Много лет спустя, уже будучи академиком-секретарем отделения физики в Академии наук Грузии и руководителем крупного исследовательского центра, он баллотировался в иностранные члены РАН - для избрания не хватило всего одного голоса. Я не виделся в тот день с ним, но разговаривал с его коллегами, участниками голосования. Они извинялись, выражали сожаление и заключали разговор дежурно-оптимистичным - "Next time..."
Увы! Этого "следующего раза" уже не будет. Ни у самого Джумбера Георгиевича Ломинадзе, который скончался в Тбилиси на 84-м году жизни. Ни у нашей реформируемой академии. Теперь всем, кто знал Ломинадзе, работал с ним, дружил и по старой привычке называл коротко "Джум", только и остается сказать: места среди иностранных членов РАН для него не оказалось, но в памяти коллег, ровесников, друзей он навсегда останется Ученым и Человеком с большой буквы. Так или примерно так отозвались на печальную весть из Тбилиси многие собеседники, с кем довелось связаться.
Директор Института космических исследований РАН академик Лев Зеленый был инициатором выдвижения Ломинадзе в иностранные члены Российской академии наук и не перестает себя корить, что в канун голосования неожиданно выбыл из строя.
- В тот день я попал в больницу, и довольно серьезно. Но если б знал, что так все обернется, что Джумберу не хватит одного голоса, на все бы плюнул и в больничных кальсонах приехал, чтобы его поддержать...
Ломинадзе это звание заслужил, убежден академик Зеленый. И оно, безусловно, в другие цвета окрасило бы последние годы его жизни.
- Согласитесь, у нас редко кто в 80 лет занимается наукой. По-серьезному, это все-таки дело более молодых. А Джумбер Ломинадзе по сути с нуля создал грузинскую школу астрофизики. И до последнего дня держал связь с учениками, которых у него много, но которые разъехались по разным странам и работают в известных университетах. Наука в Грузии сейчас в разбитом состоянии. И с академией у них проделали по существу то же, что и с нашей, только на несколько лет раньше - отсоединили ее от институтов. Как человек, всю жизнь проработавший в АН СССР, в грузинской академии наук, Ломинадзе все это глубоко переживал.
У него самого были очень хорошие работы по физике пульсаров, научные труды по физике плазмы. В том числе широко известная книга по ионно-циклотронным волнам - это одни из самых важных волн в плазме. И как организатор в науке он многое сумел сделать. Вспомнить, например, астрофизические школы, которые были им инициированы и проводились с его участием в Грузии, Италии, а потом и в Германии. Причем это было еще до того, как подняли "железный занавес". Для меня самого первые контакты с астрофизиками других стран случились благодаря этим школам…
К словам академика Зеленого добавим, что помимо науки Джумбер Ломинадзе проявлял интерес к общественно-политической жизни Грузии и даже занимал весьма ответственные посты. В те годы, когда президентом страны был Эдуард Шеварднадзе, и некоторое время потом ученый физик возглавлял Центральную избирательную комиссию. А когда случилось то, что случилось, и к власти пришли иные люди с иной политикой, он самоустранился из этой политики и дистанцировался от власти.
Но и в этих условиях оставался сторонником сохранения отношений с учеными и научными школами России. Находил пути и способы организовать приезд российских ученых в Грузию. Помогал, когда с визами были проблемы, а с этим чаще сталкивались ученые, которым требовалось въехать из Грузии в Россию.
- Он все время тянулся к нашей стране, - отмечает Лев Зеленый. - Это был, если хотите, живой мостик между грузинской и российской наукой. Лично на нем многое держалось. И я очень надеюсь, что ученики Джумбера Ломинадзе традицию дружбы с Россией сохранят.
О том, насколько это важно в современном мире, еще при жизни Ломинадзе дал понять в личном обращении к нему академик Роальд Сагдеев. Сейчас он живет и работает в США, а когда-то учился с Ломинадзе на одном курсе физфака МГУ, работал в Институте космических исследований и был, как сейчас Лев Зеленый, его директором.
"Нам выпало жить в бурное непредсказуемое время, которое в конце концов разделило нас не только географически, но и по разным государствам (иногда даже воющим друг с другом). Но это нас не разъединило и никогда не разъединит. Наша дружба, любовь к науке и преданность простым человеческим идеалам навсегда с нами".
Так писал Сагдеев в канун 80-летия Ломинадзе. А вскоре и сам отмечал в Москве, в Институте космических исследований, аналогичный юбилей. Тамадой на том застолье был, конечно, Джум.
