С этого момента, когда Ван Клиберн безоговорочно покорил Москву своим исполнением Рахманинова и Чайковского, когда ему восторженно рукоплескал Большой зал консерватории, а член жюри Святослав Рихтер ставил ему 25 баллов, остальным - нули, когда "Ваню", как его мгновенно окрестили в России, буквально несли по московскому воздуху толпы поклонников, и вся советская страна во время его игры замирала перед экранами телевизоров, - началась одна из самых красивых и несокрушимых легенд в музыкальном мире: история счастливой любви американского музыканта и его российских поклонников. Причем происходило это на пике "холодной войны", когда вдруг обнаружилось, что так почувствовать "душу" русской музыки смог именно американец.
Ван Клиберн никогда не забывал, какой подъем и радость понимания пережил в Москве, не забывали об этом и его поклонники в России. Он приезжал с концертами, и его встречали здесь с тем же бурным восторгом, что и в старые времена, и даже на его мастер-класс четыре года назад в Центре оперного пения Галины Вишневской толпы людей ломились в зал через окна. Потрясенный Клиберн вышел тогда к толпе со словами I love you! и повторял это много раз.
Его карьера на Западе была не такой яркой: после победы на конкурсе он делал много записей, гастролировал, давал по 150 концертов в год, но довольно рано прекратил выступать, в 44 года, выходя только по спецприглашениям - в Белом доме в 1987 году, на столетие Карнеги-холл, организовал свой Фонд, фортепианный конкурс в Техасе. Но в России, где, как сам считал, пережил "пик" своей карьеры, бывал: выступал на свое 70-летие, по случаю трагедии в Беслане. В последний раз он был в Москве летом 2011 года на ХIV Конкурсе Чайковского в качестве почетного председателя жюри пианистов. Участвовать в работе не мог: слишком переживал за музыкантов. И снова в том же Большом зале консерватории раскручивались ретросюжеты с восторженными поклонниками и молодыми музыкантами, которым теперь он выражал свое восхищение. В те дни он дал "Российской газете" эксклюзивное интервью, где говорил о жизни, о музыке, о собственной "легенде", которая, конечно же, никогда не умрет.
Ван Клиберн:
РОССИЯ.
Я до конца жизни люблю Россию. Она дала мне очень много: она дала мне имя. С того момента, как 26 марта 1958 года я сошел с самолета в Москве, я почувствовал эту удивительную ауру любви к музыке и доброты, которая окружает меня здесь до сих пор.
Я с детства мечтал увидеть собор Василия Блаженного. У меня в детстве была книжка с красивыми картинками городов и достопримечательностей мира - Биг-Бен, Эйфелева башня, Тадж-Махал и самая моя любимая - собор Василия Блаженного. К тому же я играл много русской музыки.
СЛУЖЕНИЕ.
Слова моей матери: "Ты должен всегда служить музыке. Ты должен думать о ней, насколько ты можешь. И помнить, что каждый композитор - это живой человек, который что-то хотел выразить в своем произведении".
- Мама меня научила технике, за что я ей всю жизнь благодарен. Позже я поехал в Нью-Йорк и поступил в Джульярдскую школу. С 17 до 23 лет я учился у Розины Левиной, которая окончила Московскую консерваторию практически одновременно с Рахманиновым.
НИКАКОЙ МУЗЫКИ!
Техника только служит для того, чтобы понимать музыку. Бывает, что вы слушаете какого-нибудь молодого музыканта, и вы знаете музыку, которую он исполняет, но у вас чувство, будто вы только переворачиваете страницу, на которой написано много-много знаков. И никакой музыки! Только переворачиваются страницы!
Надо слушать звук. Только тогда и возникает музыка, только тогда можно что-то донести слушателю. В большой музыке написано много нот, но когда ты ее начинаешь исполнять, выясняется, что все обозначения - это иллюзия. Скажем, когда музыка говорит "пианиссимо" - это не значит, что надо играть пианиссимо. Должна возникать иллюзия пианиссимо. Должен быть звук. Вы должны оказаться как бы внутри этого звука. Надо вытащить звук из клавиатуры и создавать из него музыку. Четыре композитора лучше всего понимали фортепиано - Бетховен, Шопен, Лист и Антон Рубинштейн. И все они говорили о том же.
ЗАХВАТ ЗАЛА.
Когда вы садитесь за рояль, вы сразу приглашаете, ведете публику за собой. Вы должны захватить зал.
Мне нравится, конечно, когда публика аплодирует, но я кланяюсь, а про себя думаю: "А во второй части я что-то не то сделал". И кланяюсь-кланяюсь. Я никогда не бываю счастлив.
О ПРЕКРАСНОМ.
Во всем мире все меняется. Изменился трафик - кругом машины. Это совсем другой мир. Но фундаментальная культура не изменилась, и она несет в себе прекрасное.
О классической музыке не надо беспокоиться. Она никогда не погибнет. У каждого человека в этой жизни есть проблемы. Но когда вы приходите на концерт, играете сами или слушаете, все плохое из вашего сознания уходит.