Спустя 20 лет он показывает эту пьесу Шекспира на сцене Театра им. Пушкина. Перед самой премьерой мы поговорили с режиссером о власти времени и просто власти, о том, как чувствовать настоящее и еще о многом, что прямо или косвенно касается великой пьесы его земляка.
Шекспир - специалист в области времени, его метаморфоз. Почему вам захотелось вернуться к его пьесе в Москве?
Деклан Доннеллан: Да, это всегда так с Шекспиром. Но не время, а актеры чаще всего заставляют меня выбирать ту или иную пьесу. В данном случае это была актриса Аня Халилулина, игравшая Миранду в нашей "Буре". Кроме того, мне было интересно найти какие-то роли для других актеров из Пушкинского театра. Здесь шли многие мои постановки, здесь состоялась премьера "Двенадцатой ночи". Я очень хорошо знал бывшего руководителя театра Романа Козака, нынешний худрук Евгений Писарев был моим ассистентом. Кроме того, я хотел, чтобы у моей постановки была нормальная московская жизнь.
У "Бориса Годунова" было только восемь представлений в Москве. Моя первая работа в России, в Малом драматическом театре у Додина, "Зимняя сказка", идет до сих пор, а это было 17 лет назад. Это просто здорово, что я вновь оказался в репертуарном театре.
В том самом, который "умирает", как сегодня принято говорить?
Деклан Доннеллан: Да, репертуарную систему очень критикуют в Москве. Но в ней есть и хорошее, и плохое. Уничтожить ее не думая - это огромная ошибка. Мне кажется, что рынок сам по себе очень сильный, он предложит правильный путь. Еще 20 лет назад предсказывали коллапс репертуарного театра, но этого не произошло. Молодые русские актеры по-прежнему с романтическим энтузиазмом относятся к нему. Все мои знакомые русские режиссеры всегда говорят: "О, Деклан, ты не понимаешь!" - и стараются больше работать с телевидением, где и выходных побольше, и денег...
Да я все понимаю! Но там, откуда я пришел, актеры ведут себя значительно хуже. Никакие мои английские работы не живут больше 6 месяцев. Конечно, я бы мог поддерживать жизнь спектакля, но это бы означало искать новый состав каждый раз. Понимаете, да? Люди думают, что здесь с театрами все плохо, но в англоговорящих странах - намного хуже. Я понимаю, почему критикуют репертуарную систему, но все равно это нужно очень хорошо и мудро продумать. Я могу сказать точно одно: если все актеры независимы, если все театры коммерческие, это не будет хорошо.
У вас экстремальный британский опыт.
Деклан Доннеллан: Поэтому я здесь. Хотя через месяц я приступаю в Лондоне к сценической версии "Влюбленного Шекспира". Но я это буду ставить с потрясающими актерами. И на пару месяцев спектакль останется на Вест-энде. А потом актеры уйдут в кино... Но из-за того, что фильм планируется годы, а деньги приходят внезапно, в один миг, происходит нечто странное: состав актеров может появиться за неделю до съемок. Потому что состав, который планировался раньше, ушел, или ты получил деньги, которые должны быть потрачены именно сейчас... Фильм - как авиакатастрофа - происходит прямо сейчас. Я помню, как актрисе, которая играла у меня Офелию, позвонили из Лос-Анджелеса, и она вылетела на съемки. Именно так снимаются фильмы.
И вот самая плохая новость: актерам часто нравится быть без работы ... на всякий случай: вдруг кто позвонит? Они оставляют спектакль не для того, чтобы уйти на съемки, это еще можно понять, но для того, чтобы быть без работы и ждать звонка. Моей подруге позвонили, и через неделю она уже снималась, а еще через полгода уже была звездой. Если бы она поехала на гастроли в Париж, ничего бы этого не произошло.
Здесь - как в ситуации с Израилем - никогда нельзя принимать одну сторону конфликта. Мне кажется, должна быть смешанная экономика. В Англии ее не существует! Даже в самых хорошо субсидируемых театрах - таких, как Национальный, контракты актеров длятся максимум 4-5 месяцев. А это недостаточно для жизни большого театрального произведения. Для хорошего спектакля нужно, чтобы актеры успели вырасти в нем. Хотя, возможно, для сохранения театрального произведения не обязательно нужна репертуарная система. Самое важное все-таки, чтобы работа была хорошей.
