В феврале ветераны отметят 25-летие вывода войск из Афганистана

Хороший повод для того, чтобы вспомнить, как там все было.

Вернулся с того света

В 1986 году в 101-м мотострелковом полку, который дислоцировался под Гератом, я познакомился с водителем тягача по фамилии Поляк. Был он совсем мальчиком: пушок над верхней губой, на щеках румянец, лоб в веснушках, уши торчат. Мы с ним пили чай. Вася робко сидел на краешке табуретки, застенчиво ел конфеты. Его руки были со сбитыми ногтями, въевшейся копотью, все пальцы в трещинах и заусенцах. Поймав мой взгляд, Вася смущенно спрятал руки под столом.

Кроме рук, вполне взрослыми были у него глаза: они смотрели внутрь.

Несколько дней назад этот мальчишка оказался забытым на поле боя. Скорее всего, посчитали, что он убит.

Вот как это произошло.

Ранним утром ему сказали, что надо срочно ехать на старую кандагарскую дорогу - там, в окрестностях города, на минном поле подорвались боевая машина разминирования (БМР) и бронетранспортер. Стало быть, предстоит их вытаскивать. Дело привычное. Завел Вася свой тягач, пристроился следом за бэтээром с мотострелками - поехали. Тягач - он, как танк, только без башни. Вместе с Васей были лейтенант и три солдата.

Подъехали к подбитой технике. Развернулись. БМР наполовину утонула в арыке. Зацепили ее тросом, стали тащить. Но едва стронулись, как семитонные катки увязли в глине - и ни с места. Что делать? Решили пока, до подхода подмоги, с бэтээром управиться. Вытащили его, вернулись, сели обедать. Тянулись лицами к нежаркому зимнему солнышку. Тишина, только птицы щебечут. Хорошо! Тут еще танк подошел с саперами, а они ребята хозяйственные - наломали сухих веток, костер разожгли, скоро и каша поспела.

Вася тщательно выскреб свою миску, запил нехитрый обед чаем и с удовольствием осмотрел окрестность. В Афганистане он находился всего месяц, пороху покуда не нюхал, но и страха особо не испытывал, было ему все любопытно - и арыки эти, и дувалы, и птицы диковинные.

Стрельба началась сразу и со всех сторон. Ахнули гранатометы, бешено забабахали пулеметы. Вася и его спутник сержант Давыдов прыгнули в тягач, остальные укрылись внизу - за гусеницами, стали отстреливаться. Вася, придя в себя, взобрался на броню, сел за пулемет, открыл ответный огонь.

А обстрел все плотнее, кольцо стягивается, и в пулемете кончаются патроны. Левую руку осколком обожгло. Давыдов подал ему снизу пулеметную ленту с патронами, тут же и его ранило, он застонал и через нижний люк выбрался из тягача на землю к ребятам. Вася увидел: все они отползают к танку. Но тут внимание его было отвлечено тем, что на броне загорелся запасной бак с маслом: видно, зажигательная пуля попала в него, горящее масло потекло вниз, а это было очень опасно, и ему пришлось нырять в люк и гасить огонь собственным бушлатом. Потом снова припал к пулемету.

Стало темнеть. Когда патроны у него кончились, Вася спустился вниз. Услышал: танк завели, он тронулся с места, но далеко отъехать ему не удалось, потому что дорогу перегородила подбитая БМР. Вася перелез на место механика-водителя и тоже попытался завести мотор, однако ничего у него не вышло.

Стал смотреть в триплекс: видит - ребята у танка дали дымовую завесу и под ее прикрытием уходят. Стрельба стала стихать.

И Вася вдруг понял, что он остался один.

Стало совсем темно. Он тщательно задраил люки и приготовился. Умирать? Драться? Вступить в переговоры с врагом? К чему приготовился 18-летний мальчишка, оставшийся один против множества чужих людей в чужой ночи? Что испытывал он? На что надеялся?

Задраив себя в броневой коробке, младший сержант Поляк первым делом произвел ревизию арсенала. В тягаче оказалось три автомата, два снаряженных магазина к ним, десять гранат и цинк запалов. Вася повеселел: жить было можно. Он нащупал в подсумке консервный нож, вскрыл им цинк и ввернул во все десять гранат запалы.