- Он всегда им был - не только на этом юбилее, - подтверждает директор ИКИ. - Никто другой просто не соглашался, если рядом оказывался Джумбер. Он это прекрасно делал. Мы многому у него научились - и грузинской культуре застолья, и грузинскому отношению к друзьям. А с Сагдеевым они близки еще со студенческих времен. Роальд после окончания МГУ на Урал не поехал, а Джумбер, Олег Крохин и еще несколько выпускников того года были распределены в Снежинск. Ломинадзе отправился туда вместе с женой Лией и очень гордился потом, что принимал участие в создании ядерного оружия.
Академик Евгений Аврорин, который с середины тех же 50-х бессменно работает в российском ядерно-оружейном центре на Урале, более двадцати лет возглавлял его - и по сей день остается почетным научным руководителем РФЯЦ-ВНИИТФ, называет Ломинадзе другом юности и, одновременно, одним из основателей, "первозасельщиков" (по аналогии с Саровом и Саровской пустынью) ядерного центра в Снежинске.
- Для меня Джумбер навсегда останется образцом подлинного грузина: благородный, добрый, гостеприимный, очень приятный в общении - настоящий грузинский интеллигент. Мы очень рады, что он вырос в крупного ученого. Еще работая у нас на "объекте", Ломинадзе стал любимым учеником Евгения Ивановича Забабахина, чье имя носит теперь наш ядерный центр. От академика Забабахина он перенял много полезного. А старт в большую науку, который для Джумбера пришелся на Снежинск, оказался в конечном итоге счастливым. Это обстоятельство он не забывал отметить, приезжая с докладами на Забабахинские чтения, которые стали традицией нашего института и нынче будут проводиться в двенадцатый раз.
Вслед за Львом Зеленым и Роальдом Сагдеевым, но совершенно не сговариваясь с ними, академик Аврорин назвал Джумбера Ломинадзе подвижником в науке и человеком, который в личном качестве очень много сделал для сбережения традиционно добрых и уважительных контактов между учеными и деятелями культуры двух стран, когда политики эти отношения безоглядно рушили.
Об одном из таких эпизодов "Российская газета" рассказывала в мае 2011-го.
Тогда в грузинской столице был негласно демонтирован и куда-то увезен бюст ученого-физика К.И. Щелкина, уроженца этого города, который вместе с академиками Курчатовым и Харитоном был у руля Атомного проекта СССР и трижды удостоен звания Героя соцтруда. По правилам тех лет, на родине героя устанавливали бронзовый бюст. И вот он, простояв почти три десятилетия в сквере перед Институтом физики АН Грузии, бесследно исчез.
Больнее других это ранило Джумбера Ломинадзе, который не просто знал Щелкина, работал под его руководством, но и глубоко уважал этого человека, сыгравшего важную роль в судьбе таких, как Ломинадзе, молодых физиков и математиков, мобилизованных в Атомный проект.
Одним из первых узнав об исчезновении бюста, он обратился за разъяснениями в мэрию Тбилиси, в полицию, подключил коллег из руководства Академии наук Грузии, дал комментарии в прессу. Но вскоре понял, что ответа не будет - такие в его родной стране настали времена и порядки…
- И мы сознавали, в сколь непростой ситуации оказался тогда наш друг и коллега, - говорит академик Аврорин. - В личном плане, чем могли, поддерживали Джумбера. А по дипломатическим каналам инициировали официальный запрос в отношении бюста, ведь Кирилл Иванович Щелкин был не просто уроженцем Тбилиси, но и организатором, первым научным руководителем нашего ядерного центра…
Эта саднящая тема (бюст К.И. Щелкина до сих пор не найден и на место не возвращен) была предметом обсуждений и во время приезда Джумбера Ломинадзе на XI Забабахнские чтения в Снежинск в июне 2012 года. Словно что-то предчувствуя, 82-летний ученый взял в провожатые сына Георгия, который к тому времени сам уже был дедушкой, но в заповедных местах на Южном Урале оказался впервые.
По воле случая я стал свидетелем и в каком-то смысле даже соучастником всего, что происходило и обсуждалось в те дни в Снежинске, поселке Сунгуль и на берегу одноименного озера, откуда начинался полвека назад второй российский ядерно-оружейный центр. Перед домом, в котором жил Кирилл Щелкин со своей семьей мы даже записали фрагмент видеоинтервью.
Теперь, когда самого Джумбера Георгиевича не стало, оно превратилось в завещание для нас. Обязательство вернуть на место бюст К.И. Щелкина и другие задачи, которые сформулировал тогда Ломинадзе, перешли к его соратникам и друзьям.