В этом есть элемент исторической иронии, что два главных соперника и оппонента оперной сцены XIX века - Вагнер и Верди, разделившие когда-то музыкальный мир на непримиримые кланы своих поклонников, сталкиваются "лицом к лицу" спустя 200 лет. Практически все музыкальные афиши этого года соединяют их имена - Вагнер и Верди. И тот факт, что 200 лет Вагнеру отмечают в Ла Скала постановкой "Кольца", а хор и оркестр Ла Скала приезжает в Берлин, чтобы в параллель с премьерой "Кольца" на фестивале Штаатсоперы исполнить "Реквием" Верди, означает одно: в поле культуры выживают не противоречия, а ценности.
Именно поэтому вердиевская программа на берлинском фестивале открылась исполнением Романсов Верди в оркестровых транскрипциях композитора-авангардиста Лучано Берио. Мексиканский тенор Роландо Виллазон и Даниэль Баренбойм со Штаатскапеллой темпераментно разыграли эту обновленную стилистическую ткань XIX века, усложнившуюся "инкрустациями" авангардного языка и непривычными для Верди тонкими оркестровыми "рефлексиями". Для Виллазона, чей голос не берет сейчас крупную динамику, это было идеальной возможностью продемонстрировать безупречное владение нюансировкой звука, скрупулезную выделку музыкальных фраз и магнетический темперамент.
И совершенно другие качества потребовались от певцов, которых так тщательно Даниэль Баренбойм подбирал для вагнеровского "Кольца". Особенно это касалось главного вагнеровского героя Зигфрида - брутального, пустоватого, пафосно-героического, представшего в постановке Штаатсоперы в рокерском образе - с длинной гривой волос, в коже, в клепаных сапогах, с эпатажными реакциями. Канадец Ланс Райан, за последние годы ставший Зигфридом N1 в мире (он поет и в юбилейном мюнхенском "Кольце", и во Франкфурте, и на предстоящем фестивале в Байройте, в Ла Скала, в Берлине и т.д.), поразил намеренной "неотесанностью" голоса, грубой фразировкой, не учитывающей нюансов крещендо или пиано, и одновременно - обаянием этой натуралистической фактуры, близкой к естеству природы, - ведь Зигфрид, выросший в лесу, соперничает только с животным миром. Также бессознательно-инстинктивно, натуралистично он тычет мечом и в дракона, совершая без всякой мысли главное убийство мифа - чудища Фафнера, хранителя кольца. И тем неожиданнее оказываются трогательные рефлексии Зигфрида при встрече с Брунгильдой (Ирене Теорин), увидев спящую красоту которой он впервые испытывает страх, превращаясь в прячущегося пугливого мальчика.
Впечатление, что фантазия у постановщиков "Кольца" - Ги Кассье и Энрико Баньоле, несколько истощилась к третьей части тетралогии: во всяком случае, преодолеть статику длинных монологов персонажей, прописанных Вагнером в четырех с половиной часовом "Зигфриде", им не удалось. Огромные сцены шли в полутьме, в однообразном антураже светящихся стволов лесной чащи или клетей подземной пещеры карлика Миме. Хотя действие временами и разбавлялось зрелищными театральными "кунштюками": извивающееся тканевое "тело" дракона Фафнера, которым управляла балетная группа и магнетический бас Михаила Петренко, прорицательница Эрда, сонно выплывавшая из "корней" гигантского светящегося стебля и вещавшая о гибели богов (Анна Ларсон), "защита" Зигфрида, которую изображала танцгруппа, складывая вокруг него мечи в знаки рун. Между тем главным проводником вагнеровской энергии остался в "Зигфриде" поразительно живой и красочный оркестр под управлением Даниэля Баренбойма.