На днях исполнилось 135 лет со дня рождения, пожалуй, самой известной шпионки ХХ века. Но Мату Хари с таким же, и даже большим, успехом можно назвать и куртизанкой, и стриптизершой, и танцовщицей, а главное, трагической неудачницей.
До чего живучи мифы
15 октября 1917-го французы расстреляли ее недалеко от Венсенского леса. Судья был несправедлив, присяжные чересчур суровы, однако их приговор страна восприняла с воодушевлением. Военные дела Франции шли неважно. Требовалось успокоить общественное мнение, и тут очень кстати подвернулась заезжая знаменитость. Да, та самая голландка Маргарет Гертруда Зелле, которую так боготворил Париж. Танцовщицу и обольстительницу, псевдоним для которой придумал ее покровитель месье Гиме - богач и владелец и по сей день ломящегося от туристов музея Востока Гиме. Мата - по-малайски "глаз", а хари - день. В марте 1905 года она, танцуя, впервые и прямо в музее сотворила то, что нынче зовется стриптизом. Разделась на глазах в основном мужской толпы, оставшись лишь в бусах и прикрывавших грудь украшениях. Успех был потрясающий. Женщина под именем Мата Хари затем проделывала свои номера в уже тогда престижнейших театрах Ла Скала и Опера Монте-Карло, в парижском зале "Олимпия".
По современной терминологии разведки то, что вытворяла Мата Хари со своими высокопоставленными и, бесспорно, знавшими немало военных секретов клиентами, именуется "медовой ловушкой". Заманивала в постель, пытаясь выведать секреты. На первых порах сообщала их немцам, а когда началась Первая мировая, ее без труда завербовали за франки и французы. Денег Мате никогда не хватало, так что ею играли так же легко, как легко играла она со своей высокопоставленной мужской клиентурой.
Есть в деле Маты Хари и русский след. Кажется, она по-настоящему влюбилась в красавца штабс-капитана царской армии Вадима Маслова, отдыхавшего на французском курорте Виттель , находящемся тогда в запретной прифронтовой зоне. Заветный пропуск туда Мата Хари, конечно, достала. Да, есть основания предполагать, что Хари была не двойным, а тройным агентом.
Лучше всего ее роль и добытые сведения оценил английский разведчик Берни Ньюмен: "...Мата Хари не совершила сотой доли того, что приписывалось ей в романтических произведениях, или одной тысячной части из того, что говорилось в якобы более серьезных книгах". Передаваемое ею чаще всего оказывалось вторичным или вообще смахивало на дезинформацию. Слишком яркая и слишком болтливая Мата Хари ввязалась в серьезные мужские шпионские игры, нагло требовала от всех разведок, ладно бы от любовников, огромных сумм за услуги. Ремесло соблазнительницы она освоила тоньше, чем секреты профессии разведчика. И в нужный момент была умело "подставлена", принесена в жертву.
Шпионы, находящиеся в деле, по законам разведки не имеют права быть знаменитыми. Хари ни в чем не призналась присяжным. Эпизод с заездом в прифронтовую зону был одним из пунктов обвинения, который мог бы объяснить вызванный в качестве свидетеля защиты Вадим Маслов. Но главная любовь жизни на процесс не явился. Мата Хари проявила мужество при расстреле: отказалась от повязки на глаза. Наверно, только получив отказ на прошение о помиловании, поняла, что разведка - это совсем не стриптиз.
Люба Шевцова из "Молодой гвардии" и НКВД
Только не надо ни в чем винить Александра Фадеева. Когда он создавал свой роман "Молодая гвардия", о том, что несколько членов этой организации учились во время войны в специальной школе НКВД, ему, конечно, не докладывали. Среди слушателей - и вскоре благодаря Фадееву ставшая легендарной Любовь - Любка, как все ее звали, - Шевцова.
Вылепленный литературный образ несколько отличался от реального. Любка была девчонкой задиристой. Даже в комсомол не принимали, да и она туда не слишком рвалась. Но началась война, и Любовь Шевцова почти сразу же оканчивает курсы медсестер.
Работая в госпитале в Краснодоне, узнала о наборе в школу НКВД. Написала заявление и прошла собеседование у начальника районного отдела НКВД. К этому времени - 1942-му - она уже член ВЛКСМ, в заявлении светлые и искренние слова с просьбой принять в школу радистов "...так как я желаю быть радистом нашей Советской страны... и смело выполнять задания в тылу врага и на фронте".
И ей, совсем не пай-девочке, поверили. Шевцова освоила радиодело, шифровку, неплохо стреляла. Летом 1942-го враг под Ворошиловградом. В случае прихода немцев радистка под именем "Григорьева" из группы "Буря" должна осуществлять связь между подпольем и Центром.
Но "Бури" не получилось, потому что сразу как-то не заладилось. Пришли немцы - и тут же Любу с рацией выгнал из дома струсивший подпольщик. Она поместила рацию в печь избы, где жил начальник группы, дважды в день выходила на связь, но ей никто не отвечал. Затем, испугавшись и не предупредив "Григорьеву", сбежал непосредственный начальник из "Бури". Сколько же раз она рисковала, ездила потом к нему из Краснодона в Ворошиловград за рацией. Просила сообщить: она к работе готова или отдайте хоть рацию. Нарушая все инструкции, оставляла точный свой адрес в Краснодоне. А рация уже давно разбита начальником.