Услышав возбужденные крики на чужом языке, понял: подошли вплотную, празднуют победу. Стал смотреть в триплекс. "Духи" почти в упор стреляли из гранатомета по танку. Танк загорелся, горький запах дыма проник даже к нему под броню. Сейчас наступит очередь тягача, подумал Вася отрешенно, будто и не сидел сам в этом тягаче. Смотрит в триплекс, решил смотреть до конца, черт с ним, страшно, конечно, но и интересно тоже. Человек тридцать окружили его машину - все в чалмах и шароварах, только двое в европейской одежде, у одного на голове спортивная шапочка с помпончиком. Вооружены до зубов. Есть молодые и седобородые. Вот они рядом, тычут стволами в стекло триплекса, гогочут, размахивают руками. Но не стреляют что-то. Ага, вон почему. Достали откуда-то кувалду, взобрались на броню, лупят по крышке люка. Все ясно, понял он, решили добыть живым.

Взял гранату, отогнул усики чеки - так, чтобы при желании легко можно было вырвать кольцо, крепко сжал ребристую "лимонку" в кулаке. Затем взял еще одну гранату, зубами отогнул чеку и сжал гранату в другой руке. А до этого еще пяток гранат распихал по разным карманам. И у ног разложил. Так и сидел.

А те беснуются. С кувалдой у них ничего не вышло, броня крепка, тогда от злости стали из пулемета в упор стрелять. Звон пошел, грохот. А уши не заткнешь, руки-то заняты. Лишь зажмурился крепко Василий и от окуляра отпрянул: хоть и устроен триплекс так, что пуля сквозь него не залетит, а все равно - страшно.

Но и пулемет не взял нашу броню. Тогда они снова за танк принялись: жахнули по нему из гранатомета и попали, видно, в боекомплект, потому что там, внутри, сильно рваться начало, потом совсем ужасный раздался взрыв - такой, что даже танковая башня с места съехала. А когда там утихло, на танк взобрался один в чалме. В руках он держал веревку, но тот, который в спортивной шапочке, что-то недовольно закричал, и малый с веревкой прибежал к тягачу, полез на него. Неужели повесить меня хотят, подумал Вася.

С приходом ночи "духи" вроде угомонились. Надолго ли?

Он был один. Броня, еще недавно казавшаяся такой надежной, делала его невидимым, но не могла гарантировать спасение. Машину можно было облить горючим и поджечь. Ее можно было взорвать фугасом. Прожечь выстрелом из гранатомета. В любом случае - верная гибель. В любом. И никто не узнает, как, при каких обстоятельствах пропал младший сержант Василий Поляк.

О чем думал? Что вспоминал? Вася отвечал односложно: "Ну, о хуторе нашем думал - он в Ровенской области. Родители писали, зима морозная выдалась, снегу много. Ответ им сочинял. Мол, жив-здоров, погода хорошая, служба идет как у всех". Помолчал. "Еще думал, что с рассветом наши придут, меня выручат".

С рассветом увидел: копошатся прямо у тягача, под днище лезут. Ясно: взорвать решили. Потом отошли, и почти сразу грохнуло, машину подбросило вверх, Вася ударился обо что-то головой и потерял сознание. Очнувшись, подумал: ну, гады, так они все катки повыбьют, это же сколько ремонтировать потом. И сам улыбнулся этой сумасшедшей мысли.

А радоваться, между тем, причин не было. Уцелел сейчас? Так глянь-ка в окуляр, посмотри, что они теперь удумали: тянут провод, волокут какие-то ящики. Явно фугас ладят. А против фугаса даже танковая броня не устоит. Все, Вася. Не дождешься ты наших.

Наступило оцепенение. Потом, вспоминая эти утренние часы, он никак не мог сказать, что чувствовал. Очнулся около полудня, услышав прямо над головой гул вертолетов. Снова началась пальба. "Вертушки" дали залп ракетами, он увидел, как "духи" разбегаются в разные стороны.

Спустя полчаса подошли танки. Он открыл люк.

Его окружили и смотрели на него так, как смотрят на явившегося с того света. Рядом ударила мина. Все присели, а кое-кто и упал, хоронясь от осколков. Один он остался стоять. "Ты чего, Вася?" - дернул его за рукав лейтенант. Он не ответил. Он пошел к шоссе - прямиком через минное поле. Он знал, что теперь до самого последнего дня его службы в Афганистане с ним ничего не случится. Ни-че-го.

Так и было.

...Перед тем как отдать эти заметки редактору, я позвонил в ветеранскую организацию "афганцев" Украины с робкой надеждой отыскать следы Василия Поляка. Мне было интересно, как же сложилась его дальнейшая жизнь. Удивительно, но уже спустя час из Киева раздался ответный звонок: "Записывайте телефон вашего героя". И вот через двадцать восемь лет я вновь слышу мягкий украинский говор.

