Злосчастный инцидент в екатеринбургском аэропорту, когда Николая Коляду сняли с рейса, наблюдатели уже принимают за хитроумный пиар-ход: пресса раздула инцидент, и о камерном частном театре узнала вся читающая, слушающая радио и смотрящая телевизор публика. В телекадрах Коляда совсем не напоминал пьяного, но это было неважно: театр очутился в центре скандала, и в упор его не замечавшая московская критика вдруг пробудилась - правда, много позже французской, польской, греческой или немецкой, уже давно пишущих об этом театре. Она пошла смотреть спектакли, и они ее явно ошеломили.
Так давно не писали о театрах: "распахнутая душа", "публика у Коляды невероятная, такой нигде больше нет", "московским театрам такая популярность только снится", "потрясающе, когда театр вызывает такие эмоции".
Это все правда. Пресытившаяся "актуальным", но рассудочным театральным авангардом и замороженными мизантропическими экзерсисами московская публика увидела театр живой и уже потому раритетный. Он пульсирует в такт с жизнью, он еще способен сочувствовать и правдив в каждой детали. При том, что антураж всегда парадоксален и удивителен, а сами спектакли почти всегда избыточно ярки и до отказа заряжены сумасшедшей энергией. В них поражают контрасты - от смеха, когда люди сползают с кресел, до трагической тишины в зале, от которой звенит в ушах. Это так поразительно, что смотреть "Коляда-театр" в Москву приезжают из других городов - как пишут, "глотнуть свежего воздуха".
Теперь все гадают, в чем секрет Николая Коляды, которого уже сравнивают с Мольером по его плодовитости и равно успешной работе в драматургии, режиссуре и педагогике. Откуда такая способность влюблять в свой театр почти всех, кто однажды заглянет на огонек и уже не найдет в себе сил оторваться? Его публика - это клуб людей, которые покупают билеты сразу на весь репертуар, а поэтому в клуб избранных все труднее попасть - все распродано. Эти люди объединены общим с театром ощущением современности, о которой Коляда говорит всегда - только о ней, и только о нашей, устами Шекспира, Гоголя, Пушкина, Лермонтова или самого Коляды, пьесы которого идут по всему миру. Арбениных, Чичиковых, Гамлетов и Гертруд он находит на городских улицах, в автобусе и метро, он их видит в себе и в каждом из нас. Поэтому такая реакция: в нынешней театральной практике редко встретишь столь непосредственный и живой отклик на российскую реальность, сиюминутную и, как выясняется, вечную. И еще реже со сцены "человек разговаривает с человеком", как написала одна из зрительниц, пораженная тем, как глубоко ее, лично ее, поняли в этом театре.
Много автобиографических мотивов - театр как роман, авторское произведение. Много мотивов, кочующих из спектакль в спектакль и мгновенно радостно узнаваемых публикой. Театр как единый спектакль, бесконечный рассказ о людях, раненных жизнью, искалеченных бытом, нравами, нищетой, безнадегой. Но они хотят надеяться, любить, быть счастливыми. Образы театра бывают грубы и беспощадны, как бывает груба и беспощадна природа. Но надо видеть, как сдирают с себя заскорузлость персонажи "Ревизора", когда "обнажена моя душа пред вами". Это театр ритуалов - его героям нужно на кого-нибудь молиться, и они молятся - на бычьи рога, Мону Лизу или хоть опереточную Баядеру - все заклинают, заговаривают в себе что-то смертельно больное. Водят хороводы, поют частушки, звучат Верди, Россини, "Антиформалистический раек" Шостаковича и "Голубка" Клавдии Шульженко... Сцену лучше рассматривать сверху - на ней постоянно выкладывают затейливый орнамент из цветных карточек, граненых стаканов, людей. Театр, как коробочка, наполненная звуками, нестерпимой болью и неистовой, почти безумной радостью. Театр фольклорный, выросший из самого сердца нашей земли и потому точнее многих чувствующий ее токи: это почувствовали в Европе - и театр там популярен. В нем считываются и Босх, и Микеланджело сразу, в нем человек непоправимо ущербен и невероятно прекрасен. В нем древнее скоморошество, шекспировский "Глобус", мейерхольдовская эксцентриада и непревзойденная способность Николая Коляды строить театральные миры из земли, тряпок и магии талантов. Этот театр работает не столько с текстом, сколько с ритмикой, подсознанием и генами. А дивное словечко "зачудительно", изобретенное Колядой для "Мертвых душ", уже пошло в народ как характеристика самого театра.
"Коляда-театр" привез в Москву свою энергетику и работоспособность: за полторы недели 18 спектаклей, нагрузка на актеров неподъемна, но они, похоже, счастливы, причем вчерашний Арбенин сегодня продает программки - обстановка студийная, семейная, домашняя. Публика уже знает всех по именам, их любит, о них скучает и готова лететь вслед за театром в Екатеринбург - иные так и делают.
