Вы исполнили в Михайловском театре музыку Вагнера. Она продолжает оставаться для вас сложной, как для большей части человечества, или вы давно нашли к ней ключ?
Даниэль Баренбойм: Музыка может быть сложной и неинтересной. Неинтересной она может быть как из-за примитивности, так и из-за чрезмерной сложности, сквозь которую ее нельзя "увидеть" и услышать. Но сложной музыка может быть еще и являя собой стройную разветвленную систему, состоящую из множества элементов и уровней - именно такой является музыка Вагнера. Вагнер вошел в историю как композитор, который обобщил колоссальный опыт прошлого, благодаря которому открыл путь в будущее.
Одним из стойких мифов до сих пор остается история о запрете музыки Вагнера в Израиле. Можете его развеять?
Даниэль Баренбойм: Напомню, что впервые музыку Вагнера в Израиле исполнил Артуро Тосканини с оркестром Палестинской филармонии в 1936 году. Но после "Хрустальной ночи" 9-10 ноября 1938 года музыканты этого оркестра отказались играть его музыку. Так имя Вагнера стало ассоциироваться с деяниями нацизма и использоваться в корыстных целях. Пожалуй, не ошибусь, если скажу, что эта тема не сходит с полос "благодаря" ее малограмотному обсуждению в массмедиа. Когда мы с оркестром прилетели в Иерусалим, в аэропорту нас ждала куча журналистов, телекамер на пресс-конференции. Вдруг у одного из операторов в кармане зазвонил телефон со знаменитой темой Полета валькирий. Я спросил: "Вы знаете, что это такое?" - "Нет, но мне нравится". Вот вам и весь ответ.
В Байройте в последние годы оперы Вагнера дали на откуп режиссерам крайне левого толка. Вы видели какие-нибудь постановки нового поколения?
Даниэль Баренбойм: Нет, скандальных постановок я не видел. В Байройте я работал с 1981 по 1999 годы - это было прекрасное время, но с меня хватит.
Насколько убедительной показалась вам концепция тетралогии "Кольца нибелунга" бельгийского режиссера-видеографика Ги Кассирса, премьеры четырех частей которой транслировались на весь мир, а в минувшем сезоне ее целиком представили на сценах Штаатсоперы и Ла Скала?
Даниэль Баренбойм: У него были очень хорошие мысли, если говорить о том, что я видел на бумаге, когда знакомился с концепцией спектакля. Мне показалось, что ему не удалось воплотить их на сцене. Может быть, у Ги Кассирса получится осуществить свой грандиозный замысел когда-нибудь в будущем, потому что это художник очень большого ума и таланта, у которого есть блистательные задумки.
Сегодня Вагнера поют и русские певцы, в том числе и в Штаатсопер в Берлине.
Даниэль Баренбойм: Да, и очень рад, что я дожил до того времени, когда в мире не осталось ни одного крупного оперного театра самого высокого уровня, в которых не пели бы русские певцы. Сегодня я понимаю, насколько важными оказались русские певцы для развития мировой оперы. И это настоящий феномен. Советское время дало миру прекрасных пианистов - Гилельса, Рихтера, многих других, но великих певцов было намного меньше. Сегодня же в Европе и за океаном работает множество певцов, среди которых Анна Нетребко выделяется, безусловно, как уникум. Но есть и много других молодых и талантливых музыкантов.
За что вы так любите Анну Нетребко?
Даниэль Баренбойм: О, Анна бесподобна! Она прекрасна не только как певица, но и как актриса, поскольку умеет соединять театр и музыку, этим даром она наделена от природы. Нашей первой совместной работой была опера "Манон" Массне. В следующем году мы запишем с ней "Четыре последние песни" Рихарда Штрауса в год его юбилея. А в конце ноября в Штаатсопер у Анны будет мировой дебют в партии Леоноры в опере "Трубадур" Верди, где ее партнером выступит Пласидо Доминго, с которым я обожаю творить музыку.
В начале октября в Берлинской Штаатсопер состоится премьера "Царской невесты" Римского-Корсакова в постановке Дмитрия Чернякова. Вы впервые сталкиваетесь с этой оперой Римского-Корсакова?
Даниэль Баренбойм: Да, впервые , и я слышу в ней то, из чего вырос Стравинский: его "Жар-птицу" и "Весну священную" невозможно представить без "Шехеразады" и "Китежа". С Дмитрием мы очень тесно сотрудничаем, обсуждаем все детали.
Оперы Римского-Корсакова, за редким исключением, звучат на сценах оперных театров мира, в отличие от Чайковского. В чем тут причина?
Даниэль Баренбойм: Должен заметить, что Чайковский приобрел мировую славу, прежде всего, благодаря симфонической музыке. Римский-Корсаков вошел в историю музыки, прежде всего, как оперный композитор. Здесь главная проблема - проблема русского языка. Кроме того, в советское время у российских певцов было намного меньше возможностей путешествовать по миру, если не считать Галину Вишневскую и Елену Образцову. Сегодня - другое дело, поэтому все стремительно меняется.
С Михайловским театром вы не собираетесь продолжить сотрудничество, выступить с оркестром этого театра, выпустить премьеру?
Даниэль Баренбойм: Дело в том, что я работаю только со своим оркестром, а в роли приглашенного дирижера, в отличие от своих коллег, не выступаю. Не "ходить налево" я научился, наверно, у Евгения Мравинского, чей оркестр слышал в 1965 году в Ленинградской филармонии и кого считаю величайшим дирижером ХХ века - он отказывался в свое время, несмотря на уговоры, выступить с нашим оркестром в Берлине.
Даниэль Баренбойм, дирижер, пианист, музыкальный руководитель и главный дирижер Берлинской Штаатсоперы и миланского театра Ла Скала. Родился в 1942 году в Буэнос-Айресе. Дирижированию начал обучаться с 11 лет у Игоря Маркевича в Зальцбурге. Дебютировал как дирижер в 1967 году с Лондонским филармоническим оркестром. Был главным дирижером Оркестра Парижа, Чикагского симфонического оркестра. Постоянный приглашенный дирижер оркестров Берлинской и Венской филармоний. В 1999 году вместе с палестинским литературоведом Эдвардом Саидом создал оркестр "Западно-восточный диван", объединяющий молодых музыкантов из Израиля и арабских стран. Обладатель пяти "Грэмми" в разных номинациях. Его репертуар дирижера и пианиста включает огромное наследие камерно-инструментальной, вокальной, симфонической, ораториальной, оперной музыки XVIII-XXI вв.