анкеты, переписываемый все-таки поднялся с кровати. Одна нога - в тряпье. Говорит, "ножка болит", но в больницу не едет. А смысл? Анатолий Петрович вообще смысла в дальнейшем существовании не видит. Быстро налил рюмку, с шумом всосал ее, процедил: "Пью вот ханку". На вопрос, почему не идете работать, только усмехнулся: "У меня есть пенсия, сейчас вот еще добавят". И снова глотнул водки. Запасов спиртного у него хватит надолго. Магазина в Грязях нет. Чаще всего Анатолий Петрович просит привезти ему еды и очередную "дозу" дачников. Кроме них здесь раньше жили две бабушки, но тех, к счастью, забрали внуки. Друг, четвертый житель деревни, попал в больницу. Поэтому и поговорить пенсионеру не с кем. Так и лежит: пьет, засыпает, просыпается, пьет.
В соседнем поселке учхоза Александрово пьют не только пенсионеры, но и молодые. "Приходят к старикам калымить, а потом гуляют на те деньги, что мы дали", - объясняют бабушка с дедушкой.
Сейчас учхоз все еще работает, но ни шатко ни валко. Сын пенсионеров из соседнего дома работает именно там. А дома - еще две коровы. В доме стоит запах кислого молока, трехлитровыми банками заставлены все свободные углы. Увидав гостей, хозяева не растерялись. "Расскажите, как нам газ не проводят", - просит Галина Васильевна. Говорит, предложили проложить трубы за 250 тысяч рублей. Откуда у пенсионеров такие деньги? Во многих поволжских республиках, к примеру, в Чувашии, Саратовской области газ в деревни проводили централизованно, по госпрограмме. Конечно, не бесплатно, но не за астрономические суммы. Воеводины возмущаются: "И это за 150 километров от Москвы!"
У дома Воеводиных к делегации пристала "странница", бабушка из соседней деревни Головино, где прописано 10 человек. Даже дач там мало. Раз в неделю ездит автолавка, привозит хлеб, крупы. Остальное свое - у Валентины Степановны с колоритной фамилией Быт куры и корова невообразимых размеров. Правда, ее показывать бабушка не хотела - вдруг сглазим. Корова Февралька - ее основной источник дохода и главный собеседник. По соседству, как рассказывает переписчица Аня, живет мужчина-аскет: в доме есть только лавка и тумбочка. И восемь злых кошек. Но к нему в гости корреспондентам попасть не удалось - уехал на калым.
Вероятно, в Москву. Молодежь уже давно перебралась в столицу. Нет работы, нет мест отдыха, нет газа. И не проведут, откровенно говоря, - деревни все равно вымирают. Пока пенсионеры получают вялые отказы чиновников, жителей становится все меньше. Смелости сказать, что в такие места нерентабельно тянуть трубы, у руководителей пока не хватает. Населения городов, по данным статистиков, с каждым годом все больше. При прошлом подсчете города-миллионники "прибавили" около 10 процентов населения. С того момента с карты страны уже исчезли 11 тысяч названий деревень. Сколько исчезнет после этой переписи?