Вернувшись после службы из Афганистана, Василий работал слесарем на Ровенской АЭС. Потом у него случился инсульт, он получил вторую группу инвалидности и последние годы вынужден проводить дома. У него взрослая дочь. Орден Красной Звезды. И пенсия, которой "на жизнь хватает". Не без удовольствия он поведал мне о том, что дважды за эти двадцать восемь лет ему давали бесплатную путевку в крымский санаторий.

- Вася, а тот случай по ночам не снится?

- А як же! - тотчас же ответил Василий, словно ждал этого вопроса.

Герой под номером "один"

Если не считать тех, кто получил Золотую Звезду за штурм дворца Х. Амина, то следующим Героем Советского Союза (из живых) стал офицер-десантник Сергей Козлов.

12 февраля 1980 года командир роты старший лейтенант Козлов выслушал приказ дополучить боеприпасы и быть готовым к рейду. Придали ему еще взвод гранатометчиков и два десятка десантников. Показали на карте мост в районе населенного пункта Коджагар, это к северо-востоку от Кундуза, в двенадцати километрах от советской границы. Мост соединял берега горной реки Кокча, впадающей в Пяндж. Задача была такой: путем десантирования с вертолетов двумя группами высадиться на берегах реки, отбить у моджахедов мост, ни в коем случае не допустив его подрыва. Мост, объяснили Козлову, имеет стратегическое значение, он связывает две важных провинции. По нему на северо-восток проследует наша бронегруппа - надо обеспечить ее проход и ждать обратного возвращения.

Что еще? Если верить карте, длина моста - 25 метров, ширина - 3 метра, грузоподъемность - 2,5 тонны. Если верить разведке, охраняли его "духи" числом до 150 человек.

Их - 150, наших - 135, нормальное соотношение, прикинул ротный и, козырнув, попросил разрешения "убыть для исполнения боевой задачи".

В 9.10 Козлов с первой группой из шестидесяти десантников высадился на левом берегу, в полукилометре от моста. Уже при высадке их обстрелял крупнокалиберный пулемет, а с гор по ним "работала" пушка.

Через полчаса на противоположном берегу вертолеты оставили вторую часть роты. По команде Козлова десантники развернулись в цепь и короткими перебежками стали продвигаться к мосту.

Тут обнаружились некоторые "неувязочки". Мост на самом деле оказался гораздо больше, чем следовало по карте. Бетонный, почти новый, он тянул в длину метров на сто, не меньше. И шириной отличался приличной. Словом, это был не какой-нибудь там деревенский мосточек, а самый что ни на есть стратегический объект, потеря которого сильно усложнила бы будущие наступательные операции.

Ну, ладно, карта ошиблась - какой с нее спрос. Однако вторая "неувязочка" была посущественнее. Обнаружив ее, Козлов крепко выругался, не стесняясь близкого соседства рядовых бойцов, а надо сказать, обычно он себе этого не позволял. Выйдя к самой воде, осмотревшись и выслушав по радио доклады командиров взводов, он понял: их бросили на группировку численностью никак не меньше полка.

Теперь наступило время принимать решение. Лежа за валуном, на присыпанной легким снегом земле, Сергей вдруг остро понял: от того, какое решение он сейчас примет, зависит и жизнь вот этих ребят, и его собственная.

Рота против полка? Да к тому же "духи" в обороне, у себя дома... Будут драться как дьяволы. А у него - необстрелянный молодняк.

Валун надежно скрывал его от пуль. Он смотрел на мост и противоположный берег. Под пролетами моста копошились люди в чалмах, тянули провода, закладывали взрывчатку.

Одним своим концом там, на противоположном берегу, мост почти упирался в довольно высокую глиняную башню, превращенную теперь в дот: из каждого окна - по вспышкам было видно - оттуда били крупнокалиберные пулеметы и "калаши".

Он смотрел. Пули ковыряли валун рядом с его головой. Он смотрел и жадно пропускал через себя все увиденное. Он впервые наблюдал противника так близко.

На том берегу, как стало теперь ясно, существовала подготовленная по всем правилам система обороны - с окопами, ходами сообщений, дотами. Оттуда поступила плохая весть: в группе, десантировавшейся там, убит ее командир взводный Евгений Любин. Ах, Женя, Женя... Только училище окончил... Правдоискатель, упрямец... В первом же бою...

Новое сообщение, опять оттуда же: наша атака захлебнулась. Есть раненые. Пора было на что-то решаться. От него ждали приказа. Действия.

