Редкий случай, но слова скорби о нем прозвучали почти во всех СМИ, а ведь он был классическим "красным директором". Впрочем, отличительная черта таких директоров, которых почти и не осталось, в том, что их слова никогда не расходились с делами.
В 1941 году ему было 14 лет, и он прекрасно запомнил, как со своими близкими пешком уходил из Орловской области в сторону Тулы от стремительно наступавшего врага. Беженцев хладнокровно и, как ему казалось, даже с удовольствием расстреливали с бреющего полета немецкие летчики. Тогда-то он и дал себе слово: когда вырастет, обязательно придумает такую зенитную пушку, которая собьет любой самолет врага.
Оружие вошло в его жизнь с детства. Шипунов рассказывал мне, как военрук в школе попросил мальчишек сделать деревянные ружья и принести их с собой для отработки каких-то строевых приемов. Так на следующий день в школу все пришли с настоящими винтовками и автоматами, даже пулемет ручной притащили. Этим добром тогда были завалены все окрестности Тулы.
Окончил среднюю школу, попалось на глаза объявление в местной газете: Тульский механический институт производит набор студентов на специальность "автоматическое стрелковое оружие". Было это в 1944 году. Институт окончил с отличием.
В 1950 году он начал работать над созданием автоматических пушек, многие из которых позже признают лучшими в мире. Это было непростое время. Вот как вспоминал его сам Аркадий Георгиевич:
"В годы Великой Отечественной наша страна совершила технологическое чудо. Но была и обратная сторона победной медали. Эвакуированные заводы строились впопыхах, станки в 1945 году износились практически полностью. К тому же накопилась огромная физическая и моральная усталость. Страна-победительница оказалась истощена неимоверно.
А тут "холодная война", новая гонка вооружений, ядерный шантаж. Надо принимать новый вызов. Мы, молодые конструкторы и инженеры, пришедшие в оборонную промышленность после войны, не только как губка впитывали опыт наших старших товарищей, ковавших, как принято говорить, оружие Победы, но и сами себя настраивали на что-то запредельное. Работали практически без выходных и гораздо больше положенных 8 часов в день, старались не на самом передовом технологическом оборудовании и не из самых лучших материалов создавать изделия, превосходящие то, что выпускалось за океаном в несравнимо более благодатных условиях. И я уверен: гонку в стрелковом вооружении мы не проиграли".
Судьба свела Шипунова с другим техническим гением - Василием Петровичем Грязевым. И вдвоем они создали непревзойденную до сего дня серию малокалиберных пушек ГШ. Они применялись в авиации, в системах войсковой ПВО, стояли на всех кораблях ВМФ, а затем на бронемашинах и вертолетах. "Если вы увидите где-то пушку: на БМП, или на вертолете, на самолете, не задавайте дурацкого вопроса: чья она? Она разработана Тульским КБ приборостроения", - не раз говорил Шипунов.
За океаном первыми спроектировали, стали массово производить шестиствольные пушки и пулеметы по т.н. системе Гатлинга. Однако их врожденным недостатком стал электрический привод вращения стволов, что неизбежно вело к значительному увеличению массы многоствольной системы, необходимости иметь надежный привод с непрерывной подачей электроэнергии.
А вот Шипунов с Грязевым спроектировали изящную и малогабаритную шестиствольную установку калибров 23 и 30 мм, которая по совокупности характеристик превзошла американский аналог. Главная отличительная особенность - вращение стволов осуществляется оригинальным газовым мотором, работающим на отводимых после выстрелов газах. В США такую гениальную простоту реализовать так и не смогли.
В 1965 году на вооружение принимается двуствольная авиапушка калибра 23 мм - ГШ-23. На вид очень простая система. Однако руководство стрелковым отделением фирмы "Дженерал электрик" дало задание своим конструкторам полностью ее скопировать, подогнав под свой калибр. Так появилось "американское" авиационно-артиллерийское изделие "GE-225". Возможно, просчитав все варианты, в США решили, что до конца ХХ века ничего лучше в этом калибре создать не получится, и предпочли просто украсть чужую разработку. А мы считаем, что только китайцы технологическим пиратством занимаются.
Помимо скорострельных артсистем под руководством Шипунова был разработан ряд противотанковых реактивных комплексов, опять же превзошедших западные аналоги. Когда в 2006 году случился очередной военный конфликт между Израилем и палестинцами, произошло то, что по меркам западных стандартов произойти не могло никак. Всего один оператор палестинской "Хезболлы" подбил 11 танков "Меркава", до того считавшихся непоражаемыми. Стрелял он тульскими "Корнетами".
"Сытый человек меньше склонен к творчеству", - отвечал Шипунов тем, кто сетовал на скромную зарплату конструкторов. Он работал за идею.
В начале 1990-х Шипунову, которого считали типичным "красным директором", предрекали крах руководимого им предприятия. Утверждали, что он мог работать только при господдержке, в условиях всевозможных льгот.
Презрев все предрекания, он сумел добиться для КБП прав свободного выхода на мировой рынок и заключение экспортных сделок. И почти сразу не только значительно увеличил экспорт противотанковых управляемых ракетных комплексов, прежде всего - "Корнета", но и сумел заключить, казалось бы, немыслимую сделку с ОАЭ на создание для армии этой страны зенитных ракетно-пушечных комплексов "Панцирь".
Шейхи, несмотря на противодействие США, оплатили своими нефтедолларами разработку, испытания и запуск в серию самого мощного на сегодня зенитного комплекса ближнего боя. Контрактом с ОАЭ Шипунов спас не только родное предприятие, он сумел создать новый тип зенитной ракетно-пушечной системы для ПВО России, прежде всего ПВО Сухопутных войск. Сегодня эта система поставляется не только на экспорт, она охраняет пусковые позиции ЗРК С-400, сопровождает колонны "Тополей" и украшает своим грозным изяществом военные парады на Красной площади.
И это - свидетельство высочайшего качества последнего проекта Генерального конструктора Шипунова.
"Я до сих пор не могу понять, как Сталину вообще удалось не только восстановить всю промышленность, но и добиться ее динамичного развития. Как удалось фактически заново воссоздать науку?! У меня в голове это не укладывается: 1929 год - по сути, нет ничего, а в 1939 году есть вполне современная научно-промышленная база, почти повсеместно возрожден профессионализм.
Кто-то утверждает, что тогда все работали из-за страха оказаться в лагерях, быть даже расстрелянным. Но страх побуждает к рабскому труду, который никогда не бывает производительным, тем более - творческим. А те года как раз и отличались невиданной производительностью и настоящим всплеском свободного творчества".