Грустная история...
Но медицина шагнула так далеко вперед, что абсурдистская пьеса, которую в 66-м году написал польский поэт, писатель и драматург-реформатор Тадеуш Ружевич, с тех пор несколько подутратила свои родовые очертания драмы абсурда и стала претендовать на территорию чуть ли не документально воспроизведенного театрального реализма.
Ну что тут поделаешь с парадоксами времени, когда повсеместный абсурд вокруг перестает как жанр быть абсурдом, а реальность как способ существования становится зыбкой и призрачной, будто сказочное зазеркалье?
Ружевич старую женщину воспевает - недаром многие его пьесы берут начало в его же поэзии. Николай Рощин, поставивший и оформивший как сценограф спектакль "Старая женщина высиживает" на Новой сцене Александринского театра, над ней изощренно экспериментирует.
Причем в своих психофизических тренингах для актеров, с помощью которых он как режиссер добивается почти полного их выхода из бытового состояния на сцене, на этот раз Николай Рощин достигает полного успеха.
Его старая женщина отнюдь не лирическая героиня из стихотворения Ружевича:
"Я люблю старых женщин
некрасивых женщин
сердитых женщин
они соль земли...
старые женщины встают на рассвете
покупают хлеб овощи мясо
убирают готовят
стоят на улице молча
со сложенными руками
старые женщины
бессмертны..."
и так далее.
У Рощина это уже человек, переживший посттравматический синдром хронической усталости, помноженный на синдром эмоционального выгорания. Эта женщина не живет моментом, забыла, что такое сиюсекундное желание, она растворена в своем безвозвратно прошедшем времени. В котором грязный стакан, поданный официантом в ресторане, отнимает не меньшее количество ее внимания и сил, чем проблема деторождения в принципе.
Половая принадлежность ее прослеживается с трудом, неважно, старая это женщина, молодая, блондинка, брюнетка, красивая или обыкновенная она была когда-то, да и женщина ли это вообще - это скорее человек-машина, сосредоточенная на экспериментах с голосовыми модуляциями и застывшими позами.
И здесь Николай Рощин является преданным последователем творческого метода японского режиссера Тадаши Сузуки, под влияние которого попадают многие, но в отличие от него как-то быстро излечиваются.
В итоге и совокупности у Рощина старая женщина получается гипертрофированно старой, и актрису Елену Немзер, героически отважившуюся на такие преображения, просто не узнать.
Спектакль пугает и шокирует. Любителям самых неожиданных сценических экспериментов посвящается. Поклонникам психологического театра и любителям сильных душевных переживаний в партере здесь делать нечего.
Отношения между людьми на сцене режиссер выстраивает не просто прохладные - они схематично ледяные. Но при этом он всегда умудряется ставить проблему по сути.
Например, в другом своем абсурдистском спектакле "В ожидании Годо" в московском театре "А. Р. Т. О." (Актерско-режиссерское театральное общество) Николаю Рощину совсем не нужно было, чтобы герои дождались когда-нибудь этого Годо - гораздо важнее, чтобы они избавились от этого ожидания. Считай излечились. В "Пчеловодах" (из совсем раннего режиссерского творчества Рощина) в Центре имени Мейерхольда он переводил живописные полотна Босха и Брейгеля на язык пластического театра, и от его оживших театральных картин вдруг начинало исходить такое свечение, будто все застывшие в истории искусств грешники с его помощью обретали прощение.
Со "старой женщиной" дело оказалось сложнее. Николай Рощин лишил ее и абсурдной надежды на материнство, хотя игрой светотени умудрился даже воспроизвести процесс родов на сцене.
Очарование от его "Пчеловодов" сохранилось надолго.
"Старая женщина" тоже запомнится. Но нельзя сказать, что это будут приятные воспоминания.