Теперь там служат службы, а баба Зоя, которой уже далеко за 70, топит в церкви печь и по праздникам звонит в колокола. Про свое христарадничанье без слез вспоминать не может и на все восторги окружающих досадливо машет рукой и отвечает вопросом: "Ну что бы я сделала без Бога?"
От Ярославля полуживая дорога петляет до райцентра Тутаев, на серую нитку асфальта нанизываются приземистые деревеньки. Небольшие, уставшие от жизни, с потемневшими крышами и подслеповатыми оконцами.
- Зоину церковь вы никак не минуете, она красавица. Слева от дороги стоит, - напутствовали меня коллеги из Ярославля.
В тот день мою машину Господь нес в ладошках, подъехал к церковке, аккурат к окончанию Литургии. Запах ладана поднимался под самый купол, несколько согбенных пожилых женщин и батюшка, смутившийся от визита нежданных гостей.
- Ой, вы меня чудом застали, а я в городе, в больнице лежу, сегодня выпросилась со слезами на службу, - вполголоса пояснила Зоя Александровна Попова.
Она долго отнекивалась от разговора: "Да что я такого-то сделала, чтобы про меня трезвонить-то?!" - чуть ли не возмущалась она, и это точно не было кокетством. Видя, что уговоры и восхищение не действуют, выложил главный козырь: признался, что приехал аж с Дальнего Востока.
- Это ж страшно подумать, сколько же ты летел, - всплеснула руками она. И сердобольно согласилась рассказать свою историю.
"Я хлеб попробовала в 16 лет"
Она родилась в Мологе, городе-призраке, ушедшем под воду в 1947 году. По партийному решению ее родной город - ту самую русскую Атлантиду - залили воды Рыбинского водохранилища.
Когда началась Великая Отечественная, Зоиного отца сразу забрали на фронт, за подол материнской юбки держалась "лесенка" из 5 деток, 6-го мать носила под сердцем.
- Детство - это голод. Других воспоминаний нет. Картофельные очистки, "жаренные" на воде в чугунной сковородке - вот этим мы чаще всего и питались.
А еще она хорошо помнит, как зимой 1945 года в краткосрочный отпуск пришел их папка, как они перепугались небритого мужика и с ревом забрались под стол. Как мать их вытаскивала из-под стола и, сияя от счастья, объясняла, что это их папка.
Но 9 Мая того победного года, когда вся деревня плясала от радости, в их дом робко постучалась девчонка-почтальон и протянула конверт с похоронкой. Папку их убили.
- Мать упала в обморок, а мы, дети, горько плакали. Вот такая была наша победа.
Сразу после войны ее, семилетнюю, мать отдала в няньки на троих детей. За еду.
Потом они с сестрой чудом вырвались в Рыбинск. Беспаспортные, из полукрепостной советской деревни, поступили учиться в ФЗУ.
- Христом клянусь, я в первый раз поела настоящий хлеб в 16 лет. Что еще говорить про мое детство?
Работала нормировщиком, поваром и бесконечно болела. 18 раз ей ставили диагноз "острая пневмония", на этом фоне приключилась бронхиальная астма. Здоровья не стало, и Зоя решила "поменять работу на умственную". Заочно с отличием окончила Московский экономический техникум, стала работать экономистом.
Жизнь бежала под горку по лабиринтам будней, с редкими сполохами праздников. Пришла пенсия, выросла дочка, здоровья стало еще меньше. И решила она с мужем вернуться в свою деревню Артемьево.
"2 рубля 96 копеек"
Как-то проснулась баба Зоя рано утром, только села на край кровати, как вдруг увидала в комнате женщину в белом.
- Это была Божья Матерь, я явственно услышала ее голос, она сказала, что построю церковь на своем покосе. Онемела я. Просто не могла пошевелиться от страха.
Походив полдня сама не своя, рассказала об увиденном мужу и сестрам и твердо заявила, мол, церковь строить буду. Те пожали плечами.
На дворе стоял 1999 год. В Ярославской епархии на старуху, заявившую, что она пойдет по России собирать деньги на храм, посмотрели с недоумением. Но дали письменное благословение, в котором говорилось, что она не аферистка и деньги собирает во славу Божию.
Первой обошла свою деревеньку. Дали несколько сотен рублей. Потом пошла по округе. Заходила в каждый дом, просила, объясняла, показывала епархиальную грамоту. Давали понемножку.
Помнит, как зашла в одну избу, а там вместо мебели деревянные лавки, вместо постелей старые телогрейки. И больше ничего. В доме - старуха, ее дочка и трое детей школьников. Даже не видевшая все детство хлеба Зоя пришла в ужас от такой нищеты. Попятилась было к выходу, но старуха-хозяйка потребовала объяснить, зачем гостья пожаловала.
- Развернула она тряпочку, а там 4 рубля 96 копеек, 2 рубля оставила себе, остальное мне протягивает. Я слезами залилась, не беру. А она говорит: "Бери, милая, у меня пенсия через два дня. Проживем".
Обойдя всю Ярославщину, собрала 7632 рубля и 6 копеек.
Решила ехать в Москву. Она и сегодня помнит адреса многих фешенебельных московских ресторанов и ночных клубов.
