Из послания к Дашкову:
Мой друг! я видел море зла
И неба мстительного кары;
Врагов неистовых дела,
Войну и гибельны пожары.
Я видел сонмы богачей,
Бегущих в рубищах издранных;
Я видел бледных матерей,
Из милой родины изгнанных!..
Константин Батюшков,
Осень 1812 г.
Армейские трубы позовут 26-летнего Батюшкова в поход лишь весной 1813 года (до этого он болел и не хватало средств на экипировку и покупку лошади). Но он вовсе не отсиживается у камина в имении, затерянном в вологодских лесах, а эвакуирует из Москвы тетушку, заботится о судьбе сестер и отца, мерзнет и голодает вместе с другими беженцами на осенних дорогах.
Во Владимире Константин Батюшков узнает о Бородинском сражении и пишет родным в Вологду: "Сколько слез! - два мои благотворителя, Оленин и Татищев, лишились вдруг детей своих. Оленина старший сын убит одним ядром вместе с Татищевым. Меньшой Оленин так ранен, что мы отчаиваемся до сих пор! Бедные родители!.. Бог с вами со всеми! - рука не поднимается описывать вам то, что я видел и слышал..."
Николаю Оленину (сыну директора Императорской библиотеки, где служил Батюшков) было всего 20 лет. Сергею Татищеву - тоже 20. В центре Можайска, на Троицком кладбище, сохранился памятник с надписью: "Под сим камнем лежат тела двух юных друзей, служивших Лейб-гвардии в Семеновском полку, поручика графа Сергия Николаева Татищева, родившегося 11 ноября 1791 года, прапорщика Николая Алексеевича Оленина, родившегося 29 ноября 1792 года, убитых одним ядром в знаменитом Бородинском сражении 26 августа 1812 года".
Добравшись до Нижнего, Батюшков пишет Николаю Гнедичу: "Мы живем теперь в трех комнатах, мы - то есть Катерина Федоровна с тремя детьми, Иван Матвеевич, П. М. Дружинин, англичанин Эванс, которого мы спасли от французов, две иностранки, я, грешный, да шесть собак. Нет угла, где бы можно было поворотиться... Я насилу могу собраться с мыслями и часто спрашиваю себя: где я? что я?"
По просьбе тетушки Батюшков отправился поздней осенью в оставленную французами Москву, чтобы узнать, уцелел ли дом и можно ли в нем зимовать. Он застал там
Лишь угли, прах и камней горы,
Лишь груды тел кругом реки,
Лишь нищих бледные полки
Везде мои встречали взоры!..
Вернувшись в Нижний, поэт мог говорить с родными и друзьями только о погибшей Москве. При этом плакал и он, и все, кто его слушал. "Всякий день сожалею... о Москве, о прелестной Москве: да прилипнет язык мой к гортани моей, и да отсохнет десная моя, если я тебя, о Иерусалиме, забуду..."
Дмитрий Дашков, приятель Батюшкова, советовал ему отвлечься, вспомнить о том, что они молоды, жизнь продолжается, можно любить и быть любимым. Батюшков ответил ему почти гневным посланием.
...А ты, мой друг, товарищ
мой,
Велишь мне петь любовь
и радость,
Беспечность, счастье и покой
И шумную за чашей младость!
Среди военных непогод,
При страшном зареве столицы,
На голос мирныя цевницы
Сзывать пастушек в хоровод!
Мне петь коварные забавы
Армид и ветреных Цирцей
Среди могил моих друзей,
Утраченных на поле славы!..
Нет, нет! талант погибни
мой
И лира, дружбе драгоценна,
Когда ты будешь мной
забвенна,
Москва, отчизны край златой!