Идти на мост цепью - значит оставить убитыми и ранеными не один десяток человек. Да и поднять ли их в цепь? Страшно даже чуть-чуть высунуть голову из-за камня: так густо летит свинец. И будет ли оправданной победа, добытая путем таких жертв.

Ключ к мосту - это теперь абсолютно ясно - трехэтажная башня - дот, из которого ведется интенсивный огонь. Значит...

Другу своему, командиру третьего взвода Араму Авакяну, которого никто не звал Арамом, а все звали почему-то Володей, сказал (именно сказал, а не скомандовал - чтобы было доходчивее):

- Я сейчас пойду к башне, а ты в это время организуй огонь из всех стволов по окнам. Из всех, особенно из пулеметов, понял? Чтобы ни один тип высунуться не смог, понял?

Маленький бородатый Авакян кивнул и, пригнувшись, бросился было к своему взводу, но тут же вернулся, очумело уставился и переспросил:

- Командир, я не понял: кто пойдет к башне? Какой взвод?

- Я пойду. Действуй!

- А-а, - опять ничего не понял Авакян, но переспрашивать уже не стал.

- Готовы? - через несколько секунд крикнул Сергей. Впрочем, он видел, что готовы.

Сергей махнул Авакяну рукой и, едва шквал огня обрушился на башню, поднялся во весь рост и побежал вперед. Один.

Если верно говорится, что смелого пуля боится, то здесь был как раз тот самый случай. И еще невероятное, фантастическое везение.

Козлов бежал по мосту, открытый со всех сторон, бежал так, как никогда не бегал в своей жизни, и сотни глаз следили за этим бешеным спринтом - одни с надеждой, другие - сквозь прицелы автоматов и винтовок - с ненавистью. Когда потом Сергея спрашивали, что он чувствовал, обдуваемый свинцовым ветром, он отвечал: "Было очень жарко, спина вмиг стала мокрой". А дело, напомним, происходило зимой, шел снег, стоял мороз градусов десять.

В карманах ватника у него имелось шесть гранат, в подсумке - четыре запасных магазина к автомату да еще нож десантный. Добежав целым и невредимым до траншеи за мостом, он забросал ее гранатами, в три прыжка оказался прямо у подножия башни и остальные гранаты, не мешкая, швырнул в ее нижние окна: там, внутри, послышались взрывы, вопли, еще взрывы, видно, боеприпасы сдетонировали. Тут Калимулин оказался вдруг рядом, рядовой, он вслед за командиром побежал. Калимулин еще гранат принес, они тоже в башню полетели без промедления. Потом Калимулин решил еще ближе к окнам подобраться, две перебежки сделал, а на третьей пуля его свалила.

Башня уже внутри горела, дым из всех щелей валил, а оттуда все равно стреляли. Потом всю ее сотряс страшной силы взрыв - запасы тола, хранившиеся там, довершили дело. Груда дымящихся развалин осталась от башни...

Бойцы, "заведенные" дерзостью своего командира, довольно быстро подавили сопротивление других очагов обороны, вытеснив оставшихся моджахедов в горы. К 14.00 все было закончено. Потери у Козлова составили семь человек убитыми и двое ранеными.

Сам Сергей после боя долго не мог уснуть. Проверив посты, ходил почти всю ночь по позициям роты, мучаясь вопросом: правильно ли поступил в той обстановке? А еще больше мучаясь от того, что потерял своих ребят. Это были первые жертвы в его роте...

В конце концов, все обдумав и взвесив, Козлов счел свои действия единственно верными в той конкретной ситуации. "Бойцы ведь были совершенно необстрелянные, - объяснил он сам себе. - Если бы я не рискнул, потерь было бы много больше".

Познакомившись с Сережей в Афганистане ранним летом 1981 года, я потом долго не терял его из вида. Добродушный, голубоглазый русский богатырь, он сразу и навсегда внушал симпатию. Будучи слушателем Военной академии, Сережа часто бывал в нашей редакции. Но потом командирская судьба его не сложилась. И виной тому стала извечная русская беда. Так и сгорел...

За что любили капитана

Предыстория моего знакомства с комбатом Ертаевым такова. Знаменитый афганский поэт, министр, общественный деятель Сулейман Лаек однажды в разговоре обмолвился, что одно из своих новых стихотворений хочет посвятить советскому офицеру по имени Бахтияр, с которым он познакомился во время поездки в далекий горный край. Бахтияр, пояснил поэт, это легендарная в тех местах личность, его почитают скотоводы и охотники, торговцы и ремесленники, старейшины племен и священнослужители. Местные жители якобы назвали его именем большое ущелье, а мулла воздает ему хвалу в своих проповедях.