- Ну, они-то там по 10 тыщ за вечер проедают, неужели мне на церковь ничего не дадут. Так я тогда думала.
Ни в один ресторан ее не пустили. Едва завидев бедно одетую бабку, швейцары натравляли на нее ротвейлеров, гнали в шею. Часто спускали с крыльца. В прямом смысле.
"Писала Пугачихе и Жириновскому"
Деревня считала Зою сумасшедшей и шепталась за спиной, что собранные деньги она тратит на себя. Она дурной молвы не боялась, знала, что ночью разбуди - до копейки отчитается.
Пришло время Великого Поста, решила она письма писать богатым.Тетрадку в клеточку извела на челобитные.
- Писала Пугачихе и Жириновскому, даже Абрамовичу на Чукотку написала. Как адреса узнавала? Ну, прочитала в газете, что Алла Пугачева построила дачу в такой-то деревне, ну туда и пишу. Ее же там все знают, - логически рассуждает баба Зоя.
Тишина была ей ответом. От подмосковных дач и до Чукотки.
Все столичные банки баба Зоя теперь знает на память, как утренние молитвы. 3000 рублей - тот максимум, который ей пожертвовали московские банкиры.
Все крохи, что собирала, по совету батюшки копила на банковском депозите, какие-никакие проценты, но капали на них.
Она признается, что хотя слез за эти годы пролила реки, но минут отчаяния так и не познала. Ну и что из того, что в лицо плевали и спускали вниз головой с высоких ступеней парадных. Не для себя же просила, а для Бога.
Как-то увидала она сон, будто стоит на службе в храме Христа Спасителя, а голос ей говорит: подойди к священнику Михаилу. Уговорила мужа порезать скотину на подворье, мясо продали, и на эти деньги поехала она снова в Москву.
Когда зашла в главный храм России, то обмерла: все его убранство - в точности из ее сна. Даже цвет ковровых дорожек таким и снился. Отстояла службу и спрашивает одну из женщин - как зовут батюшку?
"Отец Михаил", - ответила та. У нее и ноги задрожали.
- Батюшка мне говорит: "Бабка, мне не до тебя, завтра Патриарх тут служить будет, заботы тьма у меня", но велел меня покормить, дал приглашение на Патриаршую службу и сказал, чтобы завтра после всего я его нашла.
На следующий день он дал ей 50 тысяч рублей и назвал фамилию человека, который строит церкви.
- Говорит, найди Виктора Трышкина, он тебе поможет, у него миссия храмы строить.
Пару дней исканий - и баба Зоя стояла под высоким забором подмосковного особняка, ждала встречи с предпринимателем Трышкиным.Мороз стоял лютый, охранники сжалились и впустили старуху в дом.
Меценат выслушал рассказ, посмотрел письменное благословение.
- Он мне сказал: я бы, мать, храм в твоей деревне построил, но сейчас меня Счетная палата проверками измучила. Протянул мне две тысячи американских денег и сказал, что больше помочь не может.
Потом вывела ее судьба на Благотворительный фонд Владимира Чавчавадзе - потомка знаменитых грузинских князей. В фонде изучили подвижническую историю рабы божией и сказали: "Мы поможем".
Взятки пожарным
Местный архитектор пошел ей навстречу и бесплатно сделал макет и проект будущего храма. Правящему архиерею проект понравился, глянулось и место, где предполагали строить церковь. Благословил.
Она не спала ночами, считала сметы, билась со строителями за каждый рубль. Многие старушку-заказчицу пытались обмануть. Но ее на кирпичах не проведешь! Каждую неделю она отчитывалась перед Благотворительным фондом до копейки, освоила фотоаппарат.
Колокола для храма ей пожертвовали местные предприниматели, помогали сотни людей. Признается, что не всех даже по именам помнит.
- Скромные люди, помогут и даже не скажут, как их зовут. Молюсь теперь за всех. Бог-то всех знает.
Мытарил ее пожарный инспектор, не подписывал нужную графу, намекал, что надо бы за его разрешительную закорючку 10 тысяч дать.
- Мне за эти 10 тысяч нужно будет к 10 тысячам человек подойти. Не дала ни копейки. Поехала в Ярославль к пожарному начальству, разревелась. Они внимательно все изучили и подпись поставили.
Денег на отопление церкви не хватило. Теперь баба Зоя отапливает ее печкой. Трудно это и копоти много, но иного тепла пока нет.
Местные на службу почти не ходят, так, несколько старушек.
- Не приучены люди,- вздыхает Зоя Александровна. Но часто в храм заходит проезжий люд.
Себя она по-прежнему считает грешницей, говорит, что только недавно перестала матом ругаться.
- С мужиками же всю жизнь работала, как они, так и я, - машет рукой. Говорит, что иногда, если сильно хочется ругнуться, скручивает фигу. А когда и это не помогает, то две. И становится легче.
В ее церковь люди со всей округи везут ненужные вещи, она их раздает тому, кому они нужны. По воскресеньям в храме собираются дети в Воскресную школу. Баба Зоя для всех кипятит чай и стряпает пирожки. Признается, что уже трудно ей жить в деревне, дочка зовет в город перебраться.
- Да церковь жалко. На кого же я ее брошу?