Обычно вы начинаете репетиции с актерами в деревне. Почему?
Деклан Доннеллан: Просто, чтобы работать. Как только ты уезжаешь из города, ты работаешь в два раза больше и интенсивнее. Тут нет каких-то таинственных мистических причин, это практично. Если ты едешь в метро,
то к моменту входа в репетиционный зал ты уже прошел войну и мир. Лондон тяжел, но Москва - жесткий город. Просто передвигаться по Москве - уже жестко.
Вы теплый, вы располагаете людей к очень личностному раскрытию. На репетициях вы создаете очень интимную атмосферу. Что это вам дает?
Деклан Доннеллан: Это - как спросить, почему я люблю мороженое. Просто я предпочитаю работать в теплой интимной атмосфере. Никаких интеллектуальных мотивов для этого у меня нет. Однако я чувствую, когда прихожу в театр как зритель, что мне нужен какой-то интимный опыт. Я не трачу свой вечер, чтобы посмотреть яйцо Фаберже. Мне не нужно видеть что-то отделенное от меня. Мне нужно что-то человеческое. Я надеюсь, что произойдет интимная встреча между мной и спектаклем. И любое хорошее произведение искусства дает тебе шанс интимных отношений.
Если спуститься на уровень ниже, когда это не такое хорошее произведение, ты можешь подумать: как же это красиво и умно! Но, когда читаешь короткий рассказ Чехова, не думаешь, что это умно, ты вступаешь в глубоко интимные отношения с живыми людьми. Понимаете? В блестящем произведении ты всегда думаешь, что это и ты мог бы создать.
Постдраматический театр - не ваша чашка чаю?
Деклан Доннеллан: Там тоже могут возникнуть очень интимные взаимоотношения. Постдраматический театр - это очень наивная категория. Она означает просто не буржуазный и не психологический театр. Интеллектуальное это тоже человеческое. Мне очень часто нравится такой театр, но только потому, что где-то он меня трогает. Очень трудно затронуть разум, не затронув сердце. Я абсолютно ненавижу все, что сентиментально. Для меня сентиментальность - это не интимно, не эмоционально. Да, я думаю было бы ошибкой считать, что постмодернистский театр не предполагает интимности. Самые великие постмодерн произведения интимны.
В ваших спектаклях часто возникает целительное состояние - присутствие в настоящем времени, буквально здесь и сейчас. Как вы его выращиваете в актере?
Деклан Доннеллан: Присутствие в настоящем - это жемчужина нашего опыта, возможно, главное, ради чего мы живем. Но это и самое труднодостижимое. Мы всегда между прошлым и будущим, но никогда не в настоящем. Современный человек как будто отодвигает, откладывает чувства, чтобы потом начать их вспоминать. Он их архивирует впрок, на потом.
Я часто наблюдаю, как в кафе или где-то еще фотографируют друг друга и немедленно отправляют это в Facebook. Точно для того, чтобы потом ностальгировать, вспоминать, как хорошо мы сидели тогда в кафе. Важно постоянно преодолевать это состояние "между". Важно присутствовать в том, как взглянул на тебя твой партнер, как именно он сейчас тебе улыбнулся, как тяжело ему сегодня играть или выражать свое чувство, - вот на чем должно быть сосредоточено внимание. Тогда перед нами предстанет не мертвая пьеса, а живые отношения людей.
Это ваша вторая постановка "Меры за меру". Почему вы вновь решили поставить именно эту пьесу?
Деклан Доннеллан: Она мне очень нравится. Она не является ни чистой комедией, ни чистой трагедией, в ней внезапные и резкие повороты и перемены интонации. Шекспировская Вена - опасный непредсказуемый город с полицией, борделями и тюрьмами. В пьесе есть сомневающийся герцог и коррумпированный управленец и целеустремленная монашка... В ней есть множество очень интересных тем. Холодный и жестокий прагматик решает отдать власть духовному человеку. И вот оказывается, что и святоша, и злодей не есть благо для государства.
Такое случается в разных странах, но это всегда опасный момент в их истории. А название пьесы имеет отношение к библейскому смыслу. "Не суди да не судим будешь", "Какой мерой меряешь, такой и тебе отмерится".