Оказавшись некоторое время спустя в провинции Кунар, а это даже по афганским меркам "у черта на куличках", я выкроил время для того, чтобы увидеться с героем будущего стихотворения.

Глубокое, похожее на каньон, ущелье, образованное угрюмыми скалистыми хребтами. По дну бежит речка со сказочно-голубой водой. На левом берегу теснятся одноэтажные постройки городка, а ниже по течению, на камнях речной излучины, расположен аккуратный палаточный лагерь. Площадка для вертолетов. Парк боевых машин. Хозяйство Ертаева.

Все, о чем рассказывал Сулейман Лаек, подтвердилось. Кроме одного: от рождения звали комбата - Бахитжан. Местные жители на свой лад переиначили его имя. Бахтияр - значит счастье.

Немного времени потребовалось, чтобы понять, отчего так любили горцы этого молодого казаха, почему с таким уважением говорили о нем.

Не всегда была голубой вода в горной речке - густо вплетались в нее кровавые струи. То диктатор Хафизулла Амин жестоко карал местных непокорных пуштунов, то из Пакистана приходили лихие люди. Страшная судьба была у этого городка. Ни одну семью не обошли там потери. Ни одну! Все стены домов и все дувалы выщерблены пулями. Много раз переходил городок из рук в руки: то моджахеды брали, то правительственные войска.

Потом пришел и встал в речной излучине батальон под командованием Бахитжана Ертаева.

С чего начал комбат? В апреле вывел весь личный состав на улицы - с песней шли, с оркестром, только вместо оружия несли с собой лопаты. После короткого митинга взялись за дело - кто арык расчищал, кто разбирал остатки разрушенных строений. Военные грузовики возили с речки камень - для отсыпки дорожного полотна. И часа не поработали, как к ним присоединились местные жители.

Губернатор подоспел. "Надо бы, - говорит, - мечеть подправить". Ертаев командует: "Один взвод за мной - шагом марш!" Мулла вначале понять ничего не мог, испугался, потом исчез, а через некоторое время семенит обратно во главе процессии из самых почтенных старцев. Оказывается, привел их для подмоги в работе.

Вот так завоевывал авторитет у населения 28-летний комбат капитан Ертаев.

К нему потянулись вожди племен ("Посоветуй, Бахтияр"), обиженные крестьяне ("Защити, Бахтияр"), дуканщики ("Помоги доставить товары, Бахтияр"). Он выучил язык фарси, местные обычаи. И про ущелье - тоже истинная правда, сам слышал, как называли ущелье именем Бахтияра.

Но и хитер же был этот казах, ох, хитер! Я прилетел в Асадабад с оказией в составе делегации высокопоставленных бонз из Кабула и Джелалабада, включая двух наших генералов. В первую же ночь недалеко от домика, где Ертаев всех нас уложил спать, поднялась такая бешеная стрельба, какой я отродясь не слышал. Автоматные очереди перемежались уханьем пушек, а потом и вовсе тошно стало: "Град" заговорил. Казалось, все окрестные "духи", прознав про приезд высокой делегации, решили свести с нею счеты, и вот теперь Ертаев вступил с ними в смертельный бой.

На рассвете я поспешил на позиции батальона узнать, в чем дело. Меня поразило полное благодушие встреченных солдат и офицеров, их беззаботный вид. Будто и не было никакого жестокого ночного происшествия. Обескураженный, я нашел капитана: "Что же случилось"? Он плутовски улыбнулся: "Комиссии замучили. Представляешь, из самой Москвы сюда приезжают. Слух там, видите ли, пошел, что в Кунаре драгоценные камни прямо под ногами валяются. Вот и едут "проверять", а на самом деле поживиться. Тогда мы им в первую же ночь "концертик" небольшой устраиваем, и товарищи тут же отбывают".

И действительно, спутников моих и след простыл, спозаранку на первом же вертолете улетели.

Вот так жил и воевал капитан Ертаев.

Прошли годы. В конце 90-х я прилетел в Алма-Ату в составе делегации российских ветеранов войны в Афганистане. В аэропорту нас встречал невысокий седой генерал со звездой Народного героя Казахстана на парадном кителе. Что-то в нем было знакомое. Неужели?

- Бахтияр!

Все другие встречавшие нас казахи с недоумением глянули на меня.

А генерал уже крепко сжимал меня в своих объятиях. Теперь он был начальником генерального штаба Вооруженных сил своей страны, первым заместителем министра обороны.

Нет, не ошибся тогда, тридцать лет назад, афганский поэт С. Лаек.