Но Любка к тому времени в Краснодоне уже была членом штаба "Молодой гвардии". Сдружилась с ее руководителем Олегом Кошевым, билась с немцами, как и рассказано в романе Фадеева. Быть может, чересчур яркая, иногда острая на язык Любка и привлекала излишнее внимание Абвера. 1 января 1943-го ее арестовали - как и других ребят из "Молодой гвардии". Для немцев, узнавших о школе НКВД, Любовь Шевцова была несколько иным материалом, чем остальные молодогвардейцы. При помощи Любы хотели затеять радиоигру, и начали фашисты не с жестоких допросов, а с посулов. Люба никого не выдавала. Вынесла пытки жутчайшие. Вот где дала себе волю, оскорбляя фашистов. В ее записке из тюрьмы накарябано: "Мама, прощай! Твоя Любка уходит в сырую землю".
Любови Шевцовой, как и нескольким молодогвардейцам, присвоено звание Героя Советского Союза. Посмертно. И разве, в конце концов, важно, закончила ли Любовь Григорьевна Шевцова школу НКВД - не закончила...
Марья против Филби
Мария, Марья - такой псевдоним был присвоен в декабре 1940-го разведчице Елене Модржинской перед отправкой в занятую немцами Варшаву. Во всем советском посольстве оставался лишь один человек - хозяйственник, управляющий имуществом Васильев. Он же кадровый чекист Петр Гудимович, проходивший в Центре под псевдонимом Иван. Васильеву, по существу дипломату, срочно требовалась жена. На ее роль знаменитый ныне генерал Павел Судоплатов и выбрал Елену Дмитриевну Модржинскую.
Она не хотела. Ее, человека рискового, всегда стоящего на своем, пугали даже не немцы. Ведь предстояло вступить в фиктивный брак с незнакомым человеком, пусть из ее же НКВД. Но подчинилась, поехала. И Иван да Марья сделали немало. Знакомство с высокопоставленными немцами, с местными польскими чинами, связи с белоэмигрантами...
Теперь я понимаю, откуда в некоторых полурассекреченных документах о сроках нападения Гитлера на СССР содержится ремарка, что передала их вместе с супругом "одна разведчица", ставшая после войны профессором философии. Практическая точная дата была доложена Сталину.
Наступило 22 июня 1941 года, и Марья вместе со своим Иваном через Берлин, как дипломаты, вернулись в Москву. Надо ли говорить, что семейная жизнь с Петром Гудимовичем сложилась удачно и навсегда.
В Центре Елена Модржинская занималась тем, что сейчас зовется аналитической работой. Да и фамилию ее я узнал именно поэтому. Модржинская, естественно, допущенная до самых глубоких тайн разведки, вдруг заподозрила "Кембриджскую пятерку" во главе с Кимом Филби в том, что они - двойные агенты. Составляла аналитические записки, которые, как мне рассказывали, "докладывались наверх". Потом подозрения с великого нашего разведчика Филби, конечно, снимались, записки из его дела изымались. Но Модржинская стояла на своем. В 1953-м она вышла в отставку и занялась философией. И все, за что бы ни бралась, делала успешно. Кроме одного... Изучая биографию Кима Филби, мне показалось, что человек, названный в канун 90-летия Службы внешней разведки одним из ее столпов, предпочитал в разведработе обходиться без женской помощи. А что касается Модржинской, то можно сказать, что и на талантливых дам-разведчиц бывает проруха.
Предпочла аресту смерть
Нелегала ГРУ Марию Доброву сдал предатель - генерал-майор Поляков. Это известно теперь. Под псевдонимом "Мейси" успешно проработала в Штатах с 1954-го по 1963-й годы. Ее косметический салон в Нью-Йорке посещали жены политиков и бизнесменов. Работа шла исключительно успешно, а когда появилась опасность ареста, Добровой было приказано покинуть Штаты. Но вдруг "Мейси" исчезла. Разведка искала ее до 1967-го...
Американцы, отмывая своего многолетнего агента Полякова, выдумали историю, будто радистка Доброва стала "пианисткой", то есть под их контролем вела радиоигру с Москвой. Ложь. Готовясь к бегству, бросила свой роскошный салон, поселилась в скромном отеле. И тут, как и при аресте легендарного полковника Абеля-Фишера в 1957-м, в дверь требовательно постучали. Она не стала ждать неминуемого ареста. Бросилась к окну. Через секунду ее не стало. Капитану Марии Дмитриевне Добровой было 56.
В метро с нелегалом
Мы спустились в метро. Моя приятная спутница что-то рассказывала, я отвечал. По-московски одетая, дружелюбная, она не выделялась из толпы. А между тем со мною ехала полковник - нелегал внешней разведки, работавшая долгие-долгие годы в совсем чужих странах. Тамара, или Наталья Ивановна, назову ее так, была одной из любимых учениц другого полковника-нелегала испанки Африки Де Лас Эрас. Мария Ивановна и сейчас в строю.
Лишь иногда в прекрасной интеллигентной речи Анны Ивановны все же проскальзывают какие-то кальки с иностранного. Но это потому - что я знаю. А деталей не знает никто. Тамара Ивановна была там с мужем. И кто они, на самом деле не догадывались даже двое их детей, родившихся вдали. Поняли, только когда вернулись в неизвестную им страну. И сразу взялись за изучение родного, русского. Исключительно патриотичные, верящие в нашу страну ребята.
Где сегодня моя знакомая незнакомка? В освоенных ею краях сейчас горячо. Впрочем, не жарче, чем в московском метро этим мучительно знойным летом.