Многие через Коляду возвращаются к самой потребности в театре. Попав сюда случайно и без особых ожиданий, к середине спектакля неофит оказывается бессилен перед его магией: "Удивительным образом цепочка случайностей привела меня к совершенно новой, мощной части культуры, о которой я не подозревал и не узнал бы никогда", - пишет в блоге ylia_aka_echo. Интернет полнится признаниями, которых за всю жизнь так и не заслужили самые заслуженные из театров. "Я восхищен артистами труппы, которые не только убедительны в плане "жизни человеческого духа", но и показывают такую "жизнь человеческого тела", владеют такими виртуозными, акробатическими средствами выразительности, что Мейерхольд испытывал бы зависть. Никого из актеров не выделяю, каждый прекрасен и незаменим, даже в роли второго, третьего плана...", - пишет зритель под ником dvorjanin. Публика у Коляды интеллектуальна, иные рецензии в блогах глубже и точнее того, что мы читаем в газетах. Увлеченно считывают смыслы, которыми переполнены спектакли, увлекательно и очень лично их интерпретируют. Спорят или просто сообща молчат в антракте уже о чем-то своем. "Живой", "пронзительный" - типичные характеристики этого театра в Интернете. После его спектаклей впору "сидеть в немоте перед болью жизни, перед тем, о чем, побледнев, мы молчали с женщинами в два-три раза старше меня в антракте и после спектакля", - пишет viqtoria.Такую реакцию на моей памяти вызывали только "Таганка" и "Современник" в их лучшие времена.
Из новинок - "Маскарад" Лермонтова. Мир, увиденный через розовые очки, спектакль дивной красоты, смешной и трагичный. В нем нет священного трепета перед классиком - играют с ним на равных, слегка подтрунивая над несовершенствами юношеского текста, но с полным ощущением пропасти, в которую ввергнуты его персонажи, и актуальности циничной игры на человеческих струнах. Как всегда у Коляды, здесь образность высекается из подручного предметного мира, отчего диалоги обретают новые смыслы, которые почти всегда глубже хрестоматийных и воспринимаются как открытие. Больше споров вызывают "Мертвые души" - спектакль неровный, не без торможений и провисов, но опять-таки живой и увлекательный. Здесь Чичиков похож на Бендера, Плюшкин - крепок и хищен, с ухватками пахана, Маниловы с их хищными детишками - воплощение двоедушия, а Коробочка - олицетворение внезапно проснувшейся совести. Своим уверенным и быстро растущим мастерством вновь поразили звезды театра - Олег Ягодин, представший во многих лицах: от Гамлета, Хлестакова, Плюшкина и Арбенина до самого омерзительного Стэнли Ковальского на мировой сцене; и Ирина Ермолова - душа этого театра и его талисман, актриса, каких в стране наперечет. Актерская школа Коляды тоже уникальна: создано созвездие мастеров, какими любая столичная труппа могла бы гордиться, но непременно отторгла бы их - в силу собственной неготовности к такому уровню энергетики и органики. Театр ставит рецензентов в тупик: еще недавно довольно было назвать его ведущих актеров Ирину Ермолову, Василину Маковцеву, Олега Ягодина, Сергея Федорова, Антона Макушина, Сергея Колесова, а сегодня пришлось бы перечислить всю труппу - так стремительно она растет как ансамбль мастеров и единомышленников.
Коляда родом из деревни, и ему свойственна деревенская обстоятельность отношения к жизни, способность воспринимать ее боль как свою. Снобы морщат носы: перед ними предстает нечто "из жизни червей". А вы-то, господа, откуда? - вопрошает их Коляда. - Из Сорбонны, что ли, явились? Не из России, что ли? Не из унавоженной земли, из которой мы все растем?"
- Кто я был? Я же крестьянский сын! Папа и мама неграмотны, они не читали моих пьес и никогда не бывали ни в каком театре. Но были интеллигенты до мозга костей: нельзя обидеть человека, его унижать - нельзя! В семье все друг с другом на "вы". Только пиетет, уважение, любовь. Они и подтолкнули меня искать свое счастье под солнцем, и я поехал в Свердловск поступать в театральный. А сейчас вот приеду туда, в Пресноголовку, постою у книжного магазина, где я скупал все новинки и которого больше нет, и думаю: какое счастье, что я отсюда уехал! Наверное, спился бы и сдох лет в двадцать пять, как все мои однокашники. Там теперь наркотики, пьянство, суицид. Придешь к маме на кладбище - кругом знакомые имена, вся деревня лежит перед тобой! Все молодые отправились туда, "за школу".
В этом рассказе - весь Николай Коляда с его способностью всем существом отзываться на человеческую боль, каждым нервом откликаться на "вселяющий ужас" бег нашей птицы-тройки, которая неведомо куда несется и с которой не может совладать никто в мире, включая нас самих.