Михаил Плетнев нечасто дирижирует оперными партитурами, названия их можно пересчитать по пальцам: "Пиковая дама", "Кармен", "Золушка", "Алеко", "Франческа да Римини", "Майская ночь", "Волшебная флейта". Однако каждый его подход к опере дает радикальный результат, поскольку вне современного модного тренда "новаторских прочтений" Плетнев возвращает музыку к ее первоисточнику, на забытую уже слухом глубину - к авторскому замыслу, что оказывается для партитуры актуальнее любых новаций. В этом смысле исполненный в Концертном зале Чайковского "Евгений Онегин" исключением не стал.
Уже в оркестровом вступлении Михаил Плетнев медленным, спокойным потоком звука развернул идиллический образ помещичьей усадьбы, в которой происходят события "Онегина". В мерном движении оркестра проступали даже контуры фортепианных тем Чайковского из круга "Времен года", к которым по ходу действия подключались крестьянские хоровые песни "Болят мои скоры ноженьки", "Уж как по мосту-мосточку". Плетнев дирижировал как всегда наизусть, через жест буквально прорисовывая звуковой образ классической русской усадьбы, с ее стройными колоннами, спокойным круговоротом природы, привычным укладом, "вареньем", "вздохами" барышень, "рокотом"-топотом приближающихся всадников, чье появление в итоге разрушило неспешное течение "вечности". На партию Татьяны был приглашена Дина Кузнецова (США), создавшая странноватый образ особы "не от мира сего", лихорадочно переживающей свое роковое чувство, развязку которого она предчувствовала с самого начала. Ее Татьяна вскрикивала при появлении Онегина (Игорь Головатенко), впадала в быстро меняющиеся настроения в сцене письма, обреченно слушала заурядное морализате Онегина. Ей не хватило преображения в "другую Татьяну". Она осталась прежней до конца. Но счастливый миг любви с Онегиным Татьяна пережила, когда они страстно слились в дуэте "Я вас люблю", который неожиданно звучал у них как "оперный", отделенный от жизни линией "искусства". И здесь была рефлексия по убитому Ленскому, образ которого был решен в амплуа "итальянского тенора" (Алексей Татаринцев).
Надо заметить, что в интерпретации Михаила Плетнева не только эта, но и другие сцены оперы выносили на поверхность идею, безусловно, близкую Чайковскому, - любовь выживает на территории искусства и творит его.