Михаил Александров, партнер адвокатского бюро DS Law
И тут на первый взгляд выходит такое уже укоренившееся в бизнес-среде, но новое для нашей правовой системы понятие, как "бенефициар" (от англ. beneficiary). Строго говоря, в российском законодательстве все это время существовала своя аналогия этому явлению. В нашей национальной правовой традиции это выгодоприобретатель, то есть тот, в чью пользу совершается такая или иная сделка. Использовался и непосредственно данный термин, правда, в весьма узком его смысле - выгодоприобретатель по банковской гарантии (ст. 368 ГК РФ). На государственном уровне понятие "бенефициарный владелец" впервые в России, пожалуй, фигурировало еще в распоряжении правительства от 1 июня 2006 г. N 793-РП, которым была утверждена стратегия развития финансового рынка на 2006-2008 годы. Впрочем, совсем недавно в российском правовом поле данное определение появилось и на законодательном уровне. Термин "бенефициарный владелец" был введен в Федеральный закон от 7 августа 2001 г. N 115-ФЗ "О противодействии легализации (отмыванию) доходов, полученных преступным путем, и финансированию терроризма". Согласно данному в законе определению "бенефициарный владелец" - это физическое лицо, которое в конечном счете прямо или косвенно (через третьих лиц) владеет (имеет преобладающее участие более 25 процентов в капитале) клиентом - юридическим лицом либо имеет возможность контролировать его действия.
Юристам-международникам очевидно, что определение в таком виде явно не совершенно. Дело в том, что сама юридическая конструкция данного правового института родилась в англо-саксонской правовой системе и тесно связана с таким явлением, как траст. При этом отношения между бенефициаром траста и трасти (поверенным) в корне отличаются от акционерных отношений и не могут быть рассмотрены как отношения контролирующего и контролируемого лица.
Основными агентами, исполняющими Закон "О противодействии легализации...", являются банки, которые стали в массовом порядке запрашивать у своих клиентов, в учредителях которых есть иностранные юридические лица (не обязательно из офшорных юрисдикций), информацию о "бенефициарных владельцах". В силу буквы закона таковыми будут считаться физические лица, являющиеся акционерами последней в цепочке владения компании. Действуют ли такие лица исключительно в собственных интересах или нет, этого закон пока указывать не требует. Насколько известно, каких-либо пояснений или инструкций ЦБ РФ, которые уточняли бы данное положение закона, также пока не выпущено.
Интересно, что Закон "О противодействии легализации..." распространяет свое действие не только на банки и организации финансового сектора, но и, например, на "организации, осуществляющие посреднические услуги в сделках купли-продажи недвижимого имущества". То есть идентифицировать "бенефициарного владельца" должна теперь любая риелторская контора. Более того, есть даже случаи в судебной практике, когда риелторы действительно привлекались к ответственности за неисполнение Закона "О противодействии легализации...".
Строго говоря, в настоящий момент имеющееся законодательное регулирование идет в фарватере практики арбитражных судов, которые уже достаточно давно применяют концепцию "снятия корпоративных покровов" и привлечения к ответственности "лиц, осуществляющих фактический неформальный контроль... через формально контролирующих лиц" (ФАС Уральского округа, постановление от 12 мая 2012 г. N Ф09-727/10). Особенно эта тенденция заметна в делах о банкротствах.
В западной банковской практике понятие "бенефициара" существенно шире российского определения. Строго говоря, используется даже немного иной термин - UBO, или ultimate beneficial owner, то есть "конечный выгодоприобретатель". Очевидно, что и российская правовая система должна развиваться в том же направлении. Собственно, если получится создать эффективный механизм раскрытия бенефициаров, то это вполне может привести к невозможности использования весьма широко распространенных сегодня схем снижения налогового бремени. Дело в том, что многие соглашения об избежании двойного налогообложения предусматривают, что действуют только в отношении лиц, имеющих фактическое право на получаемые доходы. Таким образом, если будет установлено, что лицом, фактически получающим доходы, является, например, россиянин, то, очевидно, положения соглашений не должны будут действовать.
Поможет установление бенефициаров и в деле введения режима "контролируемых иностранных компаний" (режим CFC), что предусмотрено действующими "Основными направлениями налоговой политики". Введение в оборот нового понятия непосредственно для бизнеса на данном этапе будет означать пока лишь необходимость предоставления дополнительной информации банкам и организациям финансового сектора. Полноценное же внедрение концепции "бенефициара" и "бенефициарной собственности" в российское законодательство потребует очень серьезной работы.
Вместе с тем очевидно, что само по себе одно лишь установление обязанности раскрывать российских бенефициарных собственников иностранных структур не сможет положить конец пресловутой "офшоризации экономики", так как данное явление сегодня в большей степени есть следствие слабой защиты прав собственности и отсутствия многих правовых механизмов в российской среде.
В целом оншорные и офшорные компании появляются среди владельцев российского бизнеса в последнее время не из-за рьяного желания сэкономить на налогах, а скорее из-за возможности получить доступ к гибким инструментам зарубежной, в первую очередь британской, правовой системы и эффективной судебной защите достигнутых